Триумф поражения (СИ) - Володина Жанна. Страница 1

Глава 1. Лифт

У всякого нормального человека

временами возникает желание:

наплевать на руки,

поднять черный флаг

и начать резать глотки.

Мыслить как преступник (Criminal minds)

— Ты идиотка? Или просто припадочная? — он перевел взгляд с меня на свою мерзко розовую рубашку с расползающимся на ней кроваво-красным пятном от свежевыжатого гранатового сока. Презрительный взгляд переквалифицировался в бешеный, но он смог совершенно безэмоционально резюмировать. — Скорее, идиотка.

— Мы разве на ты? — огрызнулась я, беспомощно оглядываясь в поисках безопасного угла. Но такового в старом лифте, застрявшем на уровне между третьим и четвертым этажом, не оказалось. Несмотря на достаточно большую площадь, лифт вместимостью шесть человек всегда казался мне крохотной клетушкой, и я до сегодняшнего дня (то есть никогда!) в него за заходила. Лифтовая шахта с указателем этажей, похожим на старый барометр, всегда внушала мне полное недоверие. Но желание оставить последнее слово за собой сорвало пожизненные предохранители — и я залетела в лифт прямо за тошнотворно розовым Хозяином.

И мне скоро станет плохо. Надо продержаться всего несколько минут. Римма Викторовна уже сообщила, что проблема с застрявшим лифтом будет вот-вот решена.

Почему у меня не арахнофобия? Прости, Василий, я от страха погорячилась.

Вот очень изящная боязнь — дентофобия. Так нет, не она!

Модная номофобия? Как это современно: бояться остаться без мобильной связи! Увы, и не она.

Вот прекрасный вариант — аблютофобия! Была бы я сейчас в заношенном, нестираном брючном костюме, который элегантно сидел бы на моем немытом, дурно пахнущем теле.

Или атихифобия, например? А что? Чудесный выбор! Боязнь совершить ошибку, маниакальное стремление к порядку, успеху, положительному результату. Только этот вариант больше подойдет не мне, Нине Симоновой-Райской, а господину Тостеру. Да! Сегодня он будет Тостером и лишится почетного звания господин Холодильник, которое получил от меня в самом начале нашего знакомства за высокий рост, широкие плечи и параноидальную любовь к белым, нет, белоснежным рубашкам.

Пока паническая атака не привела к ярко выраженным физиологическим симптомам и не выдала меня с головой, я начинаю грациозно и очень интеллигентно садиться на пол лифта.

— Тебе плохо или ты так артистично демонстрируешь мне свой страх? — недовольный (впрочем, как всегда!) моим поведением Тостер подхватывает меня подмышки. — Ни за что не поверю, что ты меня боишься! Или у тебя клаустрофобия и я первый раз ни при чем?

— Вовсе нет! — вяло сопротивляюсь я, схватившись за розовую ткань его модной сорочки, подаренной ему святой Светланой, и еле-еле выговариваю, гордясь и своей памятью, и четкостью речи. — У меня нет никаких фобий, кроме гексакосиойгексеконтагексафобии.

— Вы скоро?! Девушке совсем плохо! — рычит в динамик Тостер, и испуганный голос нашего инженера Дениса Владиленовича сообщает, что буквально через пару минут нас спасут.

— Смотрите, вычту из вашего жалования стоимость каждой минуты сверх обещанной вами пары! — продолжает рычать Хозяин всего и всех в этом здании.

— Даздрасен Владиленович — механик от бога! — кидаюсь я на защиту старого друга, болтаясь в руках Хозяина тряпичной куклой. — За столько лет этот лифт ни разу не ломался. Ни разу! Пока…

— Пока ты в него не влетела, — понимающе заканчивает за меня Тостер, неуклюже поворачиваясь со мной в руках, словно пытаясь найти место для моего складирования, но так и не решившись посадить меня на посыпанный стеклянной крошкой пол лифта. — Ты говоришь второе непереводимое слово. Это признак панической атаки?

Ничего не придумав и, видимо, устав поддерживать меня под руки, Тостер взял меня на руки.

— Всё переводимо, — ворчу я, тут же потеряв связь с приступом, поскольку оказалась в объятиях личного врага, войной с которым живу и энергетически подпитываюсь уже полгода. — Дениса Владиленовича на самом деле зовут Даздрасен Владиленович. Да здравствует седьмое ноября. Стыдно не знать!

— Стыдно?! — мышцы на руках Тостера сжимаются, словно он решил бросить меня на пол. — Почему я должен стыдиться того, о чем я не знаю, поскольку об этом мне никто не говорил?

