Что было, что будет... - Стил Даниэла. Страница 1

Даниэла Стил

Что было, что будет…

Моим замечательным, необыкновенным детям: Беатрис, Тревору, Тодду, Нику, Саманте, Виктории, Ванессе, Максу и Заре, бесстрашно и с достоинством вступающим во взрослую жизнь. За их мудрость, смех и любовь, которыми они так щедро делятся со мной.

С благодарностью за то, что вы научили меня понимать и ценить главное, что есть в нашей жизни. За те бесценные мгновения, которые вы делите со мной. Будьте счастливы!

С любовью и безграничной нежностью, мама.

10 Кто найдет добродетельную жену? цена ее выше жемчугов;

11 Уверено в ней сердце мужа ее…

12 Она воздает ему добром, а не злом, во все дни жизни своей.

13 …с охотою работает своими руками.

14 …издалека добывает хлеб свой.

15 Она встает еще ночью и раздает пищу в доме своем…

16 Задумает она о поле, и приобретает его; от плодов рук своих насаждает виноградник.

18 …cветильник ее не гаснет и ночью.

20 Длань свою она открывает бедному, и руку свою подает нуждающемуся.

25 Крепость и красота – одежда ее, и весело смотрит она на будущее.

26 Уста свои открывает с мудростию, и кроткое наставление на языке ее.

27 Она наблюдает за хозяйством в доме своем и не ест хлеба праздности.

28 Встают дети и ублажают ее, муж, – и хвалит ее:

29 «Много было жен добродетельных, но ты превзошла всех их».

31 Дайте ей от плода рук ее, и да прославят ее у ворот дела ее!

Книга Притчей Соломоновых, Глава 31.

Глава 1

Стояло солнечное майское утро. Оливия Кроуфорд Рубинштейн хлопотала на кухне своего нью-йоркского дома на Джейн-стрит, который занимала со всей своей большой семьей. Район, где они жили, находился неподалеку от бывшего мясницкого квартала в Вест-Виллидже. Теперь же это был фешенебельный район с современными многоквартирными домами с привратниками, соседствовавшими с отреставрированными старинными особняками, стильными и солидными.

Олимпия готовила ленч для своего пятилетнего сынишки Макса. Через несколько минут должен был подъехать школьный автобус, который забирал детей и развозил их по домам. Макс посещал детский сад в Долтоне, каждое утро мальчик на целый день уезжал из дома, и только в пятницу малыши оставались в группе для дошкольников до полудня. Олимпия всегда в этот день оставалась дома, чтобы побыть с сыном. Макс был не единственным ребенком Олимпии – от первого брака у нее было трое старших детей, а в браке с Гарри только один – Макс.

Этот дом Олимпия с мужем отремонтировали шесть лет назад, когда она забеременела. До этого они жили в ее квартире на Парк-авеню, которую она занимала со своими тремя детьми после развода с первым мужем. Сюда и переехал Гарри.

С Гарри Рубинштейном Олимпия познакомилась через год после того, как развелась с Чонси Уокером. Сейчас их браку было тринадцать лет. Они уже и не надеялись дождаться потомства, когда спустя восемь лет после свадьбы у них появился Макс. Родители, сводные сестры и брат души в нем не чаяли. Веселого, беззаботного малыша обожали все. Макс каким-то чудесным образом еще больше сблизил всех членов семьи, поселил радость в доме и в сердцах своих близких.

Сама Олимпия была партнером в процветающей юридической фирме. Ее фирма специализировалась на делах о нарушении гражданских прав и коллективных исках. Олимпия главным образом вела дела, связанные с притеснениями или жестоким обращением с детьми, это был ее конек. В своей области она имела солидную деловую репутацию.

Юридический факультет Олимпия закончила уже после развода, почти пятнадцать лет тому назад. А через два года после выпуска вышла замуж за Гарри, который был в числе ее преподавателей в Колумбийском университете. Теперь Гарри занимал должность судьи федерального апелляционного суда. А недавно его кандидатуру выдвигали в Верховный суд. Правда, выбор в конечном итоге пал на другого кандидата, но он был очень близок к назначению, так что оба надеялись, что следующая вакансия ему обеспечена.

