Воронцