Кошмар фейри (ЛП) - Уилсон Сара. Страница 1

Сара К. Л. Уилсон

Кошмар фейри

(Путаница фейри — 3)

Перевод: Kuromiya Ren

КНИГА ПЕРВАЯ

Если долго смотреть на запутанных, запутаетесь сами. Если злиться слишком сильно на несправедливость, сами станете несправедливыми. Закалите свое сердце от жестокости, скоро станете жестокими. Но если позволите себе истекать кровью, ощущать боль, слышать клевету, рыдать от печали, и из боли и печали родится новая жизнь.

— Мудрость Путников

Глава первая

Гнев. Извиваться. Призрак. Венок.

Я сжимала ветви ивы, повторяя эти слова снова и снова. Эти слова, как Скуврель сказал, произошли от слова «wrae», откуда пошло и слово «фейри».

Он был прав, говоря, что они были схожими. Я ощущала гнев фейри, когда они топили меня в бочке вина и пытались вытащить из клетки. Я ощущала его, когда они прибили моего отца гвоздями к дереву.

Я ощущала извивающуюся боль фейри в отголосках их фальшивого веселья и жутких сделок.

Я видела, как они были сплетены, как венки, когда я смотрела на их мир своим истинным зрением.

Я видела, как они угасали как призраки, когда могли, как моя сестра Хуланна, которая уже не была человеком.

Спутанные. Это наши предки имели в виду. Искаженные от гнева, спутанные с болью, смертью и от рук. Они все были искаженными и спутанными.

И я тоже такой становилась.

Как венки, которые я делала.

— О, хорошо, ты почти закончила, — сказала мама, садясь рядом со мной на крыльцо Чантеров. — Нужно много для свадьбы. Не знаю, почему Землекопы запланировали ее накануне зимы, но мы все были на взводе в последнее время, и они, наверное, решили все наладить.

Я все еще не привыкла к тому, что она была на десять лет старше. Эти десять лет оставили след. Жизнь возвращалась в ее глаза под ее спокойной маской. Но если я смотрела на нее, когда она не знала, что я смотрела, я видела горячую боль, кипящую под поверхностью, давнюю депрессию, из которой ей было сложно вырваться.

Она потеряла нас на десять лет. Она была вдовой и матерью двух позорищ. Я не знала, насколько ужасно это было. Я пыталась представить это в первую ночь, когда вернулась, но от этого было так больно, что я отогнала эти мысли. Было проще мириться с этим, если я старалась вести себя так, словно за эти десять лет ничего не случилось.

— Как папа? — спросила я.

Она кашлянула. Ей нравилось говорить о нем, хотя мы обе знали правду. Она слабо улыбнулась, пока говорила:

— Он здоровее, чем был. Раны закрылись. Матушка Хербен помогает травами, заражение не вернется. Может, вскоре он начнет вспоминать.

Я старалась не думать особо и об этом. Отец помнил маму. Это радовало. И первой ночью, когда он очнулся от кошмаров, и я услышала его вопль узнавания, я подумала, что все будет хорошо.

Он помнил родителей Олэна. Это тоже было хорошо. Потому что мама жила с ними эти десять лет, ведь мы потеряли дом из-за злых жителей деревни, а она потеряла семью из-за фейри. Они даже позволили мне оставаться тут с моего возвращения. Точнее, мама Олэна позволила. Его отец толком не говорил. Он играл или пел все время, одна песня плавно перетекала в другую, потом в следующую. Он играл сейчас в кресле-качалке за нами на крыльце, пока мы помогали обществу, плели венки для свадьбы.

Отец не помнил меня или Хуланну. Или тех, кто родился после того, как он женился на его милой Генде — моей матери. Он не помнил, как растил нас, как пошел в Фейвальд за нами. Он почти все время смотрел в пространство, говорил, когда с ним говорили, и мило улыбался моей маме, разбивая мое сердце всякий раз, когда озадаченно смотрел на меня.

Не такой счастливый конец я хотела.

