Карт-Бланш для Синей Бороды (СИ) - Лакомка Ната. Страница 1

Ната Лакомка

Карт-Бланш для Синей Бороды

Последний месяц уходящего года порадовал первым снегом. Легкие, как сахарная пудра, снежинки кружились над Ренном, укрывая белоснежной пеленой мостовые, крыши домов и экипажей, войлочные шапки извозчиков и плечи первых прохожих.

Я была одной из первых этим утром, и по-детски радовалась, что оставляю на нетронутом снежном покрове первую строчку следов. Только начало светать, и небо

— жемчужно серое, окрасилось на востоке розовым. Морозный воздух приятно бодрил, пощипывая за бока, потому что накидка моя была зимней накидкой лишь снаружи — подклад на ней был не меховой, а тканевый, но знать об этом никому кроме меня не полагалось.

Свернув на главную улицу, я остановилась перед застекленной лавкой, украшенной гирляндами из еловых веток и веток падуба, повешенных мною вчера. Задрав голову, я полюбовалась на свою работу. Темная зелень листьев и хвои, и алые ягоды создавали праздничное, яркое впечатление. И пусть вчера я совсем перестала чувствовать от холода пальцы, сегодня это казалось совсем не важным. Важно, что лавка сладостей господина Джорджино Маффино стала самой красивой на торговой улице.

Я толкнула двери лавки, тонко прозвонил колокольчик, и тысячи умопомрачительных ароматов окружили меня волшебным облаком — ваниль, корица, апельсин, душистый перец и мята. Все то, что мы добавляли в конфеты, пирожные, торты и кремы. Конечно, король не посылал заказов в наш провинциальный магазинчик, но аристократы на сто миль вокруг покупали сладости постоянно.

— Доброе утро, господин Джордж! — поприветствовала я хозяина лавки — пухлого, как бриошь, низкорослого и деловитого уроженца Бретани, который усиленно выдавал себя за южанина.

— Доброе, Бланш! Если оно и вправду доброе! — проворчал торговец и тут же спохватился: — Не называй меня Джорджем! Сколько раз тебе повторять?

— Прошу прощения, сеньор Джорджино Маффино! — засмеялась я, снимая накидку, повязывая белоснежный фартук в оборках и ополаскивая руки под навесным умывальником.

Помедлив, торговец рассмеялся вслед за мной:

— Зубной боли тебе под новый год, насмешница! Все время ты надо мной подшучиваешь. Но вот засмеялась — и я все тебе простил. Почему бы это?

— Потому что вы меня любите, — ответила я, умильно улыбаясь и хлопая ресницами.

Он опять засмеялся и погрозил мне пальцем, а потом указал на корыто, в котором пузырилось и тяжело дышало сдобное тесто. Вооружившись деревянной лопаткой, я подбила тесто, а потом занялась приготовлением марципановой массы. Сейчас еще раннее утро, но скоро горожане проснутся, лавка гостеприимно распахнет двери, и по улице поплывет божественный аромат свежей выпечки и духовитого рома, который добавляется в сладкие ореховые конфеты.

В лавке были еще две помощницы, но так получилось, что перед самым новым годом одна задумала выходить замуж, а вторая умудрилась подхватить крапивницу, и теперь лежала в городском лазарете, вздыхая об упущенной предпраздничной выручке.

Конечно, господин Маффино надбавил мне заработок в полтора раза, но зато работать приходилось в четыре раза больше. Сам хозяин тоже трудился не покладая рук, а судя по первым зимним заказам, отдыхать нам точно не придется.

Я просмотрела записки присланные леди Сюррен, леди Пьюбери, леди Эмильтон и прочими важными особами, решившими променять великолепие праздничной столицы на наш тихий городок, и громко объявила заказ на сегодня:

— Два марципановых торта, булочки с ванильным кремом, рассыпчатые вафли, шоколадные конфеты — горькие и со сливками, еще два бисквитных торта. Леди Сюррен пишет, что еще не определилась с десертом на новогоднее торжество… Как вы думаете, она опять заставит нас готовить пудинг за сутки до торжества?

