Бастард: Сын короля Ричарда - Ковальчук Игорь. Страница 1

Игорь Ковальчук

Бастард: Сын короля Ричарда

ПРОЛОГ

Туман заволакивал лес — зябкий утренний туман, который с наступлением рассвета оседает росой на траве и листьях, а весной или осенью зачастую еще и схватывается изморозью. Уже развиднелось настолько, чтобы найти путь в лесу, но, помимо тех, кому не дают покоя срочные дела, все еще почивали в объятиях сна. Сон особенно сладок, ибо лишь он хоть иногда, хоть на короткое время позволяет забыть, что человеку, чтобы выжить, необходимо совершать уйму обременительнейших действий, — как же его не ценить? В несусветную рань поднимаются лишь купцы, дорожащие каждой минутой бодрствования, разбойники, гоняющиеся за купцами, да еще, пожалуй, гонимые.

Молодой человек, ехавший сквозь затянутый паутиной тумана лес, не походил на купца. Не был он и разбойником, с первого взгляда ясно — одинок, слишком аккуратно и неплохо одет. Вооружение у него имелось, но оно напоминало скорее то, которым пользуются рыцари и знатные дворяне, — меч, длинный кинжал, ни лука, ни тем более арбалета. Под расстегнутой курткой, накинутой лишь для вида, а не для тепла, блекло, наподобие рыбьей чешуи, переливалась кольчуга довольно мелкого, ровного плетения, а разбойники нечасто носят кольчуги — слишком это дорогое удовольствие. Молодой мужчина изредка понукал лошадь идти быстрее, но спешил, похоже, не по необходимости, а больше по привычке, кроме того, его еще не отпустила цепкая хватка утреннего полусна.

С узкой тропки конь выбрался на утоптанную дорогу, прорезающую лес с юга на север, и повернул налево. Здесь всадник погнал его уже настойчивей — земля под ногами была ровней, редко где — выступающие корни, о которые можно запнуться. На понукания конь не отреагировал и только после шлепка по крупу прибавил шаг.

Всадник держался в седле так уверенно, что, наверное, мог бы даже вздремнуть на ходу, но почему-то бодрствовал. Кольчуги, которая, должно быть, весила все тридцать фунтов, — если и меньше, то ненамного, — он словно бы не замечал. Здесь сказывалась привычка. Русые волосы его выбивались из-под круглой шапочки, больше напоминающей подшлемник, а к седлу прикреплена была кожаная сума, оттопыривающаяся так, как если бы в ней лежал именно шлем. Лицо у наездника было еще молодое, гладкое, с коротенькой бородкой и усами, но две складки возле губ уже имелись — те, что говорят о твердости и упрямстве. Ясные серые глаза смотрели на мир со спокойной уверенностью, и во взгляде, как и в посадке головы, была величественность, которую воспитать нельзя, а можно только получить с наследство от родителей. Он поглядывал не только вперед, но и вправо-влево, хотя, кажется, что можно с пристальным вниманием высматривать в совершенно безлюдном лесу… Безлюдном? В паре десятков шагов впереди затрещали ветки, и с дерева рухнуло какое-то грузное тело, судя по заглушенным звукам разнообразных, не очень понятных выражений, — человеческое.

В первый же момент всадник выхватил меч, огляделся, помедлил и направил коня к человеку, натужно охающему на груде палой листвы, держась за бока. Упавший, конечно, заметил приближение конного, но, казалось, не желал никак реагировать на очевидное, только поглядывал из-под полуприкрытых век и постанывал сквозь зубы.

— Что, птичка, ветка попалась тонковата? — спросил молодой человек, не убирая, впрочем, меча, и не изъявляя желания спешиться.

— Да вот, ненадежная оказалась, — не без юмора ответил ушибленный.

Он выглядел не то чтобы ободранным, но каким-то неухоженным. Одежда его видала виды и носила несомненные следы ночевок то слишком близко от костра, то слишком далеко — на лапнике и шишках, была порвана о ветки и сучки и потом заштопана явно не женской рукой. Кроме того, вооружен неудачливый «обитатель дерева» был только большим ножом, а это настораживало. Путешественник и насторожился.

— А что ты там забыл? — Он показал на дерево. Упавший молча улыбался, потирая оцарапанный о ветку локоть, вылезающий из большой прорехи на рубашке — видимо, о тот же сучок и порванной. — Где лук оставил?

