Сво(бо)дные (СИ) - Шварц Анна. Страница 1

Сво(бо)дные - Лея Кейн, Анна Шварц

Глава 1. Оксана

— Ты че там, уснула? — Грохот кулака по двери приводит меня в чувство.

Вздрогнув, осознаю, что уже давно молча таращусь на свое отражение в зеркале. О жизни думаю, о том, как докатилась до такого. Красивая же девка была. Цвела. А в кого превратилась, живя с алкоголиком? Бледная, худая, глаза навыкат, под ними круги, волосы тусклые. Еще и синяк на челюсти. Мать увидит, опять волноваться будет. Ей-то плевать, что Васька уже извинился передо мной, и я его простила. Как и в прошлый раз, и позапрошлый, и два года назад, и пять. Господи, мы живем с ним уже пять лет! И все пять лет он пьет, не работает, бьет меня и вечно попадает в ментовку, откуда я его вытаскиваю.

Спросите, зачем выходила за этого говнюка? Дура была! Девчонка совсем. Бывшему парню-изменнику отомстить хотела. Не зря советуют после разрыва не начинать новые отношения сразу. Можно наделать ошибок. А я со своей ошибкой уже и позабыла, что такое простое женское счастье. Для меня праздник, если, придя с работы, вижу трезвого мужа. А если он еще и картошку пожарит, то совсем герой.

— Оксанка! — орет Васька, пугая моего котенка, который даже в ванную со мной ходит.

— Да выхожу я, выхожу, — бурчу я, запахиваю халат, беру мохнатого Тимошку на руки и открываю дверь.

Васька злой. Исподлобья меня глазами сверлит и пыхтит:

— Сама хотела, чтобы я побрился, а проторчала там полчаса! Теперь так пойду, а то опять торопить будешь, порежусь еще!

— Тише, Вась, — успокаиваю я его, свободной рукой гладя по рыжей щетине. — Не стану я тебя торопить. Не в театр же собираемся. Побрейся, а я пока накрашусь.

Он отталкивает мою руку и морщится:

— Сказал же, так пойду!

Тащит свою тушу на кухню, садится на табурет и закуривает. Форточку опять, естественно, не открыл.

— Шевелись, Оксанка! — кричит мне, выглядывая из дверного проема. — Пока я не передумал!

Я плетусь в комнату, а сама думаю: «Да лучше бы передумал!»

Когда мама приглашала нас на этот ужин, она сразу сказала, что меньше всего хочет видеть своего зятя. Павел Георгиевич за ней больше года ухаживал. Она все отказывала ему, да я настояла ответить ему знаками внимания. Заметила, что нравится он ей. Она буквально светилась, когда о нем рассказывала. Отец мой пятнадцать лет, как умер. Я совсем девчонкой была. Второй класс. Мать себя мне и посвятила. Да все равно от скотской жизни в браке с алкоголиком не уберегла.

А на прошлой неделе мама сказала, что Павел Георгиевич предложил ей съехаться. Она согласилась при условии, что жить будут в ее «двушке», а его «трешку» пока сдавать в аренду. Я так обрадовалась, что не стала говорить ей сделать наоборот. Это их личное дело. Главное — мама больше не одна.

И вот настал тот день, когда они с Павлом Георгиевичем осмелились познакомиться с детьми. Он договорился о приезде своего сына из Австрии, а мама уладила вопрос со мной: конкретно — поведение моего муженька. Вроде пообещал быть белым и пушистым зайкой. Очень надеюсь, что хватит ума и терпения. Краснеть за него мне не впервой, но оконфузиться перед маминым мужем и его тридцатитрехлетним состоятельным сыном как-то не особо хотелось.

На замазывание синяка на лице я трачу вдвое больше времени, чем на макияж. В результате выгляжу довольно мило. Подчеркнула свои голубые глаза, на фоне которых даже темно-каштановые волосы заиграли яркостью, и нанесла блеск на пухлые губки.

Роясь в шкафу, признаю, что надеть, по большому счету, совсем нечего. Есть платье, которое я еще до свадьбы покупала и всего пару раз надела, но к нему нет туфель. Впрочем, у меня вообще нет туфель! Купить не на что. Есть старые мокасины и слипоны. А с ними только джинсы. Выбираю самые приличные из двух имеющихся, но нахожу на них пятно. Похоже, вчера в зоомагазине, где работаю продавцом-консультантом, попугай нагадил, когда я его покупателям в коробочку убирала. А я и не заметила.

