Вежливость в горах - Моррис Мак. Страница 1

Мак Моррис

Вежливость в горах

Картер Бетан ехал стоя в кузове грузовика. Он наклонился вперед над кабиной, и концы его длинных черных волос хлестали ему лоб. Ощущение было словно от уколов маленьких игл и столь постоянное, что лоб онемел, и он перестал обращать внимание.

Не обратил он внимания и на глаза мужчин в грузовике, сочувствующие глаза, когда они остановились посадить его и подвезти в город. Он видел их глаза, но мозг его находился в оцепенении.

Так было уже несколько дней.

Когда прибыл шериф, Картер Бетан теребил рукав своей военной рубахи — рубахи, в которой он демобилизовался, с желтой эмблемой, теперь уже сморщенной и почти белой. Он не отрываясь смотрел на пятна крови на выцветшей, застиранной одежде. Следы сержантских нашивок тоже почти стерлись. Но кровь была свежей — ярко-красной, и он смотрел на нее в состоянии начинающегося оцепенения. Он говорил медленно, в недоумении:

— Я обрабатывал грядку табака и видел, как она пошла сторону дороги. Но я не придал значения. Она знала, что нельзя выходить на дорогу. Она была хорошим ребенком в этом отношении, никогда далеко не уходила. Я сказал Анне, что приведу ее назад.

Он взглянул на рукав своей рубашки.

— Я это и сделал.

Шериф слушал его с чувством неловкости. Кожа его ремня и кобуры поскрипывала, когда он переносил вес на другую ногу. Его вопрос прозвучал почти ласково:

— Ты ведь так и не видел никакой машины, да, Картер?

— Гора скрывает все шоссе в том месте, где я находился. Я ничего не видел, шериф, — сказал Картер, медленно произнося слова, — я только слышал. Всего два транспорта прошло мимо.

Если слово «транспорт» и прозвучало странно, Картер этого не осознавал. В армии любая машина — транспорт, какого бы она ни была веса и размеров. Картер Бетан был солдатом долгое время, дальше, чем он был бывшим солдатом, дольше, чем он опять был дома, в Теннесси, и женат, и отец.

— Я слышал, как они ехали от города, газ выжат до предела, один за другим. Они внезапно притормозили, оба, когда как раз были здесь. Потом опять наддали газу. Я и внимания не обратил тогда.

Кожаные ремни шерифа скрипнули громче:

— Мне жаль, сынок. Нельзя определить машину на слух — никак, если находишься по другую сторону горы. Любой адвокат разделает тебя в пух и прах на суде.

Молодой человек стоял молча, теребя рукав, и на участке дороги воцарилась тишина.

— Да, — сказал он, — наверное, адвокат разделает.

— Мы сделаем все, что можем, сынок.

— Я буду очень обязан, шериф. Она теперь умерла. И мало что мы можем сделать.

— Да, если только нам не повезет.

— Наверное, так. Я никогда, не был, что называется, по-настоящему везучим. А вы, шериф?

— Мне жаль, сынок, — сказал шериф. — Во всяком случае, мы сделаем все, что сможем. Это трудно, без свидетелей. Тут должно случиться почти чудо, так сказать, чтобы добиться справедливости в подобном случае. Я сомневаюсь даже, осталась ли вмятина на машине, она была такой маленькой девочкой…

Он уже не слышал шерифа, потому что окончательно оцепенел. Шериф отвернулся от него и сурово обратился к своим помощникам.

— Поехали дальше, к Джилли, — сказал он. — Был звонок опять о каких-то неприятностях там. Похоже, что некоторые рождаются мерзавцами.

Он опять повернулся к Картеру и сказал:

— Мне лишь, сынок. Мы сделаем все, что сможем.

Молодой человек не почувствовал, как шериф застенчиво коснулся его рукой.

Сейчас Картер Бетан стоял, раскачиваясь на широко расставленных ногах, и смотрел, как узкая асфальтовая дорога скользила под колеса, поворачивая, поднимаясь и круто спускаясь, как это бывает в горах. Из кабины под ним доносились выкрикиваемые обрывки разговора, звучавшие отдаленно и слабо сквозь шум вибраций грузовика и ветра в ушах.

Сзади вопросительно прозвучал сигнал автомашины, и Картер Бетан рассеянно показал рукой, что впереди дорога свободна. Это было вежливостью, обычной на дорогах в горах. Машина уверенно пошла вперед. Молодой человек взглянул на нее, и его оцепеневший мозг зафиксировал: шевроле-36 седан.

