Штырь в старой вишне - Аскильдсен Хьелль. Страница 1

Хьелль Аскильдсен

Штырь в старой вишне

* * *

В маленьком садике позади дома возится мама, мне совсем мало лет – это было давным-давно. Она вколачивала в старую вишню длиннющий штырь, я смотрел на нее в окно второго этажа, парил душный знойный августовский день, собиралась гроза, мама повесила молоток на вбитый штырь, отошла к забору в глубине сада и надолго замерла, вперившись в бескрайнее пустое поле. Я спустился и пошел к ней, я не хотел оставлять ее так, мне было больно знать, что за картина стоит у нее перед глазами. Я встал рядом с ней. Она потерлась о мое плечо, взглянула на меня и улыбнулась. Лицо заплаканное. По-прежнему с улыбкой она сказала мне: это выше моих сил, Николай. Выше, сказал я. Мы вернулись в дом, устроились на кухне, и тут возник Сэм, он стал жаловаться на жару, мама поставила чайник. Окна были распахнуты настежь. Сэм принялся рассказывать маме о кровати, от которой у его жены болит спина, а я поднялся наверх в комнату, которая зовется Сэмовой, потому что он старший и из нас двоих первым обзавелся отдельной комнатой. Я постоял посреди этой его комнаты, потянул время, потом вернулся вниз. Сэм разглагольствовал о подвесном моторе. Мама положила себе сахару в чай и все мешала, мешала его ложечкой.

Сэм промакивал затылок голубым платком, меня воротило от этого зрелища, и я сказал маме, что схожу за табаком, ушел и долго бродил по улицам, но, когда вернулся, Сэм все еще торчал на кухне. Он рассуждал о похоронах, какие, мол, верные слова нашел пастор. Тебе кажется? – откликнулась мама. Я спросил Сэма, сколько лет его сыну. Он зыркнул на меня. Семь, разве ты не знаешь? Я не ответил, Сэм не сводил с меня глаз, мама собрала чашки и понесла их в мойку. Так он в школу пойдет, сказал я. Само собой, ответил Сэм, в семь лет все идут в школу. Знаю, знаю, сказал я. Потом поднялся, вышел в коридор и пошел наверх в Сэмову комнату, голова гудела как у водолаза. Я убрал пакет табака в чемодан, запер его и сунул ключ в карман. Потом подумал: нет. Снова отомкнул чемодан, взял табак, вытащил из кармана такой же точно початый пакет и спустился на кухню с двумя пакетами табака в руках. Сэм затих. Мама вытирала посуду полотенцем с красным узором. Я сел, положил перед собой два пакета табака и скатал папироску. Сэм смотрел на меня. Было совершенно тихо, долго, потом мама стала напевать себе под нос. А ты, сказал Сэм, так все и продолжаешь? Да. Хоть убей, этого я никогда не пойму, сказал Сэм: чтоб взрослые люди писали стихи – в смысле, не делали ничего больше. Сэм, ну зачем ты, сказала мама. И не такое бывает, сказал я, поднялся и вышел в сад. Он был тесен для меня. Я перелез через ограду и очутился в поле. Я хотел быть на виду, но вдалеке. Пройдя метров восемьдесят, девяносто, может, сто, я оглянулся. Справа из-за дома торчал капот Сэмовой машины. Ни дуновения. Я едва ли что чувствовал. Я стоял и глядел на дом, на машину, долго стоял, с четверть часа, если не дольше, пока не укатил Сэм, вернее, его машина. Вслед за тем мама спустилась в сад, я увидел, что она заметила меня, и пошел назад. Сэму пора было уезжать, сказала мама, он передавал привет. Что ты говоришь?! – удивился я. Вы – братья, сказала она. Мама! Тогда она покачала головой и рассмеялась. Я спросил, не хочет ли она прилечь, да, она как раз думала об этом. Мы вернулись в дом. Вдруг она остановилась. Разинула рот, будто крича или задыхаясь, но потом закрыла его и выговорила чуть слышно: я не переживу этого, Николай, я так хочу умереть. Я обнял ее худенькие, узкие плечи. И сказал: мама. Я так хочу умереть, повторила она. Конечно, мама. Я отвел ее к дивану, она рыдала, я укутал ей пледом ноги, она зажмурилась и запричитала в голос, я сидел возле нее, смотрел, как она плачет, и думал об отце, – видно, она любила его. Потом положил руку ей на грудь, намеренно, и она перестала зажмуриваться, но глаз не открыла. Николай, милый, сказал она. Спи, мама, сказал я. И не убрал руку. Вскоре она задышала ровно, тогда я встал, вышел в коридор и поднялся в Сэмову комнату. До поезда было еще пять часов, но я знал, что она меня поймет. Я собрал чемодан, черный костюм я положил на самый верх. Мысли аукались в голове, как в пустоте. Я спустился вниз и запер за собой дверь. Пешком дошел до станции, путь далекий, но у меня было полно времени. Я шел и думал, что она наверняка любила отца и что Сэм... что и его она тоже, конечно, любит. И я подумал: ну и что с того?