Звездная дверь (СИ) - Шамова Марина. Страница 1

Звёздная дверь

Пролог

Минутная стрелка двигалась медленно, словно залипая на каждом делении и отказываясь шевелиться вовсе.

Я уже пару минут наблюдала за ней, попутно размышляя — как на колокольчик звонка будильника намотался мой волос? Спросонок я вообще решила, что это паутина, таким тонким и светлым он был, а чуть поразмыслив — огорчилась, что это, наверное, седина уже проклёвывается.

Раздумывала я и над тем, что надо бы протянуть руку и отключить будильник прежде, чем тот разразится пронзительной трелью — но мне было лень. Телу, укутанному в одеяло, голове, лежащей на удобно примятой подушке и сознанию, всё ещё нежащемуся в расслабленных отголосках приятного сна было слишком хорошо, чтобы…

«Др-р-рзын-нь!» — будильник подскочил на месте, истошно трезвоня.

«Др-р-рянь…» — мысленно прорычала я в ответ, всё-таки хлопнув по кнопке и отключив надсадный звонок, ощущая, как сердце чуть ли не выпрыгивает из груди.

Уж сколько лет назад приучила себя просыпаться за несколько минут до будильника, чтобы избавляться от этого ежедневного крошечного стресса — но всё так же попадаюсь в коварную ловушку «ещё пяти минуточек».

Полусознательное желание ухватиться за остатки сна — вот точно же помнила, что там было что-то хорошее! — выдуло вместе с останками мерзкой трели, и с тяжёлым вздохом я села в постели, хмуро покосившись в сторону зашторенного окна, из-за которого доносилась отчётливая барабанная капель по жестяному карнизу.

Да здравствует новый рабочий день.

Совершая утренний моцион из ванны на кухню, я прошлёпала по коридорному паркету, вынужденно, но неизбежно пересекая домашний «тренировочный зал».

Было стратегической ошибкой оборудовать проходную комнату неровно обрезанным по краям зеркалом в полстены, поскольку до первой чашки кофе я оказалась не готова смотреть в глаза своему отражению. Вот и сейчас, как множество раз до этого, я стыдливо потупилась и прошмыгнула мимо парочки спортивных снарядов, что мне удалось урвать на барахолке за бесценок.

Гантели укоризненно поблескивали сколотой краской, намекая, что я непростительно долго игнорирую их существование. Лёгкая гимнастика, конечно, хорошо помогает разогнать кровь, но вот крепости мышцам не добавляет, увы.

Кухня встретила меня громкой бытовой тишиной, состоящий из множества звуков: гудение компрессора, глухое завывание ветра в водосточной трубе, примыкающей почти к самому окну снаружи, всё тот же шум дождя, не изменивший тональность ни на долю.

Из утвари в моём распоряжении были электроплитка на две конфорки, мойка, один разделочный стол, холодильник, два подвесных шкафчика и огромное радио, стоящее в специально созданной для этого нише. В качестве обеденного стола и стула я, как правило, пользовала широченный подоконник — с тем же успехом я вполне могла бы использовать его и как кровать, в полицейской академии койки были у же. Здесь, на кухне, можно было бы вальсировать — возникни у кого такое безумное желание, — довоенная планировка дома предполагала пышное убранство и обилие всевозможной мебели, но для жизни мне вполне хватало того минимума, которым я успела разжиться.

Заварив кофе и проинспектировав содержимое холодильника — трижды: до варки кофе, в процессе и после, — я в очередной раз убедилась, что еда там самозародиться не может никак, и что по пути домой стоит заглянуть в магазин за припасами.

Вид из окна, однако, наводил на мысли, что вечером мне придётся от машины до крыльца подъезда добираться вплавь, и делать это лучше с пустыми руками. Внутренний двор, посреди которого торчала трансформаторная будка, у которой были припаркованы три машины — одна моя, — уже сейчас больше смахивал на грязе-щебневое болото. Дождь шёл всю ночь, и, судя по затянутому сизыми облаками небу, прекращаться не собирался, так что заботливо брошенные на землю деревянные настилы к вечеру скроются под водой целиком.

