"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Джордж Маргарет. Страница 1

Дорогая Кэтрин.

Я умираю. Вернее, близится мой смертный час — тут есть легкая (хоть и неутешительная) разница. А именно: умирающий уже не может писать письма, в то время как осознающий неизбежность скорой своей кончины еще способен взяться за перо. Что и доказывает сие послание. Милая Кэтрин, не спешите возмущаться и протестовать. Мы давненько не виделись (сколько уж лет минуло с тех пор, как вы отправились в изгнание в Базель). Сейчас вы не узнали бы вашего старого знакомца. Я и сам-то нынче с трудом узнаю себя, когда опрометчиво разглядываю собственное отражение, — подтверждая сим, что суетность живет в нас едва ли не до последнего вздоха. Себялюбие мы обретаем чуть не с колыбели и не расстаемся с ним до гробовой доски. И вот я, успешно и прибыльно для себя высмеивавший перед государем кичливых придворных, нынче сам поддался известному людскому пороку и пялюсь в зеркало тщеславия. И на меня оттуда таращится незнакомый старикан бесспорно непривлекательной наружности.

Но мне ведь стукнуло четверть века, когда ныне покойный король Гарри (тогда еще в расцвете молодости) приблизил меня к себе. А минуло уж десять лет с тех пор, как он покинул сей мир, и именно последние дни его пребывания на земле подвигли меня на сие письмо. Позвольте перейти прямо к делу. Вам известно, что я никогда не отличался чрезмерной чувствительностью. (По-моему, как раз эта черта и нравилась Гарри во мне более всего, поскольку сам он являлся образцом неисправимой сентиментальности.) Мне хочется передать вам небольшое наследство от вашего отца. Я знал его достаточно хорошо, даже лучше, чем вы сами. Он был замечательным человеком, и, полагаю, его крайне не хватает даже прежним его недругам.

Что до меня, то я мирно живу в кентской деревушке. Она находится достаточно далеко от Лондона, и это в некоторой степени защищает меня от ложных обвинений, однако расстояние до столицы не столь велико, чтобы я не услышал о наветах против иных придворных особ. В Смитфилде запылали очередные очистительные костры, вероятно, до вас уже дошли сведения о том, что там поджарили Кранмера, Ридли и Латимера [1]. Как же Мария, должно быть, ненавидела Кранмера! Припомните те времена, когда ей приходилось торчать рядом с ним на религиозных церемониях, особенно на таких, к примеру, как… крещение Эдуарда, где ее буквально вынудили нести святые дары! Любезный Кранмер — уступчивый духовный наставник Генриха. Если и был в нашем кругу сомнительный кандидат для мученичества, так это именно он. Мне раньше казалось, что сей смиренник начисто лишен совести. Теперь я понимаю, как ошибался. Известно ли вам, что сначала он в своей типичной манере отрекся от протестантства, а потом — о чудо! — от своего же отречения? Это могло бы показаться забавным, если бы не смертоносные последствия.

Но как же удачно, что вы и сторонники ваших… убеждений заранее почуяли дым костров и благоразумно убрались из Англии подальше. Я задам вам вопрос, понимая, что вы не сможете ответить на него, да еще в письме, если надеетесь когда-нибудь вернуться на родину. А именно: насколько вы сочувствуете протестантскому вероучению? Вам известно, что покойный король никогда не числил себя приверженцем этой доктрины и оставался убежденным католиком, хотя поссорился с Папой, отказавшись признать верховную власть Рима. Ловкий ход, впрочем, у Гарри были свои причуды. В дальнейшем сын его, Эдуард, почтительный юный ханжа, стал протестантом. Но не таким исступленным, как анабаптисты. А вы одобряете их крайние взгляды? Если одобряете, то в Англии вас не поймут, разве что Елизавета сядет на трон и тогда соизволит пригласить вас ко двору. Вам лучше осознать это и не тешить себя напрасными надеждами. Однако придет время, и вы снова ступите на британскую землю, если не будете поддерживать анабаптистов или прочих неумеренных еретиков.

Англия никогда больше не вернется к старому католицизму. Королева Мария с присущей ей испанской одержимостью позаботилась об этом, устроив кровавые преследования во имя «истинной веры». Гарри в свое время карал лишь изменников короны. Поскольку, подписав присягу верности Тюдорам, вы можете верить во все, что пожелаете, конечно не забывая о приличиях и не выказывая излишнего сочувствия тем или иным мятежникам. Томаса Мора обезглавили не за преданность католической вере (хотя католикам хотелось убедить людей в том, что он стал святым мучеником, и они вполне преуспели), а за отказ присягнуть на верность королевской династии. Все его домочадцы подписали присягу. А Мор геройствовал, жаждал мученичества и… утолил в итоге свою жажду. В сущности, он вынудил короля казнить его. Добился, с позволения сказать, небесного венца, коего желал так же страстно, как Генрих Анну Болейн. Гарри обманулся, воображая совершенства объекта своего вожделения; будем надеяться, что Мор не разочаровался подобным образом, достигнув желаемого.

