Год, когда я влюбилась (ЛП) - Соренсен Джессика. Страница 1

Джессика Соренсен

Год, когда я влюбилась

Серия: Саннивейл #2

Переводчик: Юлия Корнилова

Редактор: Юлия Цветкова

Вычитка: Любовь Анисимова

Обложка: Екатерина Белобородова

Оформитель: Юлия Цветкова

Переведено специально для группы: vk.com/book_in_style

Глава 1

Изабелла

Прошло всего несколько минут с тех пор, как Линн бросила мне в лицо, что Белла — моя настоящая мама — была ужасным человеком, за что теперь гниет в своей могиле. Всего несколько крошечных минут, но мне кажется, что прошла целая вечность, как будто я вошла в портал, в котором время движется с замедленной скоростью.

У меня появляется слишком много времени, чтобы подумать о том, что, возможно, моя мама умерла, о том, как разозлился отец, когда я спросила о ней, о Линн и о том, как я толкнула ее после того, как она мне все высказала. Я выбежала из дома, не дожидаясь ее реакции. Пребывая в полнейшей истерике. Но слава проклятым звездам, что Кай нашел меня, иначе кто знает, что бы я наделала. В том душевном состоянии, в котором я находилась, я ничего так не хотела, как избавиться от боли, и была готова на все, чтобы она прекратилась.

Но каким-то чудесным чудом — серьезно, этот парень какой-то гениальный волшебник по отвлечению внимания — Каю удается меня успокоить. Он ведет меня внутрь своего дома, велит сесть на диван и ставит «Зомбиленд». Затем приносит мне миску попкорна и коробку молочных конфет и устраивается рядом на пол.

Я толком не объяснила Каю, что произошло, по крайней мере, не во всех деталях, но я вижу, что ему чертовски любопытно, по тому, как он продолжает смотреть на меня вместо того, чтобы обратить внимание на фильм. Это фильм о зомби. Никто так не отвлекается во время фильма о зомби, если только он о чем-то глубоко не задумывается. Или он полный чудак.

— Я не знаю, что делать, — бормочу сквозь зевок, когда на экране телевизора появляются титры. Я перекатываюсь на бок, чтобы посмотреть на Кая сверху вниз. Его светло-русые волосы зачесаны набок, а щека покраснела в том месте, где он прижимался лицом к подушке. — Не уверена, что смогу вернуться домой или могу ли вообще теперь называть это место домом. После того, как я толкнула Линн… — качаю головой. — Я даже не чувствую себя плохо. Каким человеком это делает меня?

Он ложится на спину и поднимает бровь, глядя на меня.

— Ты толкнула Линн? Когда?

— Сразу после того, как она высказалась о маме. — Реальность с новой силой накрывает меня. — Я в таком дерьме, Кай. Мой папа и так был очень зол, когда я попыталась узнать о своей настоящей маме. Он, наверное, уже сменил замки, чтобы я не смогла войти в дом.

Кай покусывает нижнюю губу, размышляя.

— Может быть, это и хорошо. Больше никакой Ханны. Больше никакой Линн. Ты бы, наконец, освободилась от них.

— Да, я знаю. — Переворачиваюсь на спину, убирая пряди своих каштановых волос с заплаканного лица. Уверена, что прямо сейчас у меня потрясающие енотовые глаза, и, вероятно, я выгляжу как настоящая горячая штучка. К счастью, здесь со мной только Кай. После того, как он извинился передо мной за инцидент в седьмом классе и я узнала о том, как он рассказал всем, что Ханна солгала о моем пребывании в психиатрической лечебнице, я знаю, что могу ему доверять. — Я знаю, что это прозвучит безумно — это звучит безумно даже в моей собственной голове, — но часть меня не хочет, чтобы меня вот так вышвырнули.

Когда он не отвечает, я наклоняюсь, чтобы посмотреть на него.

Он таращится на меня так, словно я только что прилетела с космоса.

— Я собираюсь списать твое временное помешательство на тот факт, что ты пережила кучу дерьма за последние пару часов, и дам тебе совет. Если ты сможешь выбраться из этого дома, тогда сделай это. Тебе будет лучше самой по себе, чем жить со своей психованной, жестокой семьей.

