Шаманы гаражных массивов (СИ) - Ахметшин Дмитрий. Страница 1

   Шаманы гаражных массивов

   Рассказ

   Вылетаю из подъезда, здороваясь с отдыхающими после похода за продуктами мамочками на лавке. Плечо оттягивает старый рюкзак, а в нём - удивительные для мамочек (и вообще - для кого бы то ни было) вещи. Например, настоящий крысиный череп. Кулёк с косточками от персика - они стукаются с сухим звуком, когда я перепрыгиваю через бордюр. И ещё много чего интересного. Витька ждёт за гаражами, там, где стальные жуки важно вползают в лес и металлическими рогами вспарывают матушку-землю.

   У Витьки нет носка на одной ноге. Зато на второй - добротный, шерстяной, при этом обе ноги обуты в сандалии, как и положено шаману. За глаза его называли чокнутым, дуралеем, придурком, но никто не посмел бы назвать Витьку так в лицо: кулаки у него были ого-го какие тяжёлые.

   Это было лето, которое никогда не кончалось. Оно длилось и длилось, томительный жаркий август, потерявший пыльные башмаки и с тоской смотрящий на пыльную дорогу, которую ему ещё предстояло пройти. Дорогу длинной в бесконечность. Открывая каждое утро окно, я чувствовал запах камлания. Это всё Витька - его следы. Ему мы должны быть благодарны за бесконечное лето. Всё-таки, он очень сильный шаман.

   Хочу быть таким же! Боже, как я хочу всему этому научиться!

   На новую квартиру мы переехали прошлым летом. Этот двор прост и притягателен, как запах маминых оладьев поутру - в момент, когда распахиваешь глаза и в них рекой устремляется утро. Лавочка-насест с курицами-бабульками, песочница, куда ныряешь как космонавт в открытый космос. Гаражный массив, в ветреную погоду поющий словно флейта, а под ногами дворовых мальчишек, которые, смеясь, покоряют одну вершину за другой - ну натуральный барабан. Чахлый, вымирающий лесок за гаражами. Когда смотришь вечером из окна, чудится, будто то не деревья, а вереницы вдов и вдовцов, которые тянутся на поклон к могильным плитам. Иногда они зажигают маленькие свечки, ставят их у своих ног и долго стоят, сложив ветки в складках одежд, качая головами. Я рассматривал эти огоньки с высоты своего четвёртого этажа, привставая на цыпочки. Надежды таким образом проникнуть в тайны чахлого леса оставались всего лишь надеждами. Я даже выменял на джойстик от игровой приставки бинокль, у которого работал только один окуляр, но и через него удавалось разглядеть разве что мелочи.

   - Кто там жжёт костры? - спрашивал я у мамы, и она долго смотрела в бликующее окно, пока на плите бурлило варево. В стекле отражалась она сама, и плита, и обои с китайскими пагодами, и румяное, огромное яблоко на столе, надкусанное и похожее на потерпевший крушение в африканской стране воздушный шар великого исследователя.

   - Не знаю, - отвечала она. - Наверное, это у тебя чёртики в глазах пляшут. Слишком много телевизора.

   Кажется, она и не видела никаких огней. Именно тогда я впервые начал думать, что есть вещи, которые взрослые просто не замечают.

   Да, наш двор полнился тайнами. И я, по мере того как увеличивалось время, которое мне позволяли проводить на улице вечерами, полнился стремлением их разгадать.

   Сойтись с Витькой мне помог случай, одна из тех жизненных нелепостей, которая в последнее время взяла за правило повторяться с пугающей регулярностью.

   Когда мама с папой ссорились, мне позволялось гулять после наступления темноты. Нехило для десятилетнего пацана, да? Так случилось и в тот день, почти три недели назад. Папа посмотрел на меня пустыми глазами и сказал: "Шуруй-ка на улицу, малец; нам с твоей матерью нужно поговорить". Оказавшись у подъезда, я глянул наверх, где в жёлтом свете окна метались две огромные тени. Звуков, естественно, не было слышно, но этот танец в тишине навевал куда больше жути. Моё хорошее настроение моментально улетучилось. Живо представлялось, будто мама с папой отрастили крылья и кружатся вокруг люстры, словно мухи или мотыльки. Справа, там, где петляла между гаражей тропинка, по которой я обещал себе проследовать как только представится возможность, стелился вечерний туман.

   "Это мой шанс!" - попытался уверить я себя, но получилось плохо. Губы дрожали. "ЭТО МОЙ ШАНС!" - рявкнул я и для верности наступил сам себе на ногу.

   Помогло. Отпустило.

   Бросив последний взгляд наверх, я побрёл в сторону леса. Гаражи дышали остывающими в них машинами. Пропылённые побеги амброзии вздрагивали, когда я проходил мимо, словно старики, что просыпались от хлопка в ладоши. Это жуткие, судорожные, будто бы человеческие движения пугали меня до чёртиков, но я не мог заставить себя повернуть обратно. Окно на четвёртом этаже, казалось, свесило длинный склизкий язык, который щекотал меня между лопаток.

   Миновав гаражи, я вступил под сень деревьев. Они неподвижны, будто ждут, что вот-вот случится что-то страшное. Ноги утонули в мусоре - никто особенно не старается здесь убираться. Скрежетали заступившие на вахту ночные насекомые, больше никаких звуков не было. Лес как будто затаил дыхание.

   Он до сих пор носит мантию городского парка, запылённую и выцветшую, точно сумасшедший, нашедший на свалке норковую шубу. О достойном прошлом свидетельствовали зияющие дырами асфальтовые дорожки, останки скамеек, да потухшие навсегда фонари. Когда днём выходишь из леса и приближаешься к жилым кварталам, в просветы листвы видны стены многоэтажек, и легко себе представить что это дышит холодом и сумраком древний шотландский замок.

   За ночные походы в лес с меня бы содрали три шкуры, но я ни разу ещё не давал к этому повод. Я был очень послушным ребёнком, а теперь, видно, что-то произошло. Кто-то дотянулся до моей колоды и подтасовал карты, подложив туда незнакомую масть. А мне... мне теперь учиться ими играть.

   Здесь, под драными юбками лесных нищенок, царила настоящая ночь. Встреться на моём пути вдруг яма, я бы ухнул в неё, не успев даже вскрикнуть. Неплохое испытание для слабых духом маленьких мальчиков, коим, как ни стыдно это признавать (но почему-то сейчас это признаётся проще всего) я и являюсь.

   И вдруг, когда тело уже совершало движения, призванные изменить мой курс на прямо противоположный, впереди забрезжил огонёк. Та самая "вдовья свечка", которую можно было видеть из окна. Сердце стучало где-то в висках. Я чувствовал себя на пороге великого открытия, настолько серьёзного, что оно, посчитав меня за назойливого комара, могло прибить ударом ладони.