Компенсация. Книга первая (СИ) - Шалдин Валерий. Страница 1

Фантастика 21-го века.

  Валерий Шалдин.

  Компенсация. Книга первая.

  Viva! Viva! Viva!

  Loco el y loca yo...

  Locos todos!

  Locos! Locos! Locos!

  Loco el y loca yo!

  Ура! Ура! Ура!

  Безумный он, безумный я...

  и все сошли с ума.

  Крейзи! Крейзи! Крейзи!

  Крейзи он, и крейзи я! (Орасио Феррер).

   Ресторан Леонардо Фабиани, куда профессор Маркос Максимилиано Аламеда ясным утром неспешно держал путь по мостовым Монтевидео, был открыт круглые сутки. Такой режим работы заведения был несколько необычен для столицы республики Уругвай, так как подавляющее большинство ресторанов и подобных им заведений в этом славном городе не работало с обеда и до шести-семи часов вечера, даже что-либо навынос у них приобрести было невозможно. Но исключения всё же были. Это относилось к ресторанчикам и кофейням на туристических тропах, проходящих по престижным баррио (районам) города, таким как Сур, Кордон, Палермо, Поситос, Бусео и Мальвин. Заведение Леонардо находилось в баррио Палермо, а настырные туристы, восторженными группами, постоянно шныряли по городу, даже во время сиесты, естественно, они забредали в уютное и прохладное заведение Леонардо. Конечно, это не относилось к приезжим из Аргентины. Этих сеньоров и сеньор даже туристами было сложно назвать: так, братья приехали в гости из-за речки, типа из суетной цивилизации в тихую провинцию навестить бедных родственников. Немного высокомерные и кичливые, но братья.

   Профессор Аламеда никогда не жалел, что в своё время переехал жить и работать на новую родину. Да, с 1987 года он живёт в Монтевидео, а это уже целых тридцать лет. Тогда ему было всего 57 лет, и он был достаточно известен в узких кругах математиков планеты Земля. Родился и учился Аламеда в Испании, потом перебрался в Чили, где уже сам успешно преподавал математику в местном столичном университете. Известность Аламеда получил из-за своих исследований алгоритмов оптимизации сложных процессов, а в те времена, при бурном начале развития электроники, эта тема была крайне актуальной. В 1987 году летним январским днём ему в Чили позвонил Хорхе Пеирано Бассо, основатель университета Монтевидео. Бассо обещал золотые горы и тропинку выложенную долларами, но Аламеда отклонил его предложение, так как знал, что этот новый университет слишком элитное заведение, в котором обучается незначительное число студентов. Человек 250 на курсе и всё. Хотя сам университет располагался в великолепном здании бывшей Фондовой Биржи. Но Аламеду в покое уругвайцы не оставили. Настырные оказались сеньоры. Через месяц они применили тяжёлую артиллерию: Аламеде позвонил Хулио М.Сангиннети - 35-й президент Уругвая. Его Превосходительство чрезвычайно вежливо намекнул Аламеде, чтобы тот не выёживался, а перебирался в Уругвай, где его ждёт кафедра в UDELAR, это республиканский университет, огромное, старейшее и весьма почтенное, надо сказать, учебное заведение, 115 тысяч студентов, это не шутка. Ещё Его Превосходительство просил Аламеду рассмотреть вопрос о его работе в качестве государственного советника, разумеется, за соответствующее денежное содержание. Трудиться на новой родине предлагалось сразу после сезона карнавалов, который, к слову сказать, длится в Уругвае с января до марта, но профессора ждут как можно скорее. Немного обдумав ситуацию, профессор пришёл к выводу, что жить в стране с благоприятным климатом и патриархальным обществом ему будет не плохо, и не прогадал. Он даже успел в этом сезоне насмотреться на карнавальные шествия на улицах Монтевидео. Что его поразило, так это упитанность участвующих в шествиях прекрасных сеньор и сеньорит. Эта загадка имела разгадку: всё дело было в образе жизни уругвайцев и в их традиционной кухне. Буквально сразу, как только профессор прибыл на новую родину, он её полюбил всей душой и желудком, и родину и кухню. Ему был по нраву и менталитет местных аборигенов и их феноменально интересная кухня. Судя по наблюдениям, кредо аборигенов, это стремление к нематериальному счастью. Они уважают неспешность, уравновешенность, душевную гармонию, доброжелательность. Аламеде часто приходилось слышать выражение: "Всех денег всё равно не заработаешь, а жизнь пройдёт!". Так что погоня за материальными благами, как в США или Европе здесь не приветствуется категорически, а приветствуется отдых днём и питие мате в любое время суток. Аламеда, задружившись с местными выяснил, что уругвайцы совершенно не знают, что нельзя есть за два часа до сна. Как это нельзя? А если хочется! Вот они и начинали обедать с 9 часов вечера, а заканчивали далеко за полночь. И это притом, что и днём они хорошо поели. Уругвайцы искренне считали, что пища должна быть вкусная, обильная, приготовленная исключительно из свежих ингредиентов, много сладости на десерт и вино. Ещё и вездесущий напиток мате. Разве можно не влюбиться в таких людей с такими правильными взглядами на питание? Вино, конечно, не сказать, что лучше чилийского, но зато его много и на любой вкус. Уругвай, наверное, единственная страна в мире, где пьянство за рулём автомобиля не считается отягчающим обстоятельством при транспортном происшествии, а, наоборот, облегчающим вину обстоятельством. Типа, что тут такого. Ну, перебрал чуть сеньор, с кем не бывает.