Ничего такого не должно было произойти при моем возвращении. Не так.

Венок. Корчиться. Призрак. Гнев.

Я свернула последние ветки ивы в гневный венок.

Мы будем на свадьбе с остальной деревней — мы, бедные дураки, чья жизнь прошла. Я невольно подумала о своей свадьбе, хотя никому о ней не рассказала. Меня все-таки обманули, так что я не планировала веселиться или заставлять людей плести для меня бесконечные венки.

Я должна была знать, что делал Валет, когда он повязал на мои ладони зеленый бинт. Разве я не видела зеленые свадебные ленты в нашей деревне тысячу раз до этого? Разве я не видела, как старейшины обвязывают ими ладони помолвленных, связывая их, чтобы двое робко прошептали «да»?

Я сказала «да», как и Скуврель. Просто тогда я не понимала, что это значило.

Я не знала, злилась сильнее за то, что он женился на мне без моего разрешения, или за то, что он сообщил поздно, и я не успела устроить истерику. Трус. Я собиралась разорвать его и сплести венок из его внутренностей.

Но я не могла.

Ведь я застряла тут.

И о нем было больно думать.

— Можешь отнести венки на площадь, Элли? — попросила мама с нежной улыбкой. Я уронила венок на ступеньку, склонилась и крепко обняла ее, игнорируя сдавленный звук, вылетевший из ее горла.

— Конечно, — я подавила слезы, не позволяя им пролиться. Она дрожала в моих руках, и я знала, что она думала обо всем, чего не говорила — об утраченных годах, разбитых мужьях и дочерях, которым все еще было по семнадцать, хотя дети ее друзей уже завели детей.

Но мы не говорили об этом — мы словно боялись разбиться, если скажем это, так что я обняла ее крепче, а потом спустилась с крыльца с ложным энтузиазмом, собрала двенадцать венков, которые я сделала, быстро перевязала их бечевкой и повесила на одно плечо, а свою сумку — на другое.

— Увидимся вечером? — спросила мама, ее дыхание дрогнуло в конце фразы, и я кивнула более уверенно, чем себя ощущала. Ей не нужно было знать, что я постараюсь снова пройти в круг перед тем, как вернусь домой — я делала так каждую ночь. Скорее всего, у меня снова не получится, как было каждую ночь.

Глава вторая

Моя повязка была закреплена, обе ладони были заняты венками и моей сумкой, так что я не могла опустить ее и проверить сияющие тропы, как делала обычно, но ноги покалывало от желания пойти по ним. Я знала, что они куда-то вели, как та, что привела меня к клетке, которую я хранила привязанной на поясе все время, и к ней нужен был ключ, висящий на шнурке на моей шее.

Мне нужно было пройти по другим тропам. Просто пока не было шанса. За много сейчас многие следили. Люди постоянно наблюдали за мной. Я слышала много раз шепот «подменыш», когда проходила мимо группы людей. Мне нужно было вызывать как можно меньше подозрений, чтобы они снова могли доверять мне.

Я шла по тропе от дома Чантеров к широкой Северной дороге. Я уже ощущала взгляды, пока торопилась к деревне. Я бодро помахала Веткостригу, который тянул телегу с бревнами. Он медленно кивнул мне, не сводя взгляда с моей повязки. Он опасался меня. Как и все они.

Я была дома неделю, а они все еще переживали, что я была не человеком, а подменышем из истории. Я несколько раз порезала ладонь, чтобы показать, что у меня текла кровь — я не знала, почему они считали это хорошей проверкой. У фейри текла кровь. Я это видела. Но не хотела говорить им, и я не могла резать ладонь для каждого в деревне. Я уже привыкала к взглядам, полным подозрений. Не помогало то, что я всегда таскала с собой сумку, как бродяга. Но мне хватило неожиданностей. Я не хотела остаться без припасов. И я не хотела, чтобы кто-нибудь нашел шкурку крысы внутри — она была размером со шкуру медведя. Это точно вызовет подозрения.