— А там. На дереве.

— Тогда ясно, что ты там делал, — помедлив, довольно равнодушно заметил конный.

— А ты как думал, Дик? — ушибленный развеселился. — Как чужих жен охобачивать, так это ты пожалуйста, а как отвечать, так не хочу?

— Твоей жены я, кажется, не трогал.

— А зачем графу Йоркскому самому за тобой по лесам бегать? На ногу ты скор. Он лучше заплатит опытным людям.

— И сделает так, чтоб о веселом нраве его жены узнала вся Англия? Правильный подход.

— Тебе-то до его резонов не должно быть дела. И железкой лучше не маши, а то убивать будем неторопливо, со вкусом.

— Понятно. Я должен послушно ждать, пока меня зарежут, потому что этого очень хочет ободранный лесной бандит.

— Потому что этого хочет граф Йоркский. — Разбойник многозначительно поднял палец.

— Я разве был сервом графа Йоркского? — Путник пожал плечами.

Затрещала еловая поросль, и на обозримое пространство выбрался еще один живописно одетый и кое-как вооруженный разбойник. Он поскреб бедро, которое оцарапала колючая ветка, и поднял лук.

— Хватит болтать. Давай, господин рыцарь, слезай с седла, сымай кольчугу. Кольчуги нонеча в цене.

— Ну ты хам. — Конный качнул головой. — Ты кого назвал рыцарем?

Когда именно в процессе беседы он извлек из ножен у пояса метательный нож, никто из присутствующих не заметил. Теперь ему осталось лишь размахнуться. Резкое движение, стремительный бросок — и бандит с луком, на свою беду вылезший из колючего укрытия, схлопотал нож в глаз по самую рукоять.

— Повезло, — буркнул себе под нос путник, поименованный Диком, одновременно падая с седла, потому что слезать было бы долго. Его ловкость оказалась кстати: вслед тут же свистнули две стрелы и воткнулись в землю неподалеку. Обе были ярко раскрашены, видимо, чтобы легче было находить их в траве или среди тел. Древко и оперение — ерунда, главное — наконечник. Наконечники не растут в лесу, в орешнике, их надо ковать. В чащобе это довольно сложно. Даже, пожалуй, невозможно.

— Так, двое с луками.

Он вскочил на ноги и отмахнулся мечом от разбойника с большим топором, успевшего подбежать к нему из-за дальнего неохватного дуба. Тот, спешивший изо всех сил, запыхавшись, не смог рассчитать удар и махнул топором слишком высоко — к удовольствию несостоявшейся жертвы. Дик с легкостью отразил удар — вскользь, чтоб не повредить клинок. Еще на одно движение — на отскок — хватило разбойника, и, несмотря на резвость, меч все-таки догнал его. Рана была, возможно, и не смертельна (то есть не должна была мгновенно вызвать смерть), но на большинство раненых сильное впечатление оказывает сам факт ранения. Мужчина побледнел, как юная девушка, и схватился свободной рукой за бок. Вторая — с топором — опустилась, и Дик не мог этим не воспользоваться. С противником надлежало расправиться как можно скорее, поскольку нетрудно было догадаться, что остальные бандиты вот-вот по-поспеют. Клинок наискось врубился в лицо лесного находника, и душа его порскнула прочь. Дик же, оттолкнув в сторону мешком падающее тело, бросился бежать.

На самом деле на ноги, да еще в лесу, он не слишком рассчитывал и не убежать хотел, а оторваться от разбойников, сбившихся в кучу. Главная цель — растянуть их в тонкую цепочку, с каждым звеном которой можно было разбираться поочереди.

За одним из тех стволов, что он миновал, оказался еще бандит, совсем мальчишка, так и оставшийся сидеть в засаде, Парнишка внезапно увидел рядом бегущего крепкого мужчину с окровавленным оружием в руке и перепугался до смерти: он развернулся и понесся прочь, напролом через молодую поросль и высоченные разлапистые папоротники. Видимо, нападение всей толпой па одного он представлял себе как-то иначе, безопасней, что ли. Дику было не до юнца. Он пожал плечами и повернулся, чтоб встретить первого преследователя сильным выпадом, надеясь, что тот не успеет затормозить.