— Они не издеваются надо мной. Да, они чертовски злые, но они никогда не били меня или что-то в этом роде.

Кай выдерживает мой взгляд.

— Иза, слова иногда могут приносить такой же вред, как и действия.

Я сглатываю комок в горле, когда вспоминаю, сколько раз Ханна и Линн оскорбляли меня. Как мой отец игнорировал это. Как ужасно я себя чувствовала, какой маленькой и никчемной. Потом я думаю о Кае и о том, как его отец относится к нему.

— Тебе следует последовать своему собственному совету, — говорю я осторожно.

Он равнодушно пожимает плечами.

— Я работаю над этим.

Массирую ноющую грудь рукой, желая избавиться от стеснения.

— Я бы не была сама по себе, если бы съехала. Я бы переехала к своей бабушке Стефи.

— Хорошо. Судя по тому, что ты мне о ней рассказывала, она довольно классная. — Он садится и вытягивает руки над головой, отчего его черная футболка задирается ровно настолько, чтобы я могла мельком увидеть его пресс.

Я стараюсь не глазеть, как какая-нибудь фанатка группы, пялящаяся на солиста, но у моего взгляда своя жизнь. Я виню в этом свои гормоны. Когда они берут верх, я теряю самообладание.

— Да, она классная… — Перестань пялиться на него, Иза. Ты такая странная. — На самом деле она та самая бабушка, с которой я ездила в поездку этим летом. — Мне, наконец, удается оторвать взгляд от худощавых мышц Кая и мысленно дать себе пять за то, что восстановила самообладание. Но потом я съеживаюсь, когда обнаруживаю, что он наблюдает за мной с любопытством, написанным на его лице.

Он так просто меня поймал.

Я задерживаю свой следующий вдох в легких, ожидая, что он будет дразнить меня, но, как ни странно, он молчит. Может быть, он дает мне пропуск на свободу из тюрьмы, потому что ему меня жаль. Хотя я не большой поклонник жалости, я воспользуюсь этим пропуском.

— Все равно было бы отстойно переезжать, — говорю я. — Мне пришлось бы сменить школу… Я знаю, что у меня нет кучи друзей, но я только начала входить в хороший ритм.

Он хмурится.

— Зачем бы тебе понадобилось менять школу? Я думал, она живет в Саннивейле.

— Так и есть, но на другом конце города, в сообществе Саннивейл-Бей, которое находится в другом школьном округе. — Я сажусь и опускаю ноги на пол. — Это в тридцати минутах езды от нашей школы, так что мне пришлось бы перевестись.

Он упирается локтями в край дивана всего в нескольких дюймах от моих ног.

— Это займет всего тридцать минут, если водить машину, как пенсионер.

— Бабушке пришлось бы возить меня, — указываю я. — И я не хочу просить ее об этом. И даже если бы я это сделала, не думаю, что она сможет. Она позволяет Индиго одалживать ее машину для работы и всего такого. Всем было бы намного легче, если бы я просто перевелась. — Я вздыхаю, подсовывая руки под ноги. — Я просто хотела бы не быть такой социально нестабильной.

— Ты не социально нестабильная. Ты просто стесняешься.

— Застенчивость, социальная нестабильность, это все означает, что мне трудно разговаривать с людьми. — Я плюхаюсь обратно на диван. — Я хотела бы справиться с этим, но думаю, что навсегда останусь такой.

— Быть застенчивой не так уж плохо. — Он протягивает руку, чтобы прикоснуться ко мне, но затем отстраняется. — И я могу помочь тебе справиться с этим.

— Не каждый сможет быть такой красивой светской бабочкой, как ты, — я улыбаюсь, наверное, впервые с тех пор, как безумие разверзлось подо мной и попыталось поглотить меня целиком. — Ты как единорог, чувак.

Его лоб морщится.

— Единорог?

Я киваю, поглаживая его по голове.

— Такой же редкий и великолепный. Все тут же поворачивают головы, когда ты входишь в комнату, потому что ты такой красивый, и все хотят быть такими же красивыми, как ты.