— Даже если ее милость изволит захотеть такую глупость, — ответил Маффино, рассыпая по коробочкам засахаренные орешки и не забыв оглянуться на дверь — не подслушал ли кто-нибудь неуважительных речей о знатной даме, — мы окажемся хитрее. Я уже сделал заготовку для пудингового теста. Даже если ее милость захочет пудинг за час до торжества, мы успеем его приготовить.

— Все-то вы предусмотрели, — похвалила я его, добавляя в молотую ореховую массу сахар, смолотый в легкую пыль — почти такую же, какая сыпала сегодня с небес.

— Но что-то мне подсказывает, что она затребует марципановый торт, — продолжал хозяин. — Слишком восторженно она хвалила твое последнее творение. Готовься — ведь придется выдумывать что-то новое. Барашков ты уже лепила, котят и ангелочков — тоже. На стол ее милости потребуется нечто необычное.

— А я уже придумала, — успокоила я его. — Это будет огромная ваза из марципана, полная марципановых фруктов — яблоки, груши, виноград…

— Виноград? — переспросил Маффино. — Как ты это сделаешь?

— Слеплю ягоды отдельно и нанижу на настоящую виноградную ветку. Если ее сначала хорошенько высушить, а потом смазать яичным белком и обвалять в корице — получится очень ароматно и празднично.

— Отличная выдумка! — восхитился хозяин. — Слушай, Бланш, ты замуж не собираешься? — сказано это было с тревогой, и он подозрительно посмотрел на меня.

— А что такое, господин Маффино, вы хотите сделать мне предложение первым?

— Фу ты! — хозяин даже подпрыгнул. — Я простой торговец, а ты — благородная леди! Какое предложение?! Но что мне делать, если завтра какой-нибудь рыцарь умчит тебя в замок на берегу моря? Моя лавка разорится через месяц!

Я опустила глаза, сосредоточившись на замесе марципанового теста, и сказала уже без смеха и кокетства:

— Не беспокойтесь, господин Маффино, замужество мне не грозит. Констанца и Анна еще не пристроены, и неизвестно — найдется ли охотник за столь скудным приданным. А уж про благородную леди сказано было слишком громко. Благородная леди, которая занята стряпней в лавке — разве это не насмешка судьбы? Вряд ли кто-то из рыцарей захочет в жены стряпуху.

В лавке сладостей я работала уже третий год, с тех самых пор, как мне исполнилось шестнадцать. Где-нибудь в столице это могло оказаться неслыханным скандалом — девушка из благородной семьи трудится в лавке, наравне с простолюдинами! Но Ренн славился широкими взглядами на права и правила приличия, и никто не указывал пальцем на меня — младшую дочь безземельного рыцаря, вынужденную работать после смерти отца, чтобы обеспечить приданое старших сестер.

— Не прибедняйся, — отрезал хозяин, разом успокоившись, — Вы в старых девах не засидитесь. Все знают, что красивее девиц Авердин в нашем городе нет. Найдутся и на вас господа рыцари!

— Красивее… — вздохнула я, пробуя марципан на сладость. — Анна и Констанца — возможно. Вон они какие — белокурые, голубоглазые, губки — как лепестки розы. А я в папочку уродилась — и волосы у меня черные, и рот широкий.

— Зато зубки, как очищенный миндаль, и смеешься ты звонко, — утешил меня хозяин

— Сомнительная замена приданому!

— Все, не кисни! — приказал он мне. — Сладости требуют радости. Иначе и конфеты получатся кислыми.

Я не успела ответить, потому что звякнул колокольчик, и мы с хозяином удивленно оглянулись на дверь. До открытия лавки было еще три часа. Кому бы вздумалось приходить в такую рань?

Вошел мужчина, закутанный в меховой плащ, запорошенный снегом, как святой, который в канун праздника разносит детишкам подарки. Капюшон закрывал посетителя, а сам он, по сравнению с коротышкой господином Маффино, показался мне великаном.

— Лавка еще закрыта, господин мой, — сказал хозяин учтиво. — Вам придется обождать, а пока нет ни бриошей, ни бисквитов, ни…

— Твоя лавка открыта, иначе я не смог бы войти, — сказал посетитель, и стало ясно, что он не привык встречать отказа нигде — голос был низкий, властный, тягучий, как мед. — Мне нужны сладости, я заплачу золотом.