Гордость и булочки, или Путь к сердцу кухарки (СИ) - Лили Вейла. Страница 1

ЧАСТЬ I. Глава 1

— Ты видел, что она пыталась меня переглядеть? — спросила Марголотта.

— Да. Я видел, что ей это удалось.

“Ну вот и всё”, — подумала Гленда, пытаясь удобнее устроиться на жёстком сидении вагона третьего класса убервальдского направления Анк-Морпоркской гигиенической железной дороги. Даже самой себе ей не хотелось признаваться, что она до последнего прислушивалась: не донесётся ли издалека стук копыт лошади-голема. Увы, всё, что она услышала — длинный гудок паровоза, сигнализирующий, что поезд “Здец — Анк-Морпорк“ отправляется в путь.

“Вот-и-всё-вот-и-всё-вот-и-всё”, — стучали колёса в такт её мыслям. Плакать не хотелось. Её наполняла не печаль, а злость. Это было неправильно! Натт не должен был… Мало ли, что сказала Госпожа. Последнее слово Гленда даже мысленно произносила, презрительно фыркая.

Да, народ Натта живёт в Убервальде, и сам Натт многим обязан госпоже Марголотте, а всё же именно Анк-Морпорк помог ему стать тем, кто он есть. Избавиться от своих демонов в прямом и переносном смыслах слова. И теперь, когда интересы Убервальда требовали (вернее, по мнению Гленды, якобы требовали, потому что Убервальд прекрасно обошёлся бы и без этого), чтобы Королева-под-Горой пересмотрела договор, заключённый когда-то командором Ваймсом о поставках убервальдского жира в Анк-Морпорк, Натт должен был попытаться помешать этому. Или, по меньшей мере, не поддерживать Госпожу в её безумном плане официально поставить Анк-Морпорк в зависимость от Убервальда, фактически сделав его колонией.

На приёме в честь делегации из Анк-Морпорка, точнее, на последовавшем за приёмом ужине “для ближайших друзей”, где Гленда оказалась как спутница Натта, напряжение не просто висело в воздухе — оно было воздухом. Но если со стороны леди Марголотты это было напряжение с совершенно определённым подтекстом, "с флюидами" — сразу вспомнила Гленда словечко из романов, то Ветинари просто выглядел уставшим и недовольным. Возможно, дело было в том, что он устал с дороги, но Гленда в этом сомневалась. Раз уж Ветинари выглядит уставшим, значит, он хочет таким выглядеть.

Если бы Гленда записывала взгляды, жесты, мимику и вздохи в виде диалога, то вместо светской беседы о доходах-расходах-валюте и загадочном “снижении котировок и падении рынка” вышло бы нечто вроде:

“Ну же, попробуй, победи меня. Победи, или сдавайся, признай, что я тебя обошла”.

“Признаю, дорогая, в этот раз ты определённо меня перехитрила, а теперь давай закончим с этими глупостями, настоящий конфликт не нужен ни мне, ни тебе”.

“Хочешь закончить? Но всё только начинается, побеждай или подчинись! Дай мне бой, Хэвлок Ветинари, если можешь…” — большой и чувственный глоток вина.

“Ты знаешь, что могу. Но не хочу”, — спокойный усталый взгляд.

“А мне кажется, дорогой, ничего ты не можешь. Так что лучше сдавайся добровольно, а я, так и быть, позволю тебе выторговать максимально выгодные лично для тебя условия сдачи”.

“Не думаешь ли ты, что я пожертвую независимостью моего города ради твоего самомнения?”

“Думаю, пока что у тебя нет иного выхода. И вряд ли ты его вскоре найдёшь”.

И так по кругу, снова и снова, с вариациями. И наконец вопрос Ветинари, которого Гленда ждала и страшилась: “А что по этому поводу думает мистер Натт?” Она с трудом удержалась, чтобы не зажмуриться, когда он начал отвечать. Это было длинно и витиевато, как всегда, со ссылкой на учёных с непроизносимыми именами и книги с длинными названиями, но она прекрасно улавливала суть: да, ему не кажется, что Убервальду жизненно важно изменить условия договора, но хороший правитель всегда действует с позиции максимальной выгоды для своей страны, а значит, действия леди Марголотты закономерны, разумны и оправданны.

