Моя нежная фиалка (СИ) - Лансон Натали. Страница 1

Пролог

– Эмма, не плачь, – попросил Коля, крепко сжимая мою руку.

Из-за пикающих медицинских датчиков мужа почти не было слышно. А ещё меня трясло от рыданий, поэтому болезненный хрип любимого казался ещё более страшным.

– Не разговаривай, милый… тебе нельзя.

Коля, превозмогая боль, с большим трудом поднял руку и стёр с моей щеки мокрую дорожку слёз.

Врачи боролись за жизнь мужа почти сутки, но мне хватило одного взгляда, чтобы понять: они – не Боги. Усталые, грустные, молчаливо поджимающие губы… Мне односложно ответили, что теперь всё зависит только от Коли, от его молодого организма.

И только медсестра, женщина в возрасте, добавила тихим шёпотом:

– И от Всевышнего. Молитесь, деточка…

Никто не хотел признаваться. Эти люди так устали отнимать надежду у тех, кому при всём своём желании и профессионализме никак не могли помочь!

Мой муж – спасатель. Два дня назад на него рухнул целый этаж. То, что Коля до сих пор жив – уже чудо! Только кто бы мне сказал, как это чудо продлить?! Мы были женаты всего год! И этот год был самым чудесным в моей жизни! С момента нашего знакомства мир вокруг меня как будто приобрёл новые краски. Рядом с ним легче дышать, рядом с ним солнце светило ярче...

– Я не смогу без тебя, – сорвалось с губ отчаяния, и я тут же прикусила свой язык, видя, как мои слова расстроили Колю. Слова и слёзы, прочертившие новые дорожки на щеках.

– Совсем недавно ты рассказывала мне, – с трудом разлепляя пересохшие губы, выдавил Коля, – о книге, которую читала. Помнишь? Там девушка ещё перенеслась из нашего мира в другой…

– Это сказки, Коль.

– Да, – с трудом сглотнув, белый, как простыня, муж болезненно улыбнулся. – Сказки… Эмма?

– Да, родной?

– Пообещай мне…

– Что угодно, Коль, – клятвенно заверила я, впиваясь взглядом в родного, самого близкого человека.

– Верь в сказки.

На глаза набежала новая порция жгучих горячих слёз.

– Ну, Коль…

– Верь, Эмка. – Муж с силой сжал мои пальцы. – Ради меня. Когда-нибудь… в одной из жизней… я тебя обязательно найду.

Медицинские компьютеры раздражающе пикали, отмеряя последние секунды жизни Коли… моей жизни.

Продолжительный сигнал – и сердце, которое я обещала беречь до конца своих дней, остановилось.

***

Я проснулась в холодном поту.

Села, сунула ноги в мягкие тапочки, вытерла слёзы, крепко зажмурилась и сделала несколько глубоких вдохов. Это всегда помогало прогнать остатки сна.

Руки потянулись к фоторамке, стоящей на прикроватной тумбочке. Почти как ритуал я изо дня в день, из года в год повторяла это действие. Оно помогало мне зарядиться на целые сутки жизненной энергией.

Девять лет прошло после смерти мужа, а боль продолжала меня точить, как страшная раковая опухоль.

Мой мир так и не оправился от потери. Весь посерел, потерял все свои краски. Наша двухкомнатная квартира, которую мы взяли в ипотеку, забыла, как звучит мой смех. И я забыла. Улыбалась знакомым и родственникам механически, чтобы они не волновались. Им и так пришлось знатно повозиться со мной после…

– Пора на работу, – подмигнула прежней себе, громко смеющейся в далёком две тысячи пятнадцатом, и растянула губы в дежурной улыбке.

Я взяла за правило не окунаться больше в тот омут чувств, из которого с таким трудом выбралась, но не могла не смотреть на наши с Колей фотографии. Именно они не позволяли мне забыть о моём обещании.

«Я обещала… Я буду верить в сказки!» – крепко обняв фоторамку, встала и решительно поставила её на место.

– Завтрак сам себя не приготовит! – хлопнула в ладоши с позитивом, как будто другой человек.

Слёзы высохли. Ночь прошла. Надо жить и верить.

Включив «Авторадио», я поставила сковороду на плиту, включила чайник.

Как только зашкворчал бекон, разбила два яйца и заварила пакетик любимого «Эдварда» с клубникой.