Молодой человек принадлежал к поколению, в котором натренированность в определении всех марок и моделей автомобилей являлась предметом гордости, и этот навык оказался полезным во время войны, потому что был частью существования того поколения. В горах машина стала механическим продолжением жизни, как некогда винтовка, и как винтовка она была инструментом смерти.

Опираясь о кабину грузовика, раскачиваясь вместе с наклонами широкого пола кузова, Картер Бетан стоял, оцепеневший, на холодном ветру. Он отрешенно наблюдал, как грузовик вписывался, то влево, то вправо, в знакомые повороты дороги, ведущей в город. Не было нужды сосредоточиваться на дороге: Картер знал ее наизусть, и этими изгибами и поворотами она утешала его, как друг, в его беспомощном гневе и боли.

Он не оборачивался до тех пор, пока не услышал опять сигнал автомобиля.

Джип был ярко-оранжевый, с надписью «Братья Джилли. Станция обслуживания» на раме ветрового стекла. Ее водитель пристально смотрел на молодого человека в кузове грузовика, потом выглянул за грузовик, чтобы увидеть извивающуюся дорогу впереди. Картер повернулся лицом к ветру; не оборачиваясь, он подал водителю сигнал ждать, следовать за грузовиком. Машина, ехавшая навстречу им, просвистела мимо. Джип нетерпеливо дернулся влево, к центру дороги. Рука Картера сделала отмашку назад. Опять по противоположной полосе прошла машина.

Грузовик, с джипом почти под задним бортом, вошел в длинный S-образный поворот: направо, потом налево, потом опять направо, сначала под гору, потом, на середине поворота, вверх. Джип резко выстрелил знакомой выхлопной трубой — незабываемый, безошибочно узнаваемый звук, — когда мотор сбросил обороты на спуске. Водитель следил за рукой Картера.

Лоб Картера онемел еще больше, ветер дул сильнее, когда он повернул к нему лицо. Но его мозг мгновенно стал ясным и острым. На другом конце S-образного поворота, на противоположной горе, он увидел мелькнувшее пятно оранжевого цвета. Он следил за ним с холодной расчетливостью, теперь уже больше не беспомощный.

Он оглянулся на оранжевый джип сзади. Глаза водителя были сконцентрированы на Картере; слегка поднялись выше руки, сигнализирующей предостережение. Какой-то момент двое мужчин в упор смотрели друг на друга, как будто загипнотизированные ощущением ветра и скорости.

Потом, когда он почувствовал, что грузовик отклоняется влево, в длинную составляющую S, Картер перенес вес на другую ногу, чтобы сохранить равновесие, опять повернулся лицом к ветру и весь подобрался.

Он почувствовал, как пол грузовика пошел вверх, прижимаясь к его ступням, на изгибе средней кривой. Он изменил свой сигнал и отмахнул джипу «вперед» длинным грациозным движением левой руки — жест уверенности, абсолютной надежности.

Нетерпеливый джип, тащившийся сзади, мгновенно рванул влево, послушный яростно выжатому акселератору. Грохот удара оранжевого с оранжевым был значительно более мощным, чем шум ветра.

Грузовик затормозил и остановился, и Картер, и трое из кабины спрыгнули с машины и побежали назад, к столкнувшимся джипам. Стояла тишина, полная и умиротворяющая после шума ветра. Голоса мужчин звучали в ней приглушенно. Сначала они кричали, потом заговорили тихо, по привычке и в благоговении.

— Оба брата Джилли — голова в голову.

— Боже, взгляните на них! Они никогда никому не давали водить свои джипы. Если бы этого не знать, никак не скажешь, кто это, да?

Они топтались вокруг, наблюдая, как колесо вращалось медленнее и медленнее.

— Я знал, однажды с ними что-нибудь случится, так эти сумасшедшие идиоты ездили.

Когда колесо остановилось, человек, говоривший последним, сказал:

— Ну, поехали, вызовем шерифа. Здесь мы ничего сделать не можем.

Потом он продолжил:

— Я думаю, это последняя неприятность, которая предстоит шерифу с братьями Джилли. Бог свидетель, у него их было достаточно. У него и у многих других. Похоже, что эти двое родились негодяями, мерзкими негодяями.