   Аламеда, наконец, добрался до заведения Леонардо Фабиани, которое он посещал практически ежедневно уже на протяжении тридцати лет. Раньше он к Леонардо ходил из баррио Кордон, где располагался его университет UDELAR, в том же районе правительство Уругвая арендовало профессору отличные апартаменты, и оплачивало их аренду и счета за коммунальные услуги. Но уже семь лет как профессор отошёл от дел и приобрёл себе в собственность неплохой особняк в баррио Мальвин. Средств на счету профессора было достаточно для такого приобретения.

   Подойдя к заведению Леонардо, профессор кивнул пожилому, но крепкому охраннику Хосе Ластария, который был раньше аргентинским гаучо, но которого Леонардо сумел уговорить работать в Уругвае в его заведении. Вот теперь Хосе, в оригинальной одежде гаучо, украшал своей персоной вход в заведение и следил, чтобы в это приличное заведение не проникли какие-нибудь нищеброды и не помешали отдыхать приличным людям. В заведение можно было войти прямо с тротуара, но это была только большая открытая площадка, отделённая от улицы массивным и вычурным кирпичным забором, полностью оплетённым вьющимися растениями. С левой и правой стороны заведения стояли трёхэтажные дома, которые принадлежали также Леонардо, поэтому некому из соседей было жаловаться на шум от туристов или запахи от приготовления пищи. Напротив заведения находились престижные магазины, а далее по улице был старинный особняк, где учились люди на профессиональных охранников. На площадке под матерчатыми навесами можно было спокойно разместиться хоть сорока человекам, это если люди хотели посидеть на свежем воздухе. Слева от площадки был специальный дворик, в котором были размещены специальные поварские агрегаты с кучей причиндалов для приготовления пищи на свежем воздухе. Это было сделано с умыслом, потому что оттуда тянуло такими умопомрачительными запахами, что у посетителей сразу начинал разыгрываться аппетит. Кстати, посетителям разрешалось, и даже поощрялось подойти к этим печам и разделочным столам и самим попытаться приготовить что-либо: им даже объяснялись тонкости приготовления различных кушаний. Повара терпеливо выслушивали советы из личного опыта посетителей и даже устраивали соревнования, у кого получится вкуснее, у мастера-повара или у посетителя. Психология, однако. Посетители постепенно входили в азарт, аппетит разгорался, соответственно клиентов прибывало. Повара всегда очень хвалили кухню посетителей, даже если блин получался комом. Не моргнув глазом, они должны были съесть то, что сварганил гость и при этом восторгаться. За это Леонардо доплачивал мастерам. Гость должен был остаться довольным и приходить ещё, желательно с друзьями и толстыми кошельками. Леонардо был только рад. Вторая кухня была внутри ресторана. Внутри заведения был большой зал, отдельные кабинеты и специальный зал для любителей подискутировать на любые темы. В этом зале мебель была покрепче и намертво прикручена к полу, иначе нельзя, ибо бывало часто, что горячие уругвайцы так надискутируются, что переходят на личности и лезут в драку, отстаивая свою позицию. В остальных помещениях ресторана дискуссии были запрещены. Это была мирная зона, в которой правили официанты и официантки, которым было вменено в обязанности разъяснять клиентам из чего и как было приготовлено блюдо, выяснять предпочтения посетителя в еде и напитках, поддерживать разговор или, наоборот, создать посетителю зону тишины, если он того желал. Через некоторое время работники этого заведения знали постоянных посетителей в лицо и по именам. Леонардо поощрял таких своих работников. Профессор даже подозревал, что Леонардо работает ещё и на полицию, как и его отец, который был раньше каким-то чином в МВД. От сотрудников ещё требовалось, чтобы они ненавязчиво рассказывали посетителям об истории данного заведения, о выдающихся людях, посещавших ресторан, об их пристрастиях в еде, чтобы показывали фото с великими людьми и даже кресла, на которых они сидели. К таким креслам была шурупами прикручена латунная пластинка, на которой методом гравировки нанесена надпись, кто и когда на этом кресле сидел. Таких кресел было немного, но они были. Сотрудники заведения должны были ненавязчиво проинформировать посетителей, особенно туристов, какие люди у них были. Вот, например, на этом кресле сидел сам Орасио Феррер, ага, и даже здесь же он спел свою новую балладу. А на этом кресле сидел сам Хосе Мухико, да-да он самый, сороковой президент Уругвая. Отец родной и благодетель. Ибо при нём страна совершила рывок, и было узаконено разрешение на курение канабиса. Здесь сеньор президент подарил калабас своему другу профессору Аламеде. Видите воооон того пожилого сеньора, это и есть знаменитый профессор Аламеда. А видите у него на столе калабас, вооот, это тот самый калабас. Гости, как местные, так и туристы восторгались. Кстати, на кресле, на котором сидел профессор, была прикручена табличка, что оный профессор здесь сидел, а на столе постоянно находилась табличка, что этот столик занят. Профессор за 30 лет удостоился такой чести, как отдельный стол и кресло, да и с Леонардо он хорошо сошёлся, они даже считались приятелями, хотя профессор и трактирщик, это разные социальные группы.