С Гарри у них были общие убеждения, ценности и пристрастия – несмотря на различие в происхождении. Он вырос в ортодоксальной еврейской семье, причем его родители в детстве пережили Холокост. Мать, уроженка Мюнхена, в десятилетнем возрасте попала в концлагерь в Дахау, там погибли все ее близкие. Отец Гарри был одним из немногих уцелевших узников Аушвица, а познакомился он с будущей женой много позже, уже в Израиле. Поженились, когда обоим не было и двадцати, и перебрались в Штаты.

Никого из родных у них не осталось, и Гарри – их единственный сын – стал для них светом в окошке, средоточием всех устремлений, мечтаний и надежд. Всю жизнь родители Гарри работали как каторжные, чтобы дать сыну хорошее образование, отец – портным, мать – швеей в Нижнем Ист-Сайде – районе Нью-Йорка, где традиционно селились бедные иммигранты из Европы. Впоследствии Фрида, мать Гарри, работала уже на Седьмой авеню – в самом сердце индустрии моды.

Отец Гарри умер вскоре после того, как его сын и Олимпия поженились. Больше всего Гарри печалило то, что старик не дожил до рождения внука. Мать Гарри – сильная, умная женщина, любящая без памяти своего сына и внука, сына, конечно же, считала гением, а внука – вундеркиндом.

После второго замужества Олимпия перешла из епископальной веры в иудаизм. Вместе с мужем она ходила в реформаторскую синагогу, по пятницам обязательно читала положенные в Шабат молитвы и зажигала свечи, что всякий раз трогало Гарри до глубины души. И он, и его мать были убеждены, что Олимпия – женщина выдающихся достоинств, прекрасная мать, превосходный юрист и замечательная жена. Гарри, как и Олимпия, когда-то уже был женат, но детей от первого брака у него не было.

В июле Олимпии должно было стукнуть сорок пять, Гарри было пятьдесят три года. Они являли собой гармоничную во всех отношениях пару, хотя и происходили из совершенно разных слоев общества. Даже внешне они каким-то чудесным образом дополняли друг друга. Она – блондинка с огромными голубыми глазами, он – кареглазый брюнет; она – изящная, миниатюрная, он – большой, сильный, добродушный, с неизменной улыбкой на губах. Олимпия, обычно сдержанная и серьезная, была готова искренне смеяться любой шутке, особенно исходящей от Гарри или кого-то из детей. И невесткой она была необыкновенно чуткой и заботливой. Семидесятипятилетняя Фрида была окружена вниманием и никогда не упускала случая прилюдно похвалить Олимпию.

Родители же Олимпии происходили из совершенно иной социальной среды. Кроуфорды были представителями одной из самых известных семей высшего света Нью-Йорка, чьи благородные предки на протяжении поколений были связаны брачными узами с членами знаменитых родов Асторов и Вандербилтов. Их имена носили архитектурные сооружения и различные деловые центры, а дом в Ньюпорте на Род-Айленде, где они проводили каждое лето, хоть и назывался «коттеджем», считался одним из красивейших особняков и достопримечательностью этого фешенебельного курорта.

К тому моменту, когда юная Олимпия – она тогда еще училась в Вассарском колледже – потеряла родителей, состояние семьи практически сошло на нет, и ей пришлось продать и дом, и землю, чтобы расплатиться по многочисленным долгам, в том числе налоговым. Отец Олимпии никогда всерьез не занимался делами и, как остроумно и очень точно выразился на его похоронах один дальний родственник, «имел небольшое состояние, которое сделал из большого».

Выплатив долги и расставшись с солидной недвижимостью, Олимпия осталась практически без серьезных средств, но зато голубая кровь и аристократические связи были при ней. Ей только хватило, чтобы заплатить за учебу и оставить кое-что на будущее – из этих денег позже она и оплатила свое дальнейшее образование.

Через полгода после окончания престижного колледжа Вассар Олимпия вышла замуж за Чонси Бедхама Уокера Четвертого, свежеиспеченного выпускника Принстона. Чонси Уокер был ее первой и большой любовью. Обаятельный, красивый, веселый парень был душою любого общества, искусным наездником и игроком в поло. Олимпия влюбилась в него с первого взгляда. С того момента, как Олимпия его увидела, другие юноши перестали для нее существовать. Олимпию нисколько не интересовало огромное состояние семьи Уокер, их связи и положение в обществе. Она была настолько ослеплена своей всепоглощающей любовью, что не замечала ни пристрастия Чонси к спиртному и азартным играм, ни его мотовства, ни многочисленных интрижек.