— Потому что это ваши люди, без которых жизнь этого дома невозможна. Юрий Александрович всё обо всех знал. А Дарья Владиленовна, сестра Дениса Владиленовича, тоже не Дарья, — радуюсь я дополнительной возможности рассориться с Хозяином перед тем, как мы расстанемся, словно почти драки, разбитого кувшина с соком и испорченной (надеюсь, навсегда!) рубашки недостаточно.

— И кто же она? — спрашивает меня Тостер, встретившись наглым взглядом своих больших карих глаз с моим гордым (гарантирую!) взглядом.

— Она Даздраперма, — снисходительно сообщаю я, не собираясь помогать ему в расшифровке.

— Тоже что-то там да здравствует? — находчиво говорит Хозяин.

— Да здравствует первое мая! — хвастаюсь я осведомленностью. — Это они для таких, как вы, вынуждены родные имена менять на удобные.

— Как я?! — Тостер подбрасывает меня на руках, словно я кусочек поджаренного хлеба. — Я-то здесь причем? Люди с труднопроизносимыми именами представляются Денисом и Дарьей, а я виноват? Ты дура?

Начинаю ужом вертеться в его руках, пытаясь встать на пол. От боязни не осталось и следа! Да я про нее просто забыла! Тостер дает мне встать на ноги, но только для того, чтобы прижать к своей груди мою спину.

Мой костюм! Ленка убьет меня! Я его непоправимо испортила мокрой от гранатового сока рубашкой.

— Не рыпайся! — Хозяин прижимает меня еще сильнее. — Стекло кругом! Не хватало еще, чтобы ты и кровавые порезы на меня списала.

Затихаю, придумывая достойный ответ, но ничего не приходит голову от нервного перенапряжения.

— Если сейчас эти Да здравствует не запустят лифт! — снова рычит в динамик Тостер. — Всех поувольняю к чертовой матери! Всю секту староверов.

— Какое невежество! — радостно фыркаю я, вдохновленная новой темой противостояния. — То староверы, а это люди с революциоными именами! Тогда бы они были Каллистратами, Ермилами, Гермогенами, а не Да здравствует.

— А их дети? — вдруг спрашивает меня Хозяин, развернув лицом к себе и пачкая (гадина!) мой великолепный голубой брючный костюм и спереди.

— Что их дети? — бессильно рычу уже я.

— Как зовут их детей на самом деле? Это же Павел Денисович и Павла Борисовна? — говорит Тостер, поражая меня знанием того, что и дети моих старых друзей работают на него в этом доме.

— Вы знаете, что они их дети? — саркастически ухмыляюсь я.

— Я знаю о своих работниках всё! — Тостер начинает перегреваться. — Мне просто была неизвестна эта оригинальная страница их биографии.

— Павел Денисович — Пофистал Даздрасенович, а Павла Борисовна — Польза Борисовна, — ворчу я и вдруг ощущаю исходящую откуда-то мелкую дрожь. Неужели лифт тронулся, пока не тронулась я в этом замкнутом пространстве? Нет. Это смеется мой Тостер, то есть наш Хозяин.

— Что смешного вы услышали? — сквозь зубы спрашиваю я. — Сын нашего инженера, наш же кондитер, Пофистал — Победитель фашизма Иосиф Сталин. А Польза — Помни Ленинские Заветы. Что здесь смешного?

— Отчество Борисовна! — уже во всё горло хохочет невоспитанный Тостер. — Отчество подкачало!

— Ну, — против воли улыбаюсь я. — С каким именем Даздраперма Владиленовна нашла мужа, с таким отчеством дочь и ходит. Вы испачкали мой костюм!

— Неужели?! — издевается Тостер. — Я? Твой костюм?

— И неадекватно перешли на ты, хотя ни просьбы на это не выражали, ни разрешения не получали! — снова начинаю вырываться я.

Меня снова берут на руки. Лифт приходит в движение. Мы сжигаем друг друга ненавидящими взглядами. Лифт медленно останавливается на первом этаже, и все работники нашего агентства "Твой праздник" торжественно встречают нас. Римма Викторовна держит в руках аптечку. Денис Владиленович чемоданчик с инструментами. А Павел Денисович поднос с чашечкой дымящегося ароматного кофе. Все в ужасе смотрят на меня, сидящую на руках Хозяина, на его розовую рубашку, залитую соком, на засыпанный стеклянными осколками пол лифта.