Знамение - Хенриксен Вера. Страница 1

Вера Хенриксен

Знамение

(Святой Олав — 2)

К ЧИТАТЕЛЮ

Конунг Олав, святой Олав, Олав сын Харальда…

Пусть не удивит читателя, что все это — один человек, король Норвегии, один из самых известных людей в истории Севера, прошедший путь от жестокого викинга до национального героя, канонизированного после смерти и превратившегося в святого, которого почитают не только в самой Скандинавии, но и в Европе. Изображение его есть в Риме и Иерусалиме…

Ему принадлежит честь христианизации языческой Норвегии и объединения ее в единое государство.

И именно он ввел в стране новые законы, принятые на тинге в Мостере в 1024 году и запрещающие жертвоприношения, идолопоклонничество и приготовление жертвенного конского мяса.

Именно он запретил «выносить» младенцев на съедение диким зверям. И именно он заставил людей жить по заветам Христа, хотя сам и не всегда придерживался их…

Удивительная жизнь Олава сына Харальда не раз привлекала внимание замечательных писателей, в том числе Сигрид Унсет и Бьёрнстьерне Бьёрнсона, лауреатов Нобелевской премии в области литературы.

В очередной том нашей серии вошли вторая и третья часть трилогии Веры Хенриксен о святом конунге…

Напоминаем, что первая часть вошла в состав тома под названием «Девы битв».

Счастливого плавания на викингских драккарах!

Мэрин

Год в Трондхейме был неурожайным. День за днем над горами висели тяжелые серые тучи; день за днем лил дождь, день за днем воздух наполнялся изморосью. Холодная пронизывающая влажность вползала в дома, в лари в амбарах, проникала повсюду, сырой холодной плесенью впивалась не только в одежду, но и в кожу.

Сено в основном удалось заготовить; в период сенокоса выпало несколько хороших дней. Зерна же много погнило на корню, а высушить созревшее оказалось почти невозможным.

Настоящего голода не было: по старой привычке люди всегда припасали столько зерна, чтобы его хватило на три года. Но серое ненастье приводило всех в уныние.

Пять зим Олав Харальдссон сидел на норвежском троне, подобно своему предшественнику Олаву Трюгвассону, ревностно насаждая христианство.

Он разъезжал по стране; в церквях, воздвигнутых Олавом Трюгвассоном, молился о покаяниях, назначал своих священников во время этих поездок и заставлял возводить церкви там, где их не было. Для распространения нового учения он использовал и власть, и силу. Даже в Исландии и на островах Западного моря он заставлял людей почувствовать мощь и стремление к Белому Христу.

Этим летом он поплыл на север вдоль Халогаландского побережья и повсюду принуждал народ принимать крещение. Если кто-либо противился ему, он отнимал у того усадьбу и землю, пытал или убивал.

Для противников конунга настало трудное время, многие из них потеряли имущество или жизнь. В Уппланде он захватил в плен сразу четырех ярлов из рода Харольда Прекрасноволосого. Сначала они поддерживали его, но сейчас до Олава дошли слухи о том, что они решили выступить против. Одного из них, Ререка, он ослепил и возил с собой по стране; пусть народ видит, что будет с теми, кто идет против Олава Харальдссона.

Но для всех, кто склонил перед ним головы, наступили хорошие времена. В стране воцарился мир.

Даже со свейским конунгом он заключил мир, хотя Олав Шведский сильно был разгневан, когда его зятя, ярла Свейна, изгнали из страны. И мягче он не стал, когда Олав Харальдссон взял без согласия отца в королевы его дочь Астрид. Невероятно, что в тот раз дело не дошло до войны; в народе говорили, что королю повезло: ярл Свейн скончался из-за тяжелой болезни вскоре после отъезда из страны.

Народ начал считать, что, может быть, Белый Христос не плохой господин, ибо оказал содействие успеху короля.

Первые годы после восшествия на престол Олав не осмеливался посещать Внутренний Трондхейм.

Но после того как пришло сообщение о смерти ярла, многие жители Внутреннего Трондхейма начали приезжать в Нидарос. Другие же направляли ему послания, клянясь в верности.

Итак, Олав въехал в Мэрин осенью второго года своего царствования. Там он предстал перед тингом, и его избрали конунгом всех фюльке [1].

Но, несмотря на усилия короля, большинство людей после крещения стали христианами только называться.

Они, разумеется, перестали приносить жертвы в капищах, но рог для вина и забой скота посвящались богам асам, когда наступило время жертвоприношения. И хозяева крупных усадеб по своему обыкновению приезжали в Мэрин; на этот раз их приехало двенадцать.

Против новых обычаев выступали даже те, кто принял христианство еще во времена ярла Свейна.

В Стейнкьере умер священник, а новый еще не пришел. И даже если небольшое количество прихожан и посещало церковь, то год за годом их становилось все меньше и меньше.

Когда Эльвир Грьетгардссон этой осенью вернулся домой в Эгга, настроение его было не очень радостным.

— Там снова, как и в былые времена, стали приносить жертвы, — рассказывал он Сигрид, когда они укладывались спать.

— Ты присутствовал при этом? — спросила она.

— Нет, — ответил он, — мало верю я в это. Но они напуганы; их гонит страх.

— Думаю, они не совершают жертвоприношения открыто, страшась короля.

— Это зависит от того, чего они боятся больше всего в данный момент, Сигрид. В последние годы ужас перед королем превышал страх перед богами. А сейчас они уверены, что боги наслали на них неурожайный год, ибо крещенные этим летом были слепы. И сейчас, когда больше всего стали бояться богов, они приносят им жертвы.

— Я не знала, что в Мэрине снова появились статуи богов, — сказала Сигрид. — Мне казалось, король Олав всех их уничтожил, когда был там.

— Не знаю, чем они пользовались, но кое-что у них было. Могли из сундуков достать старое барахло, — Эльвир набросил свой пояс на крюк. — Кстати, — добавил он, — я слышал, что твой брат Турир стал ярлом Олава.

— Ты и ожидал этого, — сказала Сигрид. В душе ее снова открылась старая рана. Она не виделась с Туриром Собакой с тех пор, как он, рассорившись с Эльвиром, участвовал в сражении под Несьяром на стороне Олава.

— Да, — горько улыбнулся Эльвир, — иногда я сам удивлялся, не я ли сошел с ума. И я мог стать ярлом и другом короля, если бы немного легче гнулись мои колени, и если бы умел я говорить не то, что думаю.

— Ты тогда заключил мир с Олавом, — заметила Сигрид.

Эльвир снова улыбнулся.

— Только благодаря тому, что он хотел дружбы с крестьянами. Поэтому он и поверил клятвам в верности, с которыми я выступил в Мэрине. Тогда его стремление приобрести друзей было столь сильным, что он даже не старался с такой жестокостью внедрять христианство, с какой он обычно это делает.

— Поскольку даже Эрлинг Скьялгссон поклялся королю в верности, — сказала Сигрид, — я не могу понять, почему ты упрямишься.

— Как сказал сам Эрлинг своим родичам, в разговоре с конунгом он заявил: «Я лучше буду служить королю, если буду делать это добровольно. И самое малое, что я ему обещал, я намерен выполнить».

Спустя некоторое время от короля пришло послание с требованием некоторым бондам прибыть в Нидарос. В послании было указано, что он намерен поговорить с ними, и Эльвир был одним из приглашенных.

С тяжелым сердцем Сигрид смотрела во след отплывавшему мужу. И когда она с детьми возвращалась домой, ее взял за руку Грьетгард.