Большая по-Беда (СИ) - Пекур Татьяна. Страница 1

Большая по-Беда

Татьяна Александровна Пекур

Глава 1. Наглые арабы, пугливые рыбаки и пророчество

— Кукурузка! Большая, золотистая, ароматна-а-ая!!!! — парень, засмотревшись на грудь моей соседки, перелетел через мои ноги, рассыпая ту самую золотистую кукурузку по всему пляжу.

Я еще раз кинула косой взгляд на эту модельку минусового размера. Разве ж это формы?! Вот мои — это да! Сто десять на девяносто и на то же самое! Так что я со спокойной душой прикрыла лицо шляпкой и приготовилась загорать дальше. Мне, Виктории Славской, даме слегка за тридцать и слегка за девяносто кило, бессменной и обожаемой воспитательнице в детсаду «Берёзки» в городе Н-ске вот уже пятнадцать лет, не пристало собирать выпавшие по причине ротозейства впечатлительного юноши овощи. Мстительно хмыкнув на оправдательный лепет паренька и ехидно усмехнувшись на злобный клекот красотки, которой попало на ноги и живот этой божественной, не иначе, кукурузой, вставила наушники в уши, запуская список любимой музыки. Транс, техно, немного японского рока и лирики.

Мои детишки и их родители никогда бы в это не поверили, они думают, что я слушаю романсы 19 века и сплю в гробу под толстым слоем нафталина. Кхе-кхе! Ну образ у меня такой, да. Все эти блузки с кружевами, длинные юбки, туфли с квадратными носами, свои золотистые волосы я закручиваю в старинную прическу всех старых дев, иногда в Бабетту. Думаю, духи с запахом тлена были бы как нельзя кстати, но где их найти? Приходится душиться лавандовым маслом, чем-то мускусным. Фу! Потом дома отмываюсь и даже на гель для душа смотрю, точнее обоняю его, с содроганием.

Семьи у меня нет. Но вина в этом не моя, а тех мужчин, что своей трусостью обходят такую прекрасную половину, как я. Хотя некие особи, как я понимаю, особо трусливые, называют меня не половиной, а… А впрочем, сами они это самое. Я себе нравлюсь, а все остальные могут расслабиться и просто плыть мимо.

Иногда я представляю мир этаким аквариумом. Вот радужные рыбки, они молоды и еще привлекательны. Рядом кружат хищные самцы, пресыщенные, ленивые взгляды. Они уже таких рыбок перевидали тысячу-другую. Вот семейные рыбные стаи. Мальки, беспокойные, юркие, родители-рыбы не успевают и плавником их шлепнуть, как те уже смешались с чужим косяком, вот они уже в воде, там уже наступили на чей-то лежак, на ноги. И я… Золотистая рыбка, лениво покачивающаяся на волнах. Мудрым, всезнающим взглядом зеленых глаз, смотрит она на суету, на молодых и не очень рыб, на стаи, на одиночек.

У меня сейчас законный отпуск. Отработав год на благо родного города, своих любимых детишек и их родителей, я собрала все свои деньги, часть заняла у состоятельной сестры и махнула плавником на юг, к морю. Три дня уже греюсь на солнышке… хоть бы один рыб приплыл ко мне! Нет, всех их пугает моя роскошная фигура, мой саркастичный взгляд. Ну и пусть. Пусть я останусь без курортного романа, на который так надеялась. Останется только один вариант: снова звонить Вадиму Николаевичу. Он-то всегда только за. Разведен, боек, две дочери-студентки, которых никогда нет дома. Тусовки, парни. Зависть, кыш!

Моделька спешно смотала свои вещички и умчалась к выходу с пляжа. На ее место тут же стали претендовать двое. Молодой мужчина, по виду этакий Бандерас в молодости, и степенный, седовласый с седою же бородкой, профессор. Бандерасу достался многообещающий взгляд, профессору — немного виноватый. Наткнувшись взглядом на меня, молодой человек вмиг растерял все желание добиваться места под солнцем. Он дернул уголком рта, пальцы судорожно смяли аккуратно свернутое покрывало.

— Я… вижу знакомого. Место ваше…

И умчался так быстро, что поднял неслабую пылевую завесу. С незлым, тихим словом отплевалась от песка, сменила позу, а то уже спина затекла лежать. Профессор аккуратно расстелил своё покрывало, подложил под спину подушечку-валик, достал из пакета книгу, очки, бутылку минералки, а затем повернулся ко мне.

— Заэдар*!

Я поперхнулась чаем с лимоном, который взяла с собой на пляж! Ничего себе он мне «здрасте!» сказал! Араб что ли? Увидел, что я от шока не могу и слова сказать, помахал рукой перед моими глазами. Я проследила за изящной кистью, с двумя потрясающими и дорогими перстнями на указательном и больших пальцах. Однако, мое внимание ему было необходимо — дедуля пощелкал пальцами, добился того, что я вздрогнула и подняла на него глаза.

— Да-а! — удовлетворение в его голосе лилось через край, да так тягуче, будто перевернули бочку с медом или патокой.

— Что да? — не выдержала я. Если он о моей невнимательности или незнании арабского, то я и не обязана это знать! Если доволен, что приземлился рядом с такой красотой, то так и быть, я его прощаю.

— Я нашел то, что искал… — прошелестел он как-то по-змеиному, карие глаза стали чернее ночи, нос с горбинкой еще больше заострился, голова его будто увеличилась. Или нет… за ней раскрылся капюшон, как у кобры! Мамма миа! Перегрелась!

— Простите великодушно, я уже не вернусь, так что располагайтесь! — я привстала на коленки, стала собирать в пакет свои вещи. Телефон, бутылка с водой, радужное парео, очки, веер ручной работы из бамбука, который привезла Анька из Японии, шляпку, сарафан. Сестра удачно вышла замуж, чему я бесконечно была, есть и буду рада, ведь от меня теперь родители с вопросом деторождения отстали если не совсем, то хоть частично (сестренка сразу двойню родила!).

Дед еще бухтел что-то, но я его уже не слушала. Увидела только краем глаза, что он ручки свои сложил у груди, а потом резко их в мою сторону выпрямил. Это что, порчу на меня навести хочет? Схватив пакет за ручки, я уже приготовилась как следует приложить наглого пенсионера по его аккуратной макушке, как пляж подо мной стал мокрый и невероятно скользкий! Картинка резко перекосилась, ноги разъехались.

Что за? Повернула голову влево — все спокойно сидят на своих местах, вправо — тоже самое! Это что же, только я вижу огромную волну высотой с небоскреб, которая уже… близко…

Я тону! Волны, вихри, смерчи, цунами! Не было за что уцепиться, меня тянуло на дно, а потом швыряло во все стороны. Голубая вода сменялась темной, почти черной, на организм давили толща воды и осознание катастрофы. Я не умею плавать!!!! Как там инструктор, которого нанимала Анька для меня, говорил? Судорожно пытаясь найти в памяти хоть крупицу полезной информации, я дрыгала ногами, надеясь таким образом придать себе ускорение и выплыть наверх. Слабый, едва видимый свет поверхности, манил своей недоступностью. С тоскою вспомнила, что инструктор, скотина такая, сразу просек всю бредовую задумку сестрички ангажировать его как кавалера для меня на лазурном турецком берегу и сбежал в голубую даль с искренними уверениями, что он-де скоро, вот-вот, практически уже, вернется и продолжит учить пани Викторию плавать вот в этом вот бассейне.

Гибну… Я уже практически погибла. Грудь сдавило, из носа кверху поднялся рой пузырьков, руки расслабленно повисли, заколыхались в такт волнам. И тут! Я почувствовала, как что-то плотное и холодное пробежало, стиснуло мои ноги, переползло по животу вверх, на грудь. Что, что это?! Паника накрыла с головой. Спрут? Водоросли? Куда эта скотина арабская меня закинула?! Купальник исчез, я не могу его нащупать!

Буль-буль — вышел последний воздух и уплыл вверх стайкой пузырьков. Вот и всё! Виктория Мироновна Славская, вы ушли из мира глупо, бесславно и пустоцветом, как любит повторять ваша почтенная матушка. Я грустно вздохнула, а потом выпучила глаза в попытке остановить процесс насыщения лёгких водой! Но, как ни странно, вода не убила меня, она… тут же будто куда-то ушла, но и частично осталась. Что за чудеса? За ушами что-то зашевелилось. Прижала это что-то рукой, а второй судорожно гребла не знать куда. Какие-то щёлки. Пять продольных полосок! Меня порезали? Или когда падала поранилась?

Странно. Все странно! И то, что щелки эти вдруг раскрылись, выпустив струю воды, и то, что грудь покрыла золотистая чешуя… и ноги превратились в хвост. Если бы могла — упала бы в обморок. Но обморок в море — сущая глупость и нелепица! Никогда не слышала, чтобы рыбы падали в обморок. А я теперь большая рыба-а-а! Плакать в воде тоже глупо. Снова пузырьки. Нет, нельзя тратить воздух! Тем более добытый таким трудом, через эти жаберные щелки.