Когда нельзя умирать (СИ) - Пачесюк Максим Григорьевич. Страница 1

Глава 1

— Просыпайся, красавица!

Резкий удар по голове заставил мою голову качнуться как болванчик. Мне было хорошо, глаза не хотелось открывать, но они открылись сами и я увидел перед собой плоскую поверхность булыжника, очень плотно подогнанного к соседям, а те в свою очередь к другим, образовывая таким образом практически ровную плоскость, на которой чудно играли блики огня.

— Ты сколько ему вколол? — спросил недовольный голос.

— Полторы дозы. Девка буянила, так что подняли немнго.

Раздался звук удара, звон металла, стук дерева о камень…

— Идиот! Девка — перевертыш. Парень от такой дозы и копыта двинуть может.

На камне появились носки хорошо отполированных туфель. Огонь выдавал на них еще более причудливые блики, чем на камне.

Меня схватили за волосы, скрипнули цепи, и пространство изменило свое положение относительно тела.

— Привет, Дункан.

Юстас Оутс смотрел на меня сверху вниз и был чем-то сильно недоволен. И злость его только нарастала. Он оттолкнул мою голову, так что мир сделал несколько оборотов, пока не вернулся к знакомым туфлям, но они оставаться не желали и ушли. Жаль, они красиво блестели. Но остался знакомый камень! Он тоже был красивым, а я был счастлив наблюдать эту красоту. Вампир был несчастен, он злился, и мне было его жаль, он не видел красоты вокруг.

— Дегенерат, — выругался он. — Я не могу торчать здесь вечность! Сообщишь, когда он придет в себя.

Слова Оутса меня не тронули. Только через полчаса до меня начал возвращаться рассудок, и я оценил масштабы задницы, в которую попал. Сначала я вспомнил, что могу шевелить головой и поднял ее. Это позволило рассмотреть глухую каменную коробку с железной решеткой вместо двери и кучей толстых металлических колец на противоположной стене. Я был прикован к таким же. Впервые после пробуждения у меня шевельнулось ощущение неправильности, а потом в голове начали мелькать образы: теснота, темнота, запах свежей сосны, визг свиней и вонь навоза, паровозный гудок и постоянный убаюкивающий перестук колес. Он едва не заставил меня отключиться вновь.

Второй удар по голове был резче, и ознаменовался болью не только в части тела которой предполагалось принимать решения, но той, которую я в действительности для этого использовал. Нет болели не только голова и задница, все тело ломило, крутило и выворачивало. Особенно резко свело плечи: связки и суставы отозвались ноющей болью, а спазмы в мышцах добавили остроты. От боли в глазах пошли круги.

— Я видел, как ты шевелился!

От удара голова моталась как болванчик на привязи, но в этот раз я попытался остановить непроизвольное движение. В шее случился прострел, и боль от него стрелой пронеслась по спине, чтобы больно ужалить копчик. Не понимая даже как, я оказался на ногах, попытался поднять руки для защиты от незнакомца в грубом рабочем комбинезоне, но зря только рванул короткие цепи.

Незнакомец дважды щелкнул пальцами справа и слева от моего лица, а я рефлекторно проследил за движением.

— Отлично! — сказал он, и вышел из камеры, заперев за собой решетку на большой скрипящий замок.

Туман в моей голове не давал нормально соображать, превратившись в бесконечную ноту далекого паровозного гудка. Кровь понеслась по венам громыхающим перестуком колес, к ощущениям добавилась качка, так что на мгновение показалось будто я нахожусь в товарном вагоне. Проклятье, ни один вагон не имеет каменных стен! Соберись, Дункан!

Качка отступила, пока я не начал крутить плечами и головой, чтобы размять тело. Мышцы были в плохом, я бы даже сказал весьма плачевном состоянии. Новое движение ознаменовалось порцией боли и неприятной информации, которая с трудом пробивалась сквозь дурман-туман в голове. Каждая мысль давалась так же тяжело, как и движение, выжимая из меня последние соки. Я понял, что каждая из моих рук была заключена в стальной шар, который не давал разжать кулаки, а шары, в свою очередь были прикованы к кольцам, вмурованным в стену на уровне моего таза. Меж кольцами и шарами-наручниками была короткая цепь из трех больших крепких звеньев. Длины цепи не хватало, чтобы я мог лежать, только стоять и сидеть, поэтому неопределенное время я буквально висел на этих цепях, вывернув руки в плечевых суставах и свесившись вперед так, что лицо было в сантиметрах тридцати от пола, за что сейчас расплачивался жуткой болью.