Мама, как по часам, позвонила ровно в шесть тридцать, когда я уже села за стол.

– Доброе утро, солнышко, – привычно поприветствовала меня родительница, каждый божий день проверяя, как я. – Как ты? – словно подслушав мои мысли, спросила мама.

– Хорошо, мамочка. Собираюсь на работу.

– Ох… я же просила. Не говори мне о своей работе. Сердце замирает, как подумаю, что ты опять понесёшься спасать людей.

– Мам, ну, сколько тебе повторять? Я не спасаю людей. Это делают спасатели. Я же просто запечатлеваю их подвиг на фотоаппарат.

Да. Шесть лет назад я приняла волевое решение и стала штатным фотографом в «Главном управлении МЧС России». Ни секундочки я не пожалела об этом решении! Воспевать труд спасателей доставляло мне истинное удовольствие. В своих снимках я вместе с ребятами радовалась каждой спасённой ими жизни… или горевала, переживая утраты. Всё это как будто делало меня ближе к мужу. Я чувствовала потребность в этих самых ярких человеческих эмоциях! Они помогали мне жить! Но родители, естественно, пришли в ужас. Их нежная фиалка «сошла с ума от горя» – так они думали, когда я через полгода после похорон мужа пошла проходить требуемую для работы в отделении МЧС спецподготовку. Да. Тут даже фотограф должен иметь определённые навыки. Я научилась первую помощь оказывать, ориентироваться на местности, находить психологический подход к пострадавшим и препятствовать распространению паники, и даже владеть приспособлениями и оборудованием для осуществления спасательных операций. А вдруг?! Даже штатный фотограф МЧС при красном уровне опасности может стать спасателем! Но маме об этом лучше не знать…

– Я просто устала с тобой спорить, Эмма, – вздохнула родительница, заводя знакомую шарманку. – И не рассказывай мне сказки! Штатный фотограф МЧС так же точно, как и другие спасатели, в самом эпицентре беды! Не для того мы с папой двенадцать лет культивировали в тебе чувство к прекрасному! Художка, институт культуры и искусств… Помогли тебе открыть фотостудию… зачем всё это было, если ты взяла и перечеркнула свои и наши труды?! Для чего? Чтобы однажды умереть на больничной кровати, как Коленька?

Яичница в один миг потеряла свой вкус. Бекон больше не пах аппетитно, а чай… чай стал тёмной бурдой.

Оценив моё молчание, мама заволновалась.

– Эмма… прости… я…

– Мам, мне тридцать лет. Как думаешь? Я имею право решать, чем мне заниматься?

– Я… прости, солнышко. Конечно. Конечно, ты имеешь право решать, какой сделать свою жизнь. Я просто волнуюсь за тебя. Ты поймёшь, когда сама станешь мамой.

Я крепко зажмурилась.

«Вот мы и перешли на вторую ступень претензий!» – покачав головой, мысленно извинилась перед родительницей.

– Мамочка. Я уже обулась… выхожу из квартиры. Давай, я тебе после работы позвоню, хорошо?

– Эмма, я…

– Мне надо бежать, мамуль. Поцелуй папу. Я люблю вас.

Скинув звонок, положила телефон возле тарелки, забралась с ногами на стул и крепко обняла колени.

Не знаю, в чём секрет, но эта поза всегда успокаивала меня. Что сказать? Васнецов знал толк в женской душе, нарисовав свою знаменитую Алёнушку на камне у воды!

Глава 1. Трагический конец – обычное начало сказки

Мне хватило пяти минут, чтобы быстро «зашить» душевную рану, где так грубо ковырнула мама.

Душ, строгий костюм, удобная обувь и аппаратура – через час я села в машину и оставила парковку родного дома за спиной.

На работе в это время обычно был тихий час. Нет, по-разному бывало, но такого гвалта, как сегодня, я за шесть лет стажа ни разу не видела.

– Что случилось? – попыталась спросить у пробегающего Павлика.

Молодой мужчина лишь махнул рукой.

Тут передо мной вырос начальник.

– Русланова! Очень вовремя! Быстро поднимайся на крышу, – торопливо затараторил Иван Петрович, подталкивая меня к лифтам. – Вертолёт уже ждёт. В районе Бескудниково «съехала» почти вся левая сторона многоэтажки. На третьем этаже что-то взорвалось. Газ или бомба – пока непонятно. Вся новостройка фактически завалилась набок. Руки бы пообрывать…