Гленде хотелось провалиться сквозь землю. Прямо там. Вместе со стулом. Она и не думала оправдываться, это ведь было мнение Натта, не её, но случайно бросила на Ветинари затравленный взгляд. В ответ он на секунду — слабо, едва заметно — ей улыбнулся, будто показывая, что понимает, о чём она думает. Но мнения её, увы, так и не спросил. А ведь ей было что сказать! Но, разумеется, зачем слушать простую кухарку, пусть даже она провела последние шесть лет в качестве предводительницы колонии орков. “Жены предводителя”, — поправила себя Гленда. И тут же сама себя одёрнула: “Не жены — любовницы”.

Постепенно злость уступала место горечи. Гленда уже чувствовала предательское покалывание в веках, и даже отвернулась к окну (хотя бы в этом повезло — место у окна в последний момент не каждый день достаётся!), чтобы позволить слезам течь, сколько вздумается, хоть до самого Анк-Морпорка, когда кто-то позвал её из прохода.

— Мисс Медоед?

Она быстро протёрла глаза, будто избавляясь от дорожной пыли, и повернулась. Она думала, её позвал кто-то из тех немногочисленных знакомых, которых она завела в Здеце, пока ездила туда с поручениями от Натта, но в последний момент сообразила — тут её всегда звали “мисс Гленда”, и вряд ли кто-то вообще знал, какая у неё фамилия.

— Мистер… Стукпостук? — спросила она удивлённо, разглядев того, кто её окликнул. Секретарь патриция жался в проходе со всей брезгливостью и чопорностью человека, не привыкшего путешествовать третьим классом (или напротив, подумала Гленда, слишком хорошо знающего, что это за место, и мечтающего об этом забыть).

— Да мисс. Не могли бы вы… — он замялся. Понятное дело, пришёл он сюда не по собственной воле, а по приказу Ветинари — тот, похоже, не захотел оставаться в гостеприимном замке давней подружки (“Не подействовали флюиды!” — с мрачной радостью подумала Гленда), и теперь ехал в каком-нибудь особом бронированном вагоне класса экстра-люкс с золочёными унитазами, или как там полагается ездить тиранам. Ясно было и то, что упоминать его имя тут, посреди толпы пассажиров, которые, за неимением других развлечений, уже поглядывали в их сторону с некоторым интересом, было, мягко говоря, неразумно.

— Ваш хозяин хочет меня видеть? — спросила она коротко и без особого восторга.

— Мой работодатель, мисс, — почему-то обиженно уточнил секретарь. — Вы правы, да, он хотел бы с вами поговорить.

Гленда с тоской подумала о том, что когда она вернётся, её прекрасное место у окна будет уже занято, и как бы вообще не пришлось стоять до ближайшей крупной станции, но поднялась. Осмотрелась, думая, кого из попутчиков безопаснее обременить присмотром за её багажом. Не багажом даже — большой корзинкой с парой смен белья, принадлежностями для умывания, старым верным другом Шатуном и пирогом пахаря. Последнее, что она приготовила на небольшой кухне в домике в горах, который с такой любовью обставляла. При мысли о том, что она надеялась съесть этот пирог с догнавшим её и извиняющимся Наттом, она снова почувствовала предательское жжение в глазах, и снова её остановил голос секретаря:

— Позвольте, я донесу.

Он протягивал руку к её корзинке. Ну, по крайней мере, они позаботились, чтобы её вещи не пропали из-за прихоти его светлости. Что, интересно знать, ему надо? Может, она вообще теперь под арестом, за то, что столько лет провела в стане потенциального врага?

— Простите мне некоторое нарушение этикета, — пробубнил секретарь вполголоса, когда они вышли в проход. — Но, думаю, будет лучше, если я пойду вперёд.

— Да пожалуйста, — пожала плечами Гленда.

Что ж, обычно пленных ведут перед собой. Хотя, тут же одёрнула она себя, Ветинари достаточно сказать, что он желает тебя видеть, и ты придёшь, даже если никакого конвоя не будет, и даже точно зная, что тебя арестуют. Потому что иначе… А что, собственно, иначе? Все так боятся Ветинари, его тайных агентов и его собственных навыков наёмного убийцы, что никогда не продолжают. А ведь вполне может быть, что никакого “иначе” просто не существует, как той самой воображаемой дубинки. Вернее, пару раз он организовал это самое “иначе” нескольким людям, и теперь этого достаточно для внушения страха. Но совсем не факт, что он будет так стараться во всех случаях.