Жутко захотелось пить, а еще на меня напал озноб, благодаря которому я понял, что совершенно голый. От меня резко несло потом, мочой и свиным дерьмом. Не уверен, что свиным. Похоже, некоторое время я гадил исключительно под себя, хотя и не здесь, пол чистый. На него я и умостил голую задницу. Зараза! Камни были холодными, что гарантировало мне парочку прыщей, если не похуже чего, но даже короткая нагрузка оказалась чрезмерной для ног и они начали предательски дрожать. Но вот в коридоре раздались шаги, и я предпочел встретить гостей на ногах.

Мужик в комбинезоне открыл замок — на кой черт его вообще было запирать, я не в состоянии для побега — отворил решетку и впустил Юстаса. На этот раз Оутс был доволен, чего я бы не сказал о себе.

— Лорд Локслин, рад видеть вас в сознании, — сказал вампир.

— Не могу ответить взаимностью, уважаемый.

— Без сознания было лучше? — поинтересовался он с насквозь фальшивым участием.

— Определенно было бы лучше, если бы без сознания были вы, Юстас.

Оутс едва ли не расцвел от моей реплики, обернулся к прислужнику в комбинезоне, ткнул пальцем в мою сторону и выдал невразумительное:

—А!? Каков стервец! Редко такие попадаются, обычно визжат, пощады просят… Ты тоже запросишь, — сказал мне вампир. — Помнишь, что я тебе в забегаловке обещал?

Я поморщился от кома воспоминаний, что с болью разворачивался в голове.

— Там много всего.

— Девушка, Дункан, мои ребятки как раз ее удовлетворяют.

Для одурманенного сознания это было слишком, я не удержался, дернулся. Цепи звякнули, натянулись, но не дали мне сделать и шагу. Оутс рассмеялся, с жутко довольным видом:

— Я же говорил, что ты будешь умолять.

Ярость придала мне сил, но цепи держали. Вампир стоял слишком далеко, чтобы я мог достать его хотя бы ногой. Единственное, что я мог сделать — попытаться плюнуть скотине в лицо, но даже это простое действие было недоступно. Во рту у меня было сухо как в пустыне, оставалось только зубами со злости скрежетать. Кровь снова ударила в голову перестуком колес паровоза: тук-тук, тук-тук, тук-тук. В ушах загрохотало, и по этой причине пару следующих фраз вампира я пропустил.

— … верно, парень?

Я промолчал, но Оутс жестом показал, что ждет ответа. Ну я и ответил:

— Прошу прощения, уважаемый, я немного отвлекся, представляя особо мучительные варианты вашей смерти. Не могли бы вы повторить?

Юстас хмыкнул. Не то, чтобы моя фраза его задела, просто он ожидал другого эффекта. Что же за гадости он говорил? Наверное, хорошо, что я не слышал.

— Крепкий парнишка, — сказал он. — Тем приятней будет тебя сломать. Но не сейчас.

Юстас посмотрел на часы и кивнул охраннику:

— Напоить, накормить, сильно не бить. Сломаешь мою игрушку, я сломаю тебя. Понял?! — не дожидаясь ответа, Оутс вышел из камеры, а мужик в комбинезоне поклонился ему вслед и ответил:

— Да, сэр.

Сэр? Он человек?

Я перевел взгляд в тонкие материи и едва не застонал от пронизывающей голову боли. Меня замутило, пространство исказилось, размазалось и окружающим энергиям понадобилось несколько долгих, мучительных мгновений, чтобы приобрести относительно четкие очертания.

Комбинезон совершенно точно был вампиром: не мастером, но и не мясом. Тьма обвила его родник стихий и протянула длинные нити по всему тонкому телу, но они были еще тоненькими и слабенькими. Похоже, передо мной был обычный боец в возрасте от двадцати до шестидесяти лет. Из тех, что еще боятся солнца, но уже не горят на нем как спички. И он назвал Оутса «сэр».