Чёртов сезон весенних дождей… Период меланхолии, серости и грязи. Редкие деревья, пробившие себе путь в каменных джунглях мегаполиса, ещё стояли чёрные и жуткие, словно жертвы пожара, а в воздухе витал лёгкий запах морозца — отголосок недавно отступившей зимы. Светало теперь чуть раньше, но, кажется, в городе так и не светлело — рассвет плавно перетекал в закат, прячась за густыми тучами, и быстро сменялся чернильной темнотой, разбавленной оранжевыми всполохами редких фонарей.

В очередной раз поддавшись сезонному настрою, я малодушно подумала о том, что уже почти три месяца не поступало никаких новых заказов, ни одного звонка — даже от Роджерса, чтоб его вши заели! И чего ради мне сейчас спускаться в эту грязищу? Тратить час на дорогу, ползти в свой любимый «курятник» и целый день сидеть, чахнуть над телефоном и листать газетёнки, в поисках мало-мальски подходящего дела — чтобы в восемь отпустить Линду, а в десять, когда станет ясно, что вызова не будет, убраться в своё «холостяцкое логово»… Не лучше ли сразу сократить весь этот жалкий путь, и вернуться в постель? Там хотя бы тепло…

— Ни-ко-тин, — нараспев, звонко заявила я сама себе, в очередной раз внутренне содрогнувшись от эха, отражённого от высокого, в два моих роста, потолка, и пошла искать портсигар.

Тот нашёлся в кабинете — самой маленькой из трёх комнат, отданных в моё распоряжение, — на столе по соседству с брошенным бумажником и удостоверением частного детектива. Последнее — предмет моей гордости и досады, за четыре года успело изрядно истрепаться, а сейчас и вовсе намекало на свою бесполезность. Но я в очередной раз отогнала эти мысли, твёрдо решив, что вот сейчас выкурю свою законную сигарету, и быстро, решительно поеду на работу.

Взгляд зацепился за желтовато-серую бумажку, застенчиво выглядывающую уголком из-под бумажника, и я снова мысленно чертыхнулась — точно, сама же клала её вот так, чтобы напомнить себе о необходимости оплатить аренду, и не прошляпить срок, как в том месяце. Старик Уолтерс, домовладелец, и так был ко мне слишком добр, выделив одну из квартир для проживания по вполне умеренной стоимости, ниже среднерыночной. Конечно, доброта его не была всецело бескорыстной — столь щедрым он стал после того, как я познакомила его с парой неплохих специалистов в области юриспруденции, и Уолтерс отстоял своё право на дом, который у него хотели отнять за вымышленные долги. А вот домовладельцу по соседству повезло меньше — с ним у меня не было ничего общего, и теперь вместо дома-близнеца того, в котором проживала я, буквально через дорогу, за грязным дощатым забором громоздился уродливый полуразрушенный остов. Строительная компания, выкупившая «долг», планировала начать возведение какого-то магазина, но всё застопорилось на этапе сноса, и вот уже два года я наблюдала за естественным процессом умирания дома. Крайне депрессивное зрелище, если задуматься.

Задумываться о бренности бытия мне сейчас не хотелось — квитанция об оплате мотивировала шевелиться куда лучше, и, безжалостно вмяв окурок в пепельницу на краю стола, я вернулась в спальню к монструозному платяному шкафу, занимающему половину стены.

Из недр его ядрёно пахнуло лавандовым мылом, и вместе с запахом, презрев условности, выпорхнула моль.

— Вот же ж тварь, — процедила я, отметив, что стоит провести инвентаризацию шерстяных штанов — ещё не хватало щегольнуть разлезшимися дырами на неподходящих местах! — и вытащила брючный костюм, заменивший мне форму после увольнения из полиции.

Следом на свет появилась рубашка с основательно вытертыми плечами — неизбежное зло ношения самого главного, на мой взгляд, элемента гардероба — право на который я потом и кровью заработала в учебке и на службе. Кобура. Слегка давящее ощущение, созданное плотным обхватом пересечения ремней под загривком, действовало на меня успокаивающе, особенно когда в пистолетный чехол помещался М1917, а в запасник — пара полных «лун». Не скажу, что мне часто доводилось пускать револьвер в дело, но всякий раз, когда эта оказия наступала — я была искренне рада, что не филонила на стрельбище.