Помпеи - Харрис Роберт. Страница 1

Роберт Харрис

Помпеи

Примечания автора

Римляне делили день на двенадцать часов. Первый, horaprima, начинался с восхода солнца. Последний, horaduo-decima, заканчивался с его закатом 1.

Ночь делилась на восемь страж — Vespera, Prima fax, Concubia и Intempesta шли до полуночи, Inclinatio, Gallicinium, Conticinium и Diluculum — после полуночи 2.

Дни недели были посвящены Луне, Марсу, Меркурию, Юпитеру, Венере, Сатурну и Солнцу.

События, описанные в книге, происходят за четыре дня.

В последнюю неделю августа семьдесят девятого года от Рождества Христова солнце вставало над Неаполитанским заливом примерно в 6 часов 20 минут.

МАРС

22 августа

ДВА ДНЯ ДО ИЗВЕРЖЕНИЯ

Conticinium

[04.21]

Они покинули акведук за два часа до рассвета и при свете луны отправились в холмы, окружающие порт, — цепочка из шести человек, акварий впереди. Он лично постягивал рабочих с кроватей, и теперь они, одеревеневшие со сна и мрачные, жаловались на него — не понимая, что в теплом неподвижном воздухе их голоса разносятся куда дальше, чем им кажется.

— Дурацкая затея, — пробурчал кто-то.

— Мальчишка свихнулся на своих книжках, — отозвался другой.

Акварий прибавил шагу.

«Пусть себе болтают».

Он уже чувствовал зарождение дневной жары, предвещающей еще один день без дождя. Почти все члены его бригады были старше аквария, и все без исключения — выше; акварий был крепко сбитым, мускулистым, коротко стриженным шатеном. Черенки инструментов, которые он нес на плече — тяжелой бронзовой кирки и деревянной совковой лопаты, — натирали загорелую шею. Но акварий, невзирая на это, шагал быстро и размашисто, твердо ставя босые ноги, и лишь когда оказались высоко над Мизенами, там, где тропа раздваивалась, остановился, опустил свою ношу на землю и подождал остальных.

Акварий вытер тыльной стороной ладони пот со лба. До чего же сверкающее небо тут у них, на юге! Даже сейчас, перед самым рассветом, огромный звездный купол спускался до самого горизонта. Акварий видел рога Тельца и перевязь с мечом, принадлежащие Охотнику. Вон Сатурн, вон Медведица, а вон и созвездие, которое тут именуют Виноградарем, — то самое, которое всегда поднимается над созвездием Цезаря в двадцать второй день августа, возвещая, что пора собирать виноград. Завтра наступит полнолуние. Акварий поднял руку к небу — его короткие пальцы черным силуэтом отчетливо вырисовывались на фоне мерцающих созвездий. Акварий вытянул пальцы, сжал в кулак, снова распрямил, и на миг ему почудилось, будто он — тень, ничто, а свет весом и материален.

Снизу, из порта, донесся плеск весел; это ночной дозор проплывал между пришвартованными в гавани триремами. Пара рыболовецких суден подмигивали желтыми огоньками-светильниками с другой стороны залива. Где-то залаяла собака; ей отозвалась другая. А потом на тропе послышались голоса рабочих, медленно карабкавшихся следом за акварием. Надсмотрщик Коракс — акварий узнал его по местному резкому выговору — бросил: «Глядите-ка, наш-то новый, машет ручкой звездам!» — и остальные рассмеялись, хватая ртом воздух. Всех их — и рабов, и свободных — сейчас уравняло негодование.

Акварий опустил руку.

— По крайней мере, — сказал он, — с таким небом нам не нужны факелы.

Он вновь взбодрился, подобрал инструменты и закинул обратно на плечо.

— Пошевеливайтесь, скоро рассвет.

Акварий сощурился, вглядываясь в темноту. Одна тропа уходила на запад, огибая холмы. Вторая вела на север, в сторону города Байи, приморского курорта.

— Думаю, нам сюда.

— Он думает! — фыркнул Коракс.

Акварий еще накануне решил, что наилучший способ общаться с этим надсмотрщиком — игнорировать его. А потому он молча повернулся спиной к морю и звездам и двинулся вверх по темному склону. В конце концов, к чему еще сводится руководство, если не к умению наугад выбрать из нескольких путей один и уверенно делать вид, будто твой выбор чем-то обоснован?

Тропа становилась все уже и извилистей. Акварию приходилось ступать боком, временами хватаясь за склон свободной рукой; ноги его скользили, и камешки сыпались куда-то во тьму. Всякий, взглянув на эти бурые холмы, выжженные летними пожарами, решил бы, что тут должно быть сухо, как в пустыне. Но акварий знал, что это не так. И все же он чувствовал, что прежняя его уверенность начинает слабеть. Он попытался вспомнить, как выглядела эта тропа под слепящими солнечными лучами. Днем, когда он впервые разведал ее: валки обгорелой травы, и там, где почва понижается, — бледно-зеленые пятнышки среди черноты — признаки жизни, протянувшиеся к валуну побеги плюща.

Одолев половину склона и снова спустившись, акварий остановился и медленно повернулся, описав полный круг. То ли его глаза привыкли к этому освещению, то ли рассвет и вправду близок... Если второе — значит, у них почти не осталось времени. Остальные столпились за спиной у аквария. Он слышал их тяжелое дыхание. Рабочим будет о чем порассказать, когда они вернутся в Мизены: как их новый акварий вытряхнул их из постелей и среди ночи уволок в холмы, и все из-за какой-то дурацкой ошибки. Акварий почувствовал на губах привкус пепла.

— Что, красавчик? Мы заблудились? — снова раздался насмешливый голос Коракса.

Акварий, не удержавшись, клюнул на приманку.

— Я ищу камень.

На этот раз рабочие даже не старались скрыть свой смех.

— То-то он носится кругами, словно мышь в ночном горшке!

— Я знаю, что он где-то здесь. Я пометил его мелом.

Новый взрыв смеха. Акварий развернулся к рабочим. Приземистый, широкоплечий Коракс. Длинноносый Бекко, штукатур. Круглолицый Муса, каменщик. И два раба, Политий и Корвиний. Казалось, будто даже их расплывчатые силуэты исполнены насмешки.

— Смеетесь? Ладно. Но я вам вот что пообещаю: или мы найдем его до рассвета, или нам придется вернуться сюда завтра ночью. Включая и тебя, Гавий Коракс. Только к следующему разу потрудись протрезветь.

Воцарилось молчание. Потом Коракс сплюнул и шагнул вперед. Акварий напрягся, приготовившись к схватке. Они шли к этому вот уже три дня, с того самого момента, как он прибыл в Мизены. И часа не проходило без того, чтобы Коракс не пытался задирать его в присутствии своих людей.

А если мы подеремся, подумал акварий, Коракс победит — еще бы, пятеро на одного! — и они сбросят мой труп со скалы и скажут, что я поскользнулся в темноте. Только вот что они сообщат в Рим, если на Акве Августе меньше чем за две недели погибнет второй акварий?

Несколько бесконечно долгих мгновений они стояли друг напротив друга, на расстоянии одного-единственного шага — так близко, что акварий чувствовал исходящий от Коракса запах перегара. Но тут у одного из рабочих — у Бекко — вырвался возбужденный возглас, и он указал вбок.