Я забылся. Не следовало столь откровенно высказываться перед вами. Вы ведь уповаете на защиту Обители горней… Все верующие одинаковы. Они заняты поисками… Как бишь назвал Мор свой роман?.. Поисками Утопии. А это, знаете ли, в переводе с греческого означает «несуществующее место».

Как уже упоминалось, теперь я тихо живу в Кенте в доме моей сестры вместе с племянницей и ее мужем. У них здесь небольшой особняк, а Эдвард служит — не уверен, стоило ли это писать, — могильщиком и занимается резьбой по камню, изготавливая надгробные памятники. И занятие сие прилично оплачивается. (Ничуть не хуже, чем мои каламбуры.) Кроме того, как все нормальные люди, он успевает возделывать свой сад (в прошлом году у нас цвели замечательные розы), играть с детьми и любит вкусно поесть. Глядя на него, совершенно не скажешь, что ему приходится иметь дело… с теми, кто обрел вечный покой. Одно удивляет: как он смиряется с такой судьбой? Впрочем, по-моему, шутовское ремесло равно связано со смертью. Во всяком случае, оно так же позволяет скрыть ее гнилостный запашок.

Я прибыл в Кент еще до коронации Эдуарда. Наш юный король и его благочестивые советники не нуждались в шуте, и я мог плыть куда угодно, словно парусник по ветру. При дворе королевы Марии шутки тоже считаются неуместными.

Помните ли вы, Кэтрин, то лето в Хеверкастле, когда мы собирались там все вместе во главе с королем? Вас и вашего брата Генри привезли тогда в эту резиденцию Болейнов в гости к бабушке и дедушке. В летнюю пору Хевер поистине великолепен — пышная зелень, приятная прохлада. А мускусные розы в его садах почитались лучшими во всей Англии. (Вы, часом, не припомните имя садовника вашей родни? Я проживаю недалеко и надеюсь, что он смог бы помочь мне кое-какими советами… ежели пребывает еще в добром здравии.) Какой чудесной была дорога из Лондона до Хевера! Мы ехали верхом. Король обычно останавливался на холме, с которого открывался вид на замок, и оглашал окрестности пением своего охотничьего рожка. И вы, услышав эти желанные звуки, бежали ему навстречу. Он всегда привозил вам подарки. Вы ведь первая внучка Болейнов.

А что выделывал ваш дядюшка Джордж! Помните? Он изо всех сил старался выглядеть благородным рыцарем и с упорством готовился к турнирным состязаниям: скакал на лошади, вырядившись в тяжеленные рыцарские доспехи, и то и дело натыкался на деревья. Помимо прочего его угораздило влюбиться в одну слезливую красотку из «Белого оленя». По-моему, ее благосклонностью пользовались все завсегдатаи этой таверны, за исключением бедняги Джорджа. Она с видом знатока пыталась остановить поток его сонетов, в коих он восхвалял ее непорочность и красоту, хотя с удовольствием посмеивалась над его пылкостью.

Разумеется, в родовые владения наезжали и ваша матушка Мария с супругом. Я неизменно считал, что она с легкостью затмила бы свою сестру Анну красотой. Правда, природа одарила их по-разному. Мария походила на ясное солнышко, а ее сестра — на таинственную полночную луну.

Все мы наслаждались тем дивным летом, не подозревая, что грядут ужасные перемены. Счастливый сезон, увы, быстро закончился, оставив в памяти лишь восхитительные воспоминания, возвышающиеся над непритязательной и слякотной равниной бренной жизни.

Я путано излагаю свои мысли. Нет, хуже того, я становлюсь романтичным и сентиментальным, хотя всегда считал недостойными и даже презирал эти людские качества. Итак, вернемся к главному: к наследству. Посоветуйте, как безопасно передать его в ваши руки через Английский канал. К сожалению, размеры сего имущества весьма неудобны: оно слишком велико и его невозможно скрытно перевезти за пазухой, но недостаточно большое, чтобы его ценность послужила надежной защитой от роковых превратностей судьбы. По сути, причины его гибели могут быть самыми простыми — море, огонь, воздух или даже людская небрежность.

Я прошу вас не медлить с ответом. Безусловно, в отличие от вас и ваших сторонников я не спешу лично познать божественный образ и нрав моего Создателя, но боюсь, что уже в ближайшем будущем мне окажут честь, пригласив на небесное собеседование. Бог, как известно, бывает прихотлив в своих привязанностях.

С неизменной преданностью,

ваш Уилл Сомерс.