Смертельные клятвы (ЛП) - Кэррингтон-Рассел Киа. Страница 1

Скажи мне, любимая, твоя вторая половинка уже знает обо мне?

Искренне,

Твой книжный бойфренд.

Дорогая мисс Риччи.

Ты еще этого не знаешь, но ты будешь моей женой.

Искренне,

Твой будущий муж

Глава 1

Райя

Четырнадцать лет назад

Я еле волочу ноги по булыжникам. Жарко. И я имею в виду не то «жарко», где прохладный-ветерок-обдувает-мою-майку. А чертову жару. В Риме в сентябре уже должно было начаться похолодание, но вот мы здесь, и мне хотелось бы сорвать с себя одежду. Вот только отец вполне может убить меня за это, даже если его сейчас нет рядом.

Он, конечно, узнает об этом.

Так и бывает, когда у тебя связи — повсюду.

Я прохожу мимо ресторанов, люди кивают мне и быстро отводят взгляд.

Мне всего шестнадцать, но все они знают, кто я. Это в их интересах, было бы глупо не знать. Моя сестра смеется, сбрасывает туфли и мчится вперед, не беспокоясь ни о гневе нашего отца, ни о том, как на нас смотрят и как нам следует себя вести. Она на три года младше меня и несколько свободолюбива. Не сомневаюсь, когда ей исполнится шестнадцать, она составит мне конкуренцию, тратя деньги Papa (прим. пер. Отец).

Я оборачиваюсь на Марко, который, по сути, наш телохранитель, столько сколько я себя помню. Он качает головой, но пытается скрыть ухмылку. Сестра хочет еще раз вместе увидеть Колизей, прежде чем я уеду. При мысли о билете в один конец до Нью-Йорка, которым я воспользуюсь всего через несколько часов, в животе порхают бабочки от возбужденной энергии. Кто я такая, чтобы отказывать своей младшей сестренке еще в одной прогулке, прежде чем я уеду? Это также даст мне время в последний раз попрощаться с друзьями.

— Райя! — вокруг нас ходят туристы, когда Хани выкрикивает мое имя.

Ее легко заметить даже среди толпы из-за ярко-розового платья и болтающихся в руках туфель. Мы резко контрастируем: я в сандалях, мешковатых джинсах и укороченной футболке. Черт возьми, стоило надеть платье, было бы намного легче.

— Не хочу, чтобы ты уезжала, — Хани подбегает ко мне, руками обвивая мою талию, и я неловко глажу ее по спине в ответ на объятия.

У Хани длинные волосы каштанового цвета — она похожа на свою мать, мою мачеху, — тогда как мои — почти карамельного цвета.

Я собираюсь жить с мамой, что не радует моего отца. Но ощущаю, что здесь я не могу по-настоящему жить.

Знаю, что это не единственная причина.

Я не могу жить под постоянным наблюдением.

Здесь за мной постоянно следят.

Ненавижу это.

Хочу сбежать.

Хочу поцеловать незнакомого парня.

Хочу, чтобы ко мне прикасались, без опаски, что кто-то из людей отца пристрелит беднягу за то, что он дотронулся до меня.

Хочу всего этого.

Хочу свободы.

И все же, то, что я покидаю Хани, разбивает мое сердце на части. Я люблю ее. Да, она может раздражать, как и любая другая младшая сестра. Но сколько себя помню, каждую ночь, я читала ей книгу и укладывала спать.

Кто теперь будет ей читать?

Ее мать пьет — очень много.

Наш отец… всегда занят.

Так что были только она и я против всего мира.

Было весело.

Но я хочу сбежать.

Нет, мне так отчаянно нужно сбежать, что я готова рвать собственные волосы. Но как объяснить это тринадцатилетке?

— Уверена, что ты и Papa приедете ко мне в Нью-Йорк в гости, и я тоже буду приезжать сюда, — говорю, пытаясь ее успокоить.

Она высокая, почти с меня ростом.

Ее мать была супермоделью, которую Papa встретил на Неделе моды в Милане. Она увидела его власть и деньги, и этого было более чем достаточно, чтобы остаться. Родила ему ребенка, надеясь, что это будет мальчик, но вместо этого родилась Хани. Прекрасная Хани. Единственный способ понять, что мы сестры, — наши глаза серебристого цвета — почти кошачьи по форме.

