Курт Сеит и Мурка - Безмен Нермин. Страница 1

Нермин Безмен

Курт Сеит и Мурка

От автора

Дорогие читатели!

Я рада новой встрече с вами во второй части истории жизни моего деда, с которой вы уже начали знакомиться в романе «Курт Сеит и Шура».

После того как в августе 1992 года вышла моя книга «Курт Сеит и Шура», мы с моим супругом Памиром отправились в путешествие по Крыму, где долго бродили от двери к двери, пытаясь отыскать следы моей семьи. Но от семьи Эминовых и от улицы Садовой не осталось и следа. Я приехала в Крым, чтобы излечить свою печаль, но вернулась с тоской еще большей, оставив многим людям свои имя и адрес.

Однако спустя два месяца после моего возвращения одно за другим пришли два письма – из Санкт-Петербурга и Ташкента, и эти письма заставили меня обезуметь от радости. Их прислали Ленара Эминова-Башкирцева и Лайла Эминова-Джемилова.

Дедушки этих женщин были братьями моего дедушки, господина Эминова. И вот мы восполнили пробелы родословного древа при довольно сложных обстоятельствах. Разумеется, то, что я узнала от них, должно было найти место в моем рассказе.

Я узнала, что историческая правда проявляется тогда, когда исчезает давление тех, кто направляет ход истории по ложному пути, и мне не верится, что я добралась до конца. Но я старалась ухватить правду настолько, насколько позволяла это сделать жизнь Курта Сеита, и старалась прожить его жизнь на страницах моих книг.

С другой стороны, я столько долгих лет провела со своим дедом, что он для меня всегда останется более живым, нежели в памяти людей, живших с ним в одно время и ставших свидетелями его смерти. Его фотографии рассказывают о его жизни: и вот он годами сидит, оживший, в углу моего письменного стола. Сидит с горькой улыбкой, как-то особенно сжав меж пальцев сигару, опрокидывает стопку водки, подмигивает. Я настолько привыкла быть вместе с ним, настолько привыкла ощущать в своей душе его любовь и его печали, что, закончив очередную книгу, почувствовала, как подарила деду целую жизнь, а затем заново убила его. Но мне не хотелось его терять.

Однако Курт Сеит уже не только мой дедушка, он – герой романа, продолжение которого ждут тысячи моих читателей. Он, господин Эминов, человек, проживший безумную жизнь, совершавший ошибки и полный благих намерений, давно ушел из этого мира, но заново обрел душу в библиотеках бесчисленного количества людей. Я не хотела терять его, но чувствую, что пришло время поделиться с вами продолжением истории его жизни. Я верю в то, что необходимо понемногу говорить об обидах, не рассказанных до сегодняшнего дня и оставшихся тайной.

Надеюсь, что сумела донести до вас не только историю моего деда, но и истории других членов моей семьи, а также множества других людей, появившихся в моей книге. Мне кажется, что обязательно найдутся те, кто найдет в моих романах похожих на себя персонажей или же самих себя. Я писала, не упуская правды, однако стараясь никого не обижать. Но я хочу, чтобы, спустя годы, люди, достойные того, чтобы их обидели, вспомнили об остатках совести и, хоть немного мучаясь ее угрызениями, осудили себя. И конечно, я хочу дать возможность еще раз подумать, пока не поздно, тем, кто, не зная правды, бежал от нее, обвиняя пострадавших. Но, как я сказала, я всего лишь писатель и не могу отпускать грехи.

Я надеюсь, что истина, которую я была вынуждена упомянуть в финале моего романа, будет встречена с пониманием. Я долго размышляла, однако, сознавая, что единожды написанное будет считаться правдой, не смогла от нее отречься.

Самое важное – это не повторять прежних ошибок и не искать прежних обид. Если мы не сможем извлечь урок из пережитого, то обречены повторять его снова и снова.

