О чём молчат ведьмы (СИ) - Ульская Сигита. Страница 1

Глава 1

— Стася! Стася! Ну где же ты?! — Агния высунулась в окно в поисках дочери, оглядела двор и с таким шумом захлопнула створки, что с крыши испуганно вспорхнула стая голубей.

Стася всегда доставляла кучу хлопот. Сложный ребёнок. Когда она нужна, вечно куда-нибудь исчезает. Агния, тяжело переваливаясь, спустилась по крутой лестнице и вышла на улицу. Где же она? Ага. Так и есть. Женщина издалека увидела красную Стасину куртку. Дочь сидела под яблоней в тупике улицы между домами и что-то рисовала.

— Стася, — Агния слегка тронула дочку за плечо.

Та, вздрогнув, подняла на неё испуганные серые глаза.

— Ну что ты всё дрожишь! Вечно летаешь где-то в облаках! — с досадой произнесла Агния. — Пойдём в дом. Мне нужна твоя помощь.

Когда они зашли на кухню, мать усадила дочь и начала любимый разговор:

— Стася, что ты думаешь о своём будущем?

— Не знаю. Наверное, снова попытаюсь поступить в университет в следующем году, раз в этом не получилось.

— Вот это правильно. Бухгалтерские курсы ты уже закончила. Спасибо, хватило ума послушать меня. Но экономистом быть гораздо лучше. Все станут уважать тебя, ты вырвешься из нищеты и не будешь горбатиться всю жизнь, как я, — одобрительно кивнула Агния. — Однако, пока у тебя есть время, может, поживёшь с бабулей в Медовой бухте? Она совсем плоха. Сегодня заходил врач и сказал, что Ксении нужен уход. И потом, бабушка в таком случае, возможно, отпишет на тебя дом? Она же тебя любит…

Стася почувствовала себя неловко. Ей не нравились расчётливые разговоры матери.

— Мам, я и так с ней поживу, безо всяких причин. Я ведь люблю её… Но чтобы уговаривать бабушку переписать на меня дом — об этом не проси!

— Ладно-ладно, — примирительно проговорила мать, — ну, может, у вас будет повод побеседовать на эту тему. А то ты же знаешь нашу бабулю. Она странная. Возьмёт и оставит наследство чужому человеку. С неё станется…

— Мам, — желая поскорее закончить неприятный разговор, Стася встала, — так чем тебе помочь?

— Сбегай в лавку. Купи бабушке продуктов, вот тебе список. А потом поезжай к ней. Обрадуй её переездом. А осенью вернёшься в город. Хотя ты знаешь, что всегда можешь приехать — всего-то три часа пути! Тебе, молодой, это нетрудно…

Стася схватила сумку, натянула, не глянув в зеркало, шапку с помпоном и выскочила на улицу. Агния окинула худенькую фигурку дочери. Ей уже исполнилось 19, но со спины Стася выглядела щуплым подростком с развевающимися, вечно запутанными от ветра рыжими волосами.

Агнию огорчало и радовало в дочери, как ни странно, одно и то же. Стася не красилась, как её сверстницы. Не выпрашивала деньги на наряды — казалось, ей было всё равно, что носить. Стася подрабатывала почтальоном на почте и все деньги отдавала матери. Вернее, Агния сама получала зарплату дочки, так как работала там же, в бухгалтерии, и выдавала часть Стасе на её расходы уже дома. Девушка не бегала на свидания, а частенько читала книги, рисовала, что-то писала, сидя на заднем дворе или в тупике улицы, где сегодня обнаружила её Агния. Что за ребёнок? Ведь не девочка уже! Пора бы повзрослеть и жить как все.

Агния, вздохнув, стала собирать большую сумку для матери. Она складывала продукты, завёрнутые в плотную бумагу, и вспоминала своё детство. Старую Ксению, как теперь все называли её мать, Агния с раннего возраста не понимала и даже стыдилась. Вечно весёлая, ни на кого не похожая, Ксения казалась ей странной. Если все ходили в простеньких платьях, то мать вечно обшивала своё яркими лентами и бахромками. Подобным образом она украшала и одежду Агнии, однако та, выходя из дому, пряталась за углом и с рьяным упорством отрывала ленточки, а потом старательно выдёргивала оставшиеся нитки, чтобы ничего не напоминало о причудах матери. Агнии хотелось быть такой же, как все девочки в классе. Заметив это, Ксения перестала украшать юбки и платья дочери, но каждый раз, причёсывая девочку в выходные, спрашивала, не вплести ли ей маленькие цветочки в волосы или, может быть, уложить косы венком вокруг головы. Не украсить ли голову яркими бантами? Агния же всегда просила просто заплести две тугие косы, как у всех. Мать вздыхала, но подчинялась. Сама Ксения то делала себе ассиметричный пробор, то укладывала волосы в красивую ракушку. Никто из женщин в городке так не причёсывался…

А уж когда Ксения вышила на груди своего серого пальто красные маки, Агния и на улице стала прятаться в подворотню, только чтобы не встречаться с матерью. Если им приходилось идти вместе, то Агния обычно брела чуть позади, чтобы всем казалось, будто она идёт одна… Даже их дом Ксения старалась украсить особенно. Именно у них впервые в городке на окнах появились длинные, до пола шторы. Если у всех мебель была обычная — дубовая или сосновая, то лишь в их доме мать выкрасила буфет в угольный цвет, а его нутро — в ярко-алый. Ну где вы такое видели?!

Однако больше всего Агнию расстраивали вечные мамины выдумки. В их городке все жили небогато, ели примерно одно и то же. Меню жителей зависело от сезона и моря. А мать, бывало, скажет Агнии по дороге из школы, что дома их ждёт запечённый ёжик, хотя это оказывалась простая свиная котлета с воткнутыми спагеттинами вместо иголок и чёрными перчиками вместо глаз. То загадочным голосом объявит, что сегодня после ужина дети получат гору съедобных самоцветов. И подавала вместо них нарезанные разноцветные кусочки желе. Скажите, ну как можно жить с таким человеком? Подросшая Агния рыдала и ругалась с матерью, чтобы та прекратила врать… Но разве её остановишь?

А вот отцу и младшему брату Томасу выдумки мамы всегда были по вкусу. И они с радостью могли есть и нахваливать филе морского чудища, хотя это была всего лишь порезанная и обжаренная селёдка. Особенно Томас радовался свекольным или морковным котлетам, которые им «передавали лесные зайцы». Агнию же трясло от возмущения, ведь она, проснувшись ночью, видела, как мать сама их печёт!

Ксения развешивала рисунки дочери в гостиной, как вешают лучшие картины. Но Агнии всё время казалось, что это какая-то насмешка, хотя мать говорила ей, что она талант и большая умница.

Однажды пятилетний Томас вырезал из старой деревянной ложки цветок. Прикрепил к цветку булавку и торжественно вручил матери свой подарок. Ксения сказала, что это самая лучшая брошка на свете и в ближайшее воскресенье, когда они всей семьёй пошли на службу в церковь, нацепила её на платье. Агнии казалось, все смотрят на корявый цветок на груди матери. Он был глупым, неказистым и тяжёлым, отчего мамино платье некрасиво перекосилось и топорщилось. А Ксения шла так гордо, будто ей вручили главную в мире медаль… Вечером Агния пробралась к шкафу родителей, сняла брошь и бросила её в камин. Мать ещё долго потом искала подарок сына и горевала.

Радовалась Агния, только когда к ним приезжала баба Корнелия — мать отца, сухая старуха в чёрном платье, с поджатыми губами и кульком гладко прилизанных седых волос на голове. Когда в их доме появлялась баба Корнелия, Агния частенько засиживалась на кухне в углу за печкой, слушая разговоры женщин и втайне соглашаясь со старой Корнелией… Та отчитывала невестку за излишнюю расточительность: зачем она подаёт чай в красивых фарфоровых праздничных чашках, почему расшила рюшами и кружевами фартук для каждого дня? А уж когда однажды Ксения бабке, как и детям, подала манную кашу, щедро присыпанную корицей, с солнышком, нарисованным растопленным маслом, Корнелия шумно отодвинула тарелку и строго сказала:

— С меня хватит этого балагана! Сын, ты женился на безумной. Я же не ребёнок, такую кашу есть!

…Когда Агнии исполнилось семнадцать, Томас утонул. Ему было всего лишь четырнадцать. Мать надолго потухла и даже, казалось, стала такой, как все. Через пять лет отец перестал ходить в море, и ему предложили должность смотрителя маяка в дальней бухте. Её все называли Медовой. Там, за утёсом, был маленький домик, вполне пригодный для жизни.

Отец всё лето восстанавливал его, потом приехал, чтобы забрать к себе жену. Агния к тому времени уже закончила курсы и устроилась на почту. Она осталась одна в городском доме и наконец вздохнула свободно. Дочь сразу навела свои порядки, а Ксения, которая иногда приезжала за покупками, только молча качала головой, когда видела её новые правила жизни.