Марко отстаёт, пока мы пробираемся сквозь остатки толпы. Я сразу замечаю Энджел. Она машет мне, но меня останавливают двое мужчин позади нее. Они выглядят старше, не наши ровесники, по крайней мере, мне так кажется. Но возможно, не настолько взрослые, как мужчины, которые окружают моего отца и смотрят на меня так, что мне становится крайне неловко.

— Райя, поторопись. У меня есть для тебя выпивка, — кричит она через толпу, не заботясь о том, что они могут подумать.

Я смотрю через плечо на Марко, который качает головой, но не говорит ничего, что могло бы меня остановить.

Я отстраняюсь от Хани и смотрю вниз.

— Иди и оставайся с Марко. Я ненадолго. Должна попрощаться.

Она послушно кивает и смотрит через мое плечо, интересуясь мужчинами.

— Иди, — снова подбадриваю я, и она, смеясь, уходит.

Определенно, ее любопытство огорчит Papa.

Я направляюсь к Энджел. От неё пахнет свежим бельем. Мне всегда нравился этот аромат, потому что он кажется почти домашним. Наше белье никогда не имело аромата. Как будто это заговор мачехи, чтобы в нашем доме не было ничего уютного.

— Я буду скучать по тебе, когда ты уедешь в Нью-Йорк, — произносит Энджел, крепко обнимая меня.

Я стараюсь вырваться из её крепких объятий, пытаясь сделать глубокий вдох. Я тоже буду скучать по ней. Но на мой взгляд, уже слишком много объятий для одного дня.

— Нью-Йорк? — говорит кто-то позади нее.

Она отстраняется, но держит меня за руки. Я смотрю через ее плечо на двух парней, оба симпатичные. Но на одном из них — на том, что смотрит на меня почти с ненавистью, — мой взгляд задерживается.

— Это Крю и его брат Доминик, — Энджел указывает рукой в их сторону, — Друзья семьи, — говорит она, закатывая глаза, — Игнорируй их. Они видели, как я ускользала с вечеринки мамы, и настояли на том, чтобы пойти со мной, иначе рассказали бы ей, что я стащила это.

Она достает бутылку вина с улыбкой Чеширского кота.

— И это, — говорит Энджел, указывая на маленькую бутылку виски, засунутую между ее грудями. После чего притягивает меня к себе, чтобы еще раз обнять.

Во время объятия она передает мне бутылку, и я оглядываюсь через плечо, чтобы удостовериться, что Марко не смотрит, прежде чем выпить половину. Доминик присвистывает, прежде чем сделать шаг вперед и обнять Энджел. Я свыклась с жжением в горле, но я в замешательстве. Она не рассказывала мне о новом парне.

— Доминик, прекрати, — говорит Энджел, прежде чем с радостью берет бутылку и отмахивается от него, чтобы сделать глоток.

— Я помню, как на днях ты называла меня Богом.

Я удивленно вздыхаю.

Щеки Энджел краснеют, и она протягивает мне бутылку вина, наклоняясь ближе, как будто им нужно запить виски.

— Не осуждай. Мне было грустно, что ты уезжаешь. А он был рядом.

— Ты лишилась с ним девственности? — спрашиваю я, открывая бутылку вина и делая глоток.

— Ага, — отвечает он, очевидно, подслушивая нас.

— Райя, — оборачиваюсь и вижу, что Марко прижимает к себе Хани.

Она устала. Клянусь, иногда она до сих пор напоминает мне ребенка.

— Я еще не готова уходить, — говорю я ему.

— Твой отец… — начал он, но я перебиваю его.

— Ничего не сделает. Вернусь позже.

Марко бросает взгляд на бутылку, которая все еще у меня в руке.

— Я вернусь за тобой. Это все, на что я согласен, — говорит он.

Я киваю и дарю ему свою болезненно-сладкую улыбку. Ту, которая, кажется, ему не слишком нравится, но она всегда работает на Хани. Марко, по сути, наш дядя, но не по крови, а по браку. Мы любим его, но он всегда слушает приказы от Papa. Бывают случаи, когда он даёт мне кусочек свободы, но это бывает не часто.

Я смотрю, как они уходят, и чувствую, как кто-то подходит ко мне.

— Ты принцесса или кто-то вроде того? — я даже не поворачиваюсь к нему. Ранее он смотрел на меня так, будто у меня есть вторая голова. Или будто злился на меня. Вместо этого я качаю головой и сосредотачиваюсь на Марко и Хани, которые исчезают в толпе.