Нермин Безмен

Весна 1924 года. Стамбул

У него болело сердце. Словно это самое сердце искусно кололи, один за другим нанося острые удары. Он чувствовал горькую и ноющую боль в груди. Сколько времени прошло с тех пор, как он покинул пристань Каракея? Час, может, два… Он оттягивал путь настолько, насколько возможно. Он не знал, куда хочет пойти. В тот момент у него не было адреса, куда хотелось бы уйти. Ему в тот миг некуда было идти. Он думал о моменте прощания с единственной женщиной, которую любил. Произошло это несколько минут назад. А может, прошли уже долгие часы? Как огромная, бескрайняя любовь длиной в восемь лет могла запросто взять и кончиться всего тремя словами? Прощальные слова Шуры вновь зазвенели у него в ушах.

«До свидания, Сеит», – с горечью сказала молодая женщина, не поворачивая головы в его сторону. На глаза его возлюбленной навернулись слезы, Сеит знал это. Он также знал, что, когда их взгляды встретятся, он сам разрыдается. И вот так закончилось все то, что они делили столько лет: счастье, приключения, мечты, – завершилось быстро и легко… Неужели и правда их любви пришел конец?

Он чувствовал себя опустошенным. Да, от него удалялись его мечты, до которых он не сможет больше добраться, его Родина, куда он никогда больше не вернется, его семья, которую он никогда больше не увидит, его друзья. Все, что было связано с его прошлым, уезжало с его любовью на одном пароходе в другую страну. Все было разрушено. Сколько же, в сущности, в жизни он чувствовал, что жил? Последние шесть лет?.. Годы, которые он прожил до этого, будто бы остались в другом пространстве, в другом времени. Почему же все прошло так быстро?

Он настолько потерял голову, что удивился, когда заметил, что пришел на улицу Кальонджу Кулук. От горечи трудно было дышать. Должно быть, ноги сами привели его к хорошо знакомому адресу.

Помощники официантов из ресторана Волкова заносили в прачечную привезенные на стирку скатерти. Увидев Сеита, работники почтительно расступились. Кокетливый женский голосок, напевавший старую русскую народную песню, доносился с заднего двора. Одна из девушек-гладильщиц, увидевших, как Сеит вошел, побежала туда, откуда раздавался голос, утихомирить подругу. Молодой человек махнул рукой на дисциплину. Песня, которую пела русская девушка, казалась свежим ветром, подавляющим душевную боль, ветром из крымских степей и лесов Алушты.

Он прошел между гречанок, встретивших его словами «Добро пожаловать, Сеит-бей!» на ломаном турецком, и русских девушек, приветствоваших его на своем языке, с равнодушным приветствием и, поднявшись на верхний этаж, вошел в свою комнату. В тот момент ему не хотелось ни с кем разговаривать.

Ему было необходимо побыть наедине с собой и своими мыслями.

Войдя в комнату, он некоторое время простоял, прислонившись к двери. Он словно оставил позади мир, в котором жил и в котором было заранее определено, каким будет завтрашний день. Сейчас мир, оставшийся в прошлом, раскинулся перед ним, будто картина; жизнь, которой он положил конец и которая больше никогда не повторится, и он словно бы находился на границе двух миров. Заперев дверь, он направился к комоду, достал стеклянный графин с водкой, наполнил стакан. Осушив стакан огромными глотками, раскурил сигару. Потом заметил, насколько беспокоят его голоса и свет, идущие от окон, закрыл окно и задернул его плотными бархатными портьерами. В тот момент его не интересовало, что происходит снаружи, кто о чем разговаривает и как живет. Ему было необходимо остаться наедине с самим с собой, с прошлым и миром грез.

Он сел на кровать, облокотившись о подушку. Большой глоток водки, вслед за ним глубокий затяг сигары. Ничто не могло заставить его забыть горечь, которая лежала у него на сердце. Еще глоток… за ним затяг… Голоса, доносившиеся с нижнего этажа, говорили о том, что работники потихоньку расходятся.

Осторожный стук в дверь привел его в себя. Бухгалтер на русском сообщил, что все разошлись, и спросил, не желает ли хозяин чего. Сеит небрежным, но учтивым голосом дал довольно короткий ответ: