Объективная реальность (СИ) - Тарханов Влад. Страница 1
Annotation
Тридцать второй - тридцать третий годы. В Европе есть реальная возможность остановить германский нацизм. Насколько она реальна? Кто стоит за зарождением нацизма? Что может им противопоставить попаданец в журналиста Михаила Кольцова наш современник? Ответы найдутся в этой книге.
Мы, Мигель Мартинес. Объективная реальность.
Глава первая. Что делать, и кто виноват
Глава вторая. По ком звонят твои колокола
Глава третья. За страх или за совесть?
Глава четвертая. Красный Бонапарт
Глава пятая. Казнить нельзя помиловать
Глава шестая. Заложник
Глава седьмая. Арбатские мотивы
Глава восьмая. Пороховой комитет
Глава девятая. Сны Веры Павловны
Глава десятая. Из дальних странствий возвратясь
Глава одиннадцатая. Текущие проблемы
Глава двенадцатая. Веймарский узелок
Глава тринадцатая. Мюнхенская рапсодия
Глава четырнадцатая. Объединённый фронт
Глава пятнадцатая. Выборы, выборы, кандидаты…
Глава шестнадцатая. Подготовленный визит
Глава семнадцатая. Жаркое лето в Харбине
Глава восемнадцатая. В фокусе интересов
Глава девятнадцатая. Китайский гамбит
Глава двадцатая. Узелок завяжется
Глава двадцать первая. Гений черного пиара
Глава двадцать вторая. Не всё решают деньги
Глава двадцать третья. Пражская осень
Глава двадцать четвертая. Москва, как много в этом звуке
Глава двадцать пятая. Над Москвой облачное небо
Заключение
Мы, Мигель Мартинес. Объективная реальность.
Глава первая. Что делать, и кто виноват
Влад Тарханов
Мы. Мигель Мартинес. Объективная реальность
Вступление
Москва. Патриаршие пруды
3 июля 1932 года
— С вами очень сложно работать, Миша.
Человек, произнесший эти слова ничем особо не примечателен. Обычный совслужащий, бюрократ нового времени. Одет в военный френч, вот только никакой армейской выправки в нём ни на грош, пивной животик, жиденькая козлиная бородка, круглое лицо с чуть брезгливым выражением, пенсне на носу, вот только мне показалось, что стекла у него самые обычные, нету в нем ни близорукости, ни дальнозоркости. На почти лысой голове непримечательный картуз, который мужчинка снимает, протирая вспотевшую лысину клетчатым носовым платком. В руке он держит портфель, изрядно потрепанный, набитый какими-то бумагами. Если у него и есть какое-то оружие, то только в портфеле. Но это, как раз вряд ли. Это — связной. А не киллер, и то, что сейчас происходит, всего лишь третий акт Марлезонского балета под названием «торги». Он назвал пароль и назвал себя Семеном Михайловичем. Мог назваться и Армагедонном Вулкановичем, с тем же успехом.
— Семен Михайлович! Вы поймите меня правильно… Мы все рискуем, но я рискую намного больше других. Пока эта папка лежит себе тихим грузом, мне практически ничего не угрожает. Это же был мой «пояс безопасности». Как только я отдаю ее вам, за мою жизнь нельзя будет отдать и полушки. Да, я не хочу продешевить.
— Миша, но наша организация не имеет в своем распоряжении сокровищницы Креза. Вы же умный человек. вы должны понимать, что вещь стоит столько, сколько за нее готовы заплатить. И ни копейки больше!
— Ну да, я эту папку на аукцион Сотбис выставить не смогу. Тут вы правы. А лот был бы премиальный. Думаю, что корона Российской империи просто нервно курила бы где-то в сторонке.
— У вас извращенное чувство юмора, Миша. Это наше последнее предложение…
— Тогда… Должность главного редактора «Правды» будет моей, это точно?
— Это мы можем гарантировать.
— До или после того?
— После. Сейчас конъюктура не настолько благоприятна. Это раз. И второе, сейчас эта должность — пешка, которой необходимо будет пожертвовать. Как только в газете выйдет этот материал, вы же понимаете, что будет с главредом?
— Вам есть смысл не сосредотачиваться только на этой газете. Должно быть еще несколько источников. И один из них — массовые листки с коротким изложением этих материалов.
— Миша, не учите нас работать…
— Не буду. Согласен.
— В таком случае нам остается оговорить сроки передачи и место.
— Одиннадцатое вас устроит?
— Более чем! Прекрасно. Тогда мы поступим следующим образом…
Глава первая
Что делать, и кто виноват
Москва. Кремль. Кабинет Сталина.
13 июня 1932 года
На столе вождя мерно тикает метроном. За окном кромешная темень. Иосиф Виссарионович курит трубку, медленно прохаживаясь вдоль стола. За которым четверо. Один из них, невысокий худощавый молодой человек крепко спит. Трое мужчин сидят напротив, и все они в состоянии, близком к шоку.
— Перед тем. как вы сформулируете свое заключение, хочу заметить такую вещь, подписку о разглашении вы давали. Вот только сейчас она уже не имеет никакого значения. Потому что эта информация означает смертельный приговор. Вы это понимаете?
Трое кивают головами, особого энтузиазма слова вождя у них не вызывают.
— Так вот, товарищи эксперты, вы сейчас автоматически стали носителями тайны особой государственной важности. И назад возврата нет. Если кто-то из вас думает, что может оговориться, проговориться, не выдержать, предать, лучше ему будет сдохнуть сейчас. Потому что в таком случае я уничтожу всю его семью. Всю! До пятого колена!
«Интересно, мне показалось, или нет, что один из них с гнильцой? А то у нас тут как на Украине: три хохла — это партизанский отряд и один в нем обязательно предатель!»
Сталин перестал курить и внимательно уставился на тройку, сидевшую напротив спящего мужчины. И эти трое сейчас смотрели друг на друга, причём очень внимательно смотрели. А метроном-то тикал! То, что происходило сейчас за столом в кабинете вождя можно было бы назвать битвой экстрасенсов. Вот только никто из них троих в понятие экстрасенс не укладывался. А вот возможности своего мозга они сумели «раскачать», причём прилично. И сейчас пытались продавить один одного. Интересно, интуиция сработала или нет? И тут один из них побледнел, его стало корчить. Невысокий, крепкий мужчина корчился от боли, пытаясь вдохнуть воздух делала судорожные движения, пальцы впились в столешницу, а из горла вырвался хрип, в котором угадывалось «не хочу»…
— Что это с ним? -спросил вождь, когда тело Симбаева уставилось в потолок совершенно бессмысленным взглядом.
— Гнилой человек. товарищ Сталин. Он первым делом подумал, кому эту информацию можно продать. — спокойно сообщил Куни.
— Знаете, стажировка у старика Фройда не прошла для него даром. Там около него разные личности крутились. Шпионом его назвать нельзя было бы, а вот продажной тварью. Скорее всего да. — это включился в разговор Орнальдо, он же Смирнов.
— У него сейчас состояние близкое к удару. Справится или нет, не знаю. А наш клиент проспит еще час. Не более того.
— Хорошо.
Вождь подошел, выключил метроном. Нажал кнопку вызова. В кабинет вошли два дюжих охранника. Сначала вынесли Кольцова. Потом и тело Симбаева. Первый был отправлен в камеру в подвале Кремля. Второй — в морг. Он не был еще мёртвым, но это было легко поправимо. К сожалению, язык мой, враг мой а иной раз и даже мысль… И чаще всего, смертельный.
— А теперь вернемся к нашему молодцу. Что вы скажете по поводу этого… феномена? Это раздвоение личности? Шизофрения, кажется так говорят врачи? Или всё-таки мы имеем дело с каким-то необъяснимым физическим явлением? Насколько мы можем доверять этой информации? Насколько мы можем доверять этому человеку?
— По поводу шизофрении… Есть факторы, которые говорят о том, что перед нами таки два сознания, но это не одно раздвоившееся сознание. А именно два разных человека. Во-первых, при шизофрении две личности конкурирующие, и вторая, патологическая, старается подавить изначальную, занять ее место, то есть имеет место конкуренция двух «Я». Тут есть симбиоз, когда личности друг другу помогают, насколько это успешно… Раз человек не попал сразу же под наблюдение врачей-психиатров, следовательно, это пример успешного симбиоза. И второе — уровень знаний. Мир патологической личности — это мир выдуманный, он не имеет точной привязки к реальности, а тут оба прекрасно ориентируются именно в реальном мире. Так что я считаю, что шизофрении тут нет. — Михаил Куни высказался и посмотрел на Орнальдо, поддержит тот его, или нет. Ну что же. учитывая, что единственный практикующий психиатр из этой тройки выбыл, а Кунин все-таки был ассистентом Бехтерева, то ту т его мнению можно было доверять. Николай Смирнов думал не очень долго. Он начал говорить уверенным тоном, при этом совершенно спокойно.