Семь миров: Импульс (СИ) - Пикулина Тамара Сергеевна. Страница 1

Тамара Сергеевна Пикулина 

Семь миров: Импульс

Глава 1. Тулона

По легенде, Тулона появилась первой. Планета серебристого цвета, с белыми разводами глаз и бровей, она витала на четвертой орбите от Оникса, в окружении двух верных спутников — Каты и Аякса.

Капсула Марсия приближалась к Тулоне. Это было завершением девятой сопроводительной экспедиции для молодого пилота. Он испытывал сильную усталость, но старался не терять внимание, понимая, что делает нечто важное для своего мира. На тонких серебряных тросах в невесомости возле него плыли огромные кубические кристаллы с газом аргоном. Тулонцы везли этот ценный груз с планеты пацифов.

Аргон был нужен для того, чтобы сделать атмосферу Тулоны пригодной для человека. А пока жизнь на планете таилась в сокрытых внутри городах. Но люди не переставали верить, что уже скоро смогут выйти под открытые лучи звезды Оникс. Все знали: шанс превратить ядовитую атмосферу Тулоны в кислородную был.

Но прогресс шел так медленно, что ни одно из поколений не успевало увидеть существенных улучшений. Поверхность планеты по-прежнему была холодной и непокорной. И все же за тысячи лет работы тулонцы смогли пустить реки, частично растопив многовековые льды на полюсах, и даже рассадить неприхотливые растения по поверхности, преимущественно мхи. Крупицы кислорода стали поступать в атмосферу, и это было небывалым достижением для холодного мира.

Из века в век, из уст в уста повторялось одно и то же наставление: «Крепитесь, это лишь временное заточение, и скоро люди увидят мир и звезды и будут дышать без куполов и стен».

Марсий был из тех, кто также верил и служил своему миру с невероятным старанием. Но сейчас он смотрел вниз уставшими глазами, просчитывая траекторию снижения. Многогранные линзы позволяли пилотам по-особому воспринимать пространство. В них он мог видеть магнитное и гравитационное поле каждого предмета, настраиваться на них и управлять ими. На протяжении трех тулонских суток Марсий не снимал их и уже стал забывать, как мир выглядел на самом деле.

Спустив грузы, пилоты получили заветную свободу и быстро разлетелись. В одиночестве провожая взглядом капсулы коллег, Марсий сделал вывод о том, что он один не спешит домой, а все, вероятно, оттого что там его никто не ждал. Вытащив из глаз линзы, он на несколько мгновений откинул голову и посмотрел в небо.

Сквозь рассеявшуюся в один миг мглу проступили тысячи ярких точек, величественно красующихся на черном лице неба. Наблюдать за звездами, мимо которых совсем недавно мчался, было особым ритуалом для Марсия. Тысячи огоньков, рассеянных по необъятному пространству вселенной, лили на него мягкое сияние. Мысль о бесконечности охватывала все его тело и уносила к далеким мирам, недоступным для слабого человеческого взора. Словно погруженный в сон, он смотрел на сверкающие алмазы, дрожащие среди бархатной черноты, ожидая, что вот-вот одна из них сорвется с места, подхватит его и покатится в неизмеримые бездны, пересекая звезды одну за другой в беспредельном пространстве вселенной, и непременно принесет его в тот мир, который он ищет всю свою жизнь. Проникнуть в таинственную даль, чтобы наконец открыть тот новый свет, существовавший много тысячелетий до него, — об этом он мечтал более всего.

Марсий чувствовал, что где-то — возможно, совсем близко, возможно, даже в его галактике — существует планета, идеально подходящая для людей, изобилующая кислородом и водой, не раскаленная и не ледяная, а именно такая, которую все хотят. И пусть за тысячи лет поисков семимиряне уже отчаялись обнаружить такое место, вера Марсия была подпитана видениями, которые приходили к нему с самого детства. Он видел сказочный мир своими глазами, он бредил им, он бывал там и знал все о нем: какого цвета там облака, какая звезда ходит по небосклону, что там растет и какие живут звери. Временами он даже слышал звуки и ощущал ароматы. Жаль, но в реальность его видений никто не верил. Подумав об этом и тяжело вздохнув, он двинулся в город.

Марсий жил в столице, в самом теплом районе планеты возле экватора, но и там две трети года температуры были отрицательными.

Постепенно он достиг Ока, так называли единственный видимый фрагмент столичного города Ари, напоминавший сверху огромную хрустальную лупу, брошенную на серебряный песок. Через нее непрерывным потоком в город поступала энергия Оникса, питавшая его мир. В этот вечер лупа была по-особому подсвечена синим.

«Почему синий?» — спросил себя Марсий, но тут же вспомнил про праздник: «Ах, ну да, торжество… Оно, кажется, было совсем недавно, и вот снова прошел год, а я никак не продвинулся в своих поисках. Печально, как, впрочем, и весь этот праздник.»

Праздник посвящался большой трагедии древности. Тысячелетия назад, во времена, когда мхи еще не сковали песок, случилась большая буря, засорившая Лупы. Две трети населения внутрипланетных городов погибли, и только когда нескольким героям ценой своих жизней удалось восстановить механизмы, их мир получил второй шанс, и день этот вошел в историю, открывая собой каждый новый оборот вокруг Оникса. Марсий посмотрел на свое отражение в зеркальной глади иллюминатора и поспешно отвернулся: одним из героев был его предок, родоначальник дома Лаунов, великий воин и легенда, а он по-прежнему оставался безвестным, далеким от заслуг своего именитого рода.

Он медленно спускался в город через шлюз.

Несмотря на статус внутрипланетного, город был ярко освещен. Свет, проникающий сквозь гигантскую лупу, рассеивался в разные стороны и зеркалами раздавался по другим городам. Сквозь лупу временами можно было разглядеть Оникс, поэтому площадь под Оком никогда не пустовала. В любое время суток там стояла толпа зевак, одержимых мечтой увидеть светило. Люди верили, что, если Оникс отбросит на них луч, их непременно будут ждать счастье и удача.

Проходя мимо, Марсий услышал незнакомый диалект тулонцев. По-видимому, они приехали из далекой провинции. Многим эта дорога сквозь мантию планеты стоила годового заработка, но вера в звезду была настолько глубокой, что люди не жалели ничего, кроме как увидеть кусочек неба, доступный для их глаз только здесь и более ни в одном другом городе Тулоны.

У Марсия всегда сжималось сердце при виде этих бедолаг. Он не мог представить подобной жизни и всегда отворачивался, стараясь не поддаваться эмоциям. Беглый взгляд его успел вычленить маленького мальчика, пытающегося разглядеть хоть лучик от Оникса среди спин, плеч и волос взрослых. Он с такой надеждой и любопытством задирал голову вверх, что Марсий не выдержал, незаметно подошёл к нему и вытащил из рюкзака транслятор, передающий виды с орбиты Тулоны.

Он присел возле ребенка и неспешно стал показывать, как перескакивать с одной магнитной линии на другую, после чего протянул прибор мальчику и, воспользовавшись моментом его увлеченности, незаметно улизнул. Марсий быстро зашагал в сторону своего дома, опасаясь благодарности родителей и лишнего внимания.

Он жил в военном квартале вместе с многочисленным служащими столицы. В этом смысле ему повезло: все лучшее всегда доставалось именно военным династиям. Они и жили выше, ближе к Оку и вдали от раздражающих испарений нижнего озера, и климат там был теплее, отчего дома служили дольше и меньше было в них поломок.

Марсий шел вдоль аллеи Генералов. Называлась она так потому, что, проходя по ней, можно было увидеть голограммные скульптуры всех тех, кто стоял у власти с самого начала времен. Все генералы были красивы, сочетали в себе черты истинных тулонцев: крепкие, белокурые, голубоглазые, с белоснежной кожей. Марсий выглядел как они, но был другим по сути. Он быстро шел мимо них с опущенной головой, стараясь не смотреть ни на одного из генералов. Виной всему был стыд, который он испытывал перед каждым из них. Многие из скульптур были возведены в честь его предков, так как он принадлежал к одной из трех правящих династий. Мало того, он был последним потомком по прямой линии Лаунов и впервые за всю историю рода был лишен не только права избираться в правители, но и быть членом совета «Двенадцати». Но выбора не было, только эта аллея вела к его дому, и в очередной раз он должен был идти по ней. Марсий чувствовал кожей, как величественные белые лица морщатся и отворачиваются, лишь заслышав его шаги.