Сон Лилии(Легенды и сказки) - Любич-Кошуров Иоасаф Арианович. Страница 1
Иоасаф Любич-Кошуров
СОН ЛИЛИИ
Легенды и сказки
СОН ЛИЛИИ
Глава I
Стоит только закрыть глаза — и тогда правда кажется, будто камыши и плакун — трава и осока точно шумят о чем-то по-своему, точно переговариваются между собою и тоскуют и плачут…
И даже есть что-то грустное и тоскливое в том, как они наклоняются к воде, когда по ним пробегает ветер…
Долгий, тихий, грустный, монотонный шум.
Только лилии стоят неподвижно и прямо на своих тонких, стройных стеблях…
И кажется, гнутся камыши, и плакун-трава к лилиям и тоскуют о том, отчего лилии стоят неподвижно и молча, и хотят заглянуть в самую середину их белоснежных чашечек…
Отчего молчат лилии? Отчего они не поют вместе с ними эту грустную песню без слов?..
Но раз, в один тихий вечер, умолкли камыши и осока и плакун-трава…
Они умолкли потому, что одна из лилий запела свою песню…
Она была прекрасна, эта лилия, — с ярко-зелеными листьями с золотыми от солнца брызгами на лепестках…
И она пела, слегка согнув свой стройный стебель и отдав на волю течения зеленые листья… Она пела:
Лилия умолкла…
Ее листья все тянулись, увлекаемые водяными струями, в одну сторону, и в ту же сторону наклонялся стройный стебель…
Опять зашумели камыши, зашумели долгим, грустным, монотонным шумом…
Слышно было, как через равные промежутки времени тихо плескалась река о пологий берег, точно дышала.
Весь берег был в камышах, в осоке, зарос лозою и ракитами. И, казалось, в самой глуши камышей, лозы и ракит притаилась какая-то жизнь; и оттого временами вдруг зашевелят листьями ракиты и зашелестит камыш, что эта жизнь, схоронившаяся в них, тоже дышит, как дышит река, и еще не уснула и не успокоилась на ночь.
А ветра, как будто совсем не было.
И правда, на лугу не ощущалось ветра.
Только чуть-чуть шелестели листья ракит по берегу ручья.
И казалось, они шептали что-то друг другу, или кому-то о чем-то рассказывали, чего никогда, и никто не узнает в мире, ни один человек…
Или это ночь рассказывала им сказку, или убаюкивала их.
И камыш, и лоза, и белые, и желтые лилии, казалось, затихли и не колышутся, и стоят, выпрямившись неподвижно, потому что им нельзя пропустить ни одного слова из того, что шепчет им ночь… Ведь то, что она шепчет им, слетело в мир с самого неба, от самого Бога.
И поэтому они стоять так тихо, и все кругом так торжественно и тихо, — как в храме.
Зажглись первые звезды; из-за горизонта, в том месте, где должен появиться месяц, по небу разлился слабый красноватый отблеск, будто кто-то зажег там большую лампаду…
Шелест в камышах и ракитах совсем затих… Но, казалось, в воздухе еще дрожал последний отголосок торжественной ночной музыки.
По-прежнему недвижно стояли камыши и лилии. Бледный, слабый свет разлился по полю и лугу: месяц встал над горизонтом…
Чашечки лилий закрылись и спрятались в воду шепнув камышам:
— До завтра, до завтра…
И камыши тоже в последний раз прошумели в ответ:
— Покойной ночи, покойной ночи!
И кивали тихо верхушками.
Все стихло.
А во ржи, на поле, теперь громко застучали свою дробь перепела.
Вы знаете, зачем по ночам кричат перепела?
Может-быть, их нанимают бить в колотушки, чтобы пугать разный недобрый народ? Я не знаю. Но ведь правда, что они ходят по полю и отстукивают свое «спать пора, спать пора» все равно, как бьют в колотушки?
Одной из лилий в эту ночь приснился странный сон. Она была самая юная из всех лилий в речке в той местности, и, может быть, потому-то ей и приснился такой сон…
Подполз будто бы к ней большой черный рак с длинными усами, тронул ее клешней пошевелил усами и сказал:
— Эй вы!..
И опять слегка тронул клешней за стебелек, глянул вверх по стеблю и сказал:
— Эй вы! Послушайте: вы знаете, кто я?
— Кто? — спросила лилия.
— Волшебник, — сказал рак, крякнул, уперся усами в песок и стал клешней чертить на песке какие-то странные знаки. Потом посмотрел на лилию и глухо произнес, указывая ей глазами на свои знаки:
— Видели? Как только вода смоет этот рисунок, вы обратитесь в человека и пойдете по земле… Ведь вам, кажется, хочется покинуть родную речку?.. Вы думаете, я не слыхал, как вы пели!
И он опять взглянул на лилию снизу-вверх, немного сердито и взглянул хмуро.
— А потом вы вернетесь в речку, на это же место, — добавил он.
Больше он ничего не сказал и сейчас же стал пятиться задом к большой торчавшей в песке кочке, где у него была его нора.
Он сел у входа в нору и принялся наблюдать, как вода мало-помалу размывала таинственные знаки, начерченные им на песке.
Лилия тоже смотрела на эти странные знаки…
Она чувствовала, что какая-то непонятная сила отрывает ее от корня, что ее стебель тянется все кверху, все кверху, и скоро она уже перестала ощущать свою связь с корнем, — как будто никогда и не было этого корня…
На минуту она потеряла сознание.
Она испытывала только необыкновенную легкость во всем теле.
Вдруг она увидела звезды и небо.
Она почувствовала, как раскрываются ее лепестки, и она точно выходить из себя — из своего тела, из своих листков, из той оболочки, в которой она жила до сих пор. Точно она сменяла платье…
Теперь она жила иной жизнью, а то была старая жизнь; воспоминания о той жизни перемешались и спутались с впечатлениями новой жизни…
Она уже не думала больше ни о своих листьях, ни о своем стебле: ей казалось, что она, действительно, только переменила платье…
И она не обернулась и не взглянула на свое прежнее платье…
Ведь она уже не была больше лилией…
Она стояла на берегу речки, стройная, как стебель, голубоглазая, белокурая, с тонкой грациозной шеей и с цветком лилии в волосах…