Страдания среднего возраста (СИ) - Прага Злата. Страница 1

Часть I. Анжелика и тролль. Глава 1. Ангел во плоти

Я глубоко верую в мудрость Господа Бога.

А одним из главных проявлений мудрости является чувство юмора…

Иоанна Хмелевская

Пролог

Заглянуть в чей-то рот — всё равно, что заглянуть в душу, в бездну тайн этой души, ибо внешнее отражает внутреннее, даже такое скрытое внешнее, как зубы, а зубной канал подобен глубокому тайному колодцу, уводящему в лабиринты сокровищниц сознания пациента…

Эта своеобразная философия, которую исповедовал гений стоматологии, мудрец и дамский угодник, завотделением крошечной районной стоматологии Лев Борисович Кац, в своё время не вдохновила красавицу Анжелику Малинину, и она со вздохом облегчения уволилась с должности стоматологической медсестры, которую за год до этого с огромным трудом и по большому блату для неё исхлопотали мама с папой по шапочному знакомству с Львом Борисовичем. Но родители уехали жить к её обеспеченному старшему брату в Питер, а она больше не могла мириться со своей неромантичной работой и согласилась на предложение одной старой знакомой поработать продавцом вечерних платьев во вновь открывшемся прилично-дорогом бутике в огромном торговом центре.

Только шагнув в прохладное благодаря работе кондиционеров помещение, наполненное таинственным шорохом шёлковых платьев, Анжелика поняла, что с медициной в её жизни покончено навсегда. С вожделением разглядывая будущий товар, поражающий изысканностью кроя, качеством тканей, богатством цветовой гаммы и изяществом аксессуаров, Анжелика чувствовала себя принцессой в собственной гардеробной огромного замка. И тут её постигло первое разочарование её новой волшебной жизни. Рабочей формой продавцов были узкие синие джинсы и простенькие чёрные маечки навыпуск, скрадывающие фигуры…

Часть I. Анжелика и тролль

Слепое везение и слепое

Глава 1. Ангел во плоти

Возраст женщины выражается в килограммах.

Иоанна Хмелевская

Утро входит в мою сознательную жизнь независимо от выходных и времён года одинаково — обрывком чудесного сна, улетающего в мир сновидений, краешком пламенеющего крыла задевающего ресницы спящей хозяйки. Я распахиваю глаза, словно пытаясь досмотреть волшебный сон про волшебную любовь, и окончательно просыпаюсь. И каждый раз шумно вздыхаю, выражая таким образом разочарование окружающей реальностью.

Главное разочарование всякий раз ожидает меня при встрече с зеркалом. Оттуда на меня смотрит вовсе не воздушная изящная фея с золотыми кудрями и лучистыми голубыми глазами, какая живёт в моём сознании с самого детства, а пышнотелая статная брюнетка с бюстом, как говаривал мой первый муж «на четвёрочку», с томными карими глазами, украшенными длинными густыми ресницами, делающими меня чем-то похожей на мультяшную бурёнку. Бюст и бёдра стекаются в тонкой талии, делающей мой силуэт рельефно-гитарным, весьма затрудняющим выбор одежды.

Контрастный душ, профессиональная чистка зубов как вредная привычка с прошлой жизни и вот оно — второе потрясение: весы. Электронные стеклянные весы с множеством омерзительных функций мне подарили на день рождения коллеги из торгового центра. Подлые завистницы! Мой бюст не даёт им покоя, вот они и не устают намекать на задницу. Осторожно ступаю на холодящую пятки подставку, похожую на стартовую площадку для ракеты на каком-то космодроме, и опускаю голову вниз. Упираюсь взглядом в собственные полушария груди и нагибаюсь чуть вперёд. Блямс! Две цифры, символизирующие бесконечность и пустоту, приводят меня в ужас. Ни одна женщина не может не чувствовать вину за все слопанные ею пирожные, когда весы показывают восемьдесят килограммов!

Так, всё! Жиру бой! До моего дня рождения остаётся ровно неделя, так что я должна вписаться в запланированное платье. Прощайте безешки и эклеры и да здравствует морковка и свежие огурцы!

— Ма-ам! — раздался в уютной трёхкомнатной хрущёвке медвежий рёв.

Сыночка мой проснулся!

— Да, дорогой!

Я оборачиваюсь и с материнским умилением смотрю на двухметрового, заросшего трёхдневной щетиной, двадцатилетнего детину атлетического сложения с родными карими коровьими глазами.

— Мам, мы с парнями через неделю заваливаемся к «Петровичу» на шашлыки с раками по поводу моей днюхи. Подкинешь деньжат? Зачту как подарок!

Я обречённо вздыхаю. Как это я запамятовала, что двадцать лет назад сдуру родила сына в собственный день рождения? Теперь мы с ребёнком вечно падаем накануне своих именин первого июля в бездонную финансовую пропасть. Подлая мысль о том, чтобы не давать, мелькнула в сознании и растаяла: материнский инстинкт оказался сильнее голоса разума.

- Конечно, сыночка, подкину. Сколько?

Толик, названный в честь деда, моего папы, озвучивает сумму с дедовской невозмутимостью. Во мне же просыпается возмущённое негодование.

— Сколько?!

— Ма, ну мне же двадцать!

— А мне сорок! И что с того? У меня типа тоже днюха! — перехожу я на язык, понятный ребёнку.

— А тебе же в этом году отмечать нельзя! — со злорадным торжеством пятиклассника, подловившего училку на случайной ошибке, выдаёт сынуля, сияя людоедской улыбкой.

— Как это нельзя? — растерянно спрашиваю я.

— Потому что сорок! Сорок лет не отмечают!

Я замираю, поражённая этой мыслью. В голове тут же возникают белый лист и чёрный маркер, который мысленно делит этот лист пополам, разделяя на две колонки плюсы и минусы обрушившейся на мою едва проснувшуюся и ещё даже не причёсанную голову информации.

Та-ак, отмечать нельзя, не будет кучи букетов и комплиментов, это минус. Зато не будет и кучи никчёмных сувениров, которые и не выкинешь, и без слёз не взглянешь, это плюс. Не будет весёлого застолья с тостами в мою честь. Это минус. Зато не надо накрывать поляну и мыть гору посуды, да и вообще не надо делать уборку до и после гостей. Ого! Сразу три плюса! А как же запланированное платье? Худеть пора в любом случае! Ну, схожу одна в ресторан. Или с подругой — на романтичную охоту. Так, это тоже плюс! Ладно, подкину сыну ещё пару штук.

Всё это время он коршуновским взглядом следил за изменениями моего лица, так что уже и так понял, что победил.

— Спасибо, мамуля! Ты сущий ангел! — и он чмокнул меня в щёку.

— На здоровье. Только побрейся!

— Ма, я с парнями иду, а не с девчонками! Зачем зря скрести рожу бритвой?

— Для красоты и для здоровья!

— Как регулярно бреющийся страдалец, скажу честно: никакого здоровья скрябанье бритвой по физиономии нам не прибавляет!

— О, господи. Ладно, давай завтракать.

— Давай. Чего у нас сегодня?

— Да, как всегда: или омлет, или оладьи. Ой!

Я замираю и поднимаю на сына виноватые глаза.

— Извини, Толик, но с сегодняшнего дня мы на диете. Огурчик будешь?

— Солёный с водкой, — мрачнеет сын и рычит, — какая диета, блин?!

— Не кричи, милый. У тебя шашлыки и парни, а у меня новое платье и фигура.

— Во, блин, я попал! И чего? Опять месяц не жрать, пока у тебя бзик не пройдёт по похуданию?

— Спасибо за понимание, милый!

Я ухожу в комнату под ворчание сына, который скрывается в своей. После отъезда моих родителей в Питер мы с Толиком поселились в их квартире, где две крошечные комнатки выходят в одну побольше. Так у нас с сыном оказалось по спальне и общая гостиная, она же спортзал, выраженный боксёрской грушей и велотренажёром, кабинет, отмеченный столиком с компьютером, и столовая, потому что в кухне размером со спичечный коробок есть было совершенно негде, да и готовить особо не развернёшься, так что мы поставили стол в гостиной.

Но была в нашем уютном домашнем замке ещё одна волшебная комната — ванная, оборудованная моим вторым мужем и вызывающая завистливые вздохи наших знакомых. После развода второму мужу досталась моя машина, а мне — наша ванная. Ванная-душевая с раздвижным стеклом с функцией джакузи, встроенная под туалетный столик стиральная машина, компакт-унитаз, зеркало с подсветкой — всё уместилось на стандартной площади совмещённого санузла, где пол был с подогревом, а плитка с редким марокканским узором. Даже пушистый белый коврик на полу радовал своей щенячьей уютностью.