Качаю головой, бросаю эти джинсы в корзину для белья и беру другие. Господи! На них уже колени вытянулись, вот-вот со скрипом расползутся. Но деваться некуда. Надеваю их и клетчатую рубашку, в которой еще на паспорт пять лет назад фотографировалась.

Не жизнь, а сказка! Представляю, что было бы со мной, пригласи мама и Павел Георгиевич нас в ресторан… Наверное, у меня срочно поднялась бы температура.

Расчесываюсь, чмокаю Тимошку в носик и выхожу из комнаты. Васька уже плечом шкаф в прихожей подпирает. Тоже надел джинсы с прожженной сигаретой дырой на бедре, помятую футболку и ветровку, в которой совсем на гопника похож.

— Вась, ну я ж тебе рубашку и брюки погладила, — улыбаюсь я.

— Че я как лошок в них буду! — фыркает он. — Обувайся давай, заебался ждать тебя. Куда нафуфырилась-то?!

— Я же немножко, Вась. Чтобы тебе стыдно за меня не было. — Я напяливаю слипоны, беру сумку, замечаю потертость на швах кожзаменителя и отставляю ее, не желая позориться и мужа позорить. Достаю из нее свой старый кнопочный мобильный, пишу маме смс-ку, что мы выходим и, сунув его в карман джинсов, говорю: — Я готова.

— Наконец-то, блядь! — Васька ногой открывает дверь и идет к лифту.

Защелкивая замок и убирая ключи в другой карман джинсов, я иду за ним. Мы молча спускаемся, и восемь этажей мне кажутся всеми восьмидесятью. Васька рассержен так, что слышно его тяжелое дыхание у меня за плечом. Еле сдерживается, чтобы скандал не закатить, как ему осточертела теща и я со своей тягой к семейным ужинам.

Мы выходим на улицу, и я поворачиваюсь вправо. До мамы километра три. Я привыкла пешком ходить. Но Васька хватает меня за руку и дергает.

— Куда пошла?! — Гордо задирает нос. — Ща поедем!

— Ох, Вась, ты такси вызвал? — рано радуюсь я, готовая расцеловать его небритое лицо.

Он вытрясает из кармана ветровки зазвеневшую мелочь и важно отвечает:

— На трамвае!

Глава 2. Кристиан

— Святое дерьмо, Крис. У кого ты достал эту дрянь? — хрипло выдыхает сладковатый дым из легких мой старый друг Анри и, запрокинув голову, блаженно закрывает глаза. — Кайф.

Музыка бьет по ушам. Черт знает, чем хорош этот клуб, и какого дьявола его нахваливал Анри. Обычный блядушник. В Австрии сотни таких.

Блондинка кладет руку мне на колено и с нажимом ведет по внутренней части бедра. Заглядывает мне в лицо кошачьими глазами, затуманенными от похоти. Пухлый рот приоткрыт, и она обводит влажным языком губы, будто предлагая взять ее прямо здесь.

— Кри-и-ис, — выдыхает она, — хочу с тобой… Пойдем?

Ее произношение бесит. Лучше бы говорила на русском, который я неплохо, в принципе, знаю, но ей хочется быть особенной для меня. Я это понимаю, когда подобные ей начинают выпендриваться и переходить на ломаный английский. Все, как одна. Удивительно.

— Не хочу, — отвечаю я. — Попробуй убедить меня, и, может, пойдем.

Она улыбается и, кладя ладошку мне на член, сжимает сквозь ткань брюк. В моей крови сейчас очень опасный коктейль. Поэтому моя ракета приходит в полную боевую готовность за считанные секунды. Кровь приливает так резко, что все мышцы на теле выкручивает от желания засадить этой потаскушке. Но я не взял презервативы. И не люблю букеты, особенно из венеры.

Блонди сползает на пол, садится на колени между моих ног и, хищно улыбнувшись, пытается, кажется, прыгнуть на мой член ртом через брюки. По крайней мере, я не понимаю кайфа слюнявить мне все ниже ширинки.

— Твою мать, либо достань его, либо не выпендривайся.

Она снова улыбается, как идиотка. У меня нет сегодня выбора — нормальную девочку хрен я найду на один вечер. Это холодная и неродная Россия, а не знакомая Австрия. Что Анри, что я тут бываем только по работе или на конференциях.

Слышу звук молнии ширинки, и Анри, закатив глаза, подрывается с дивана.

— Крис, ты конченый мудак. Пойду сниму кого-нибудь. — Он с сожалением смотрит на блонди, которая полчаса назад до блеска полировала задницей ЕГО колени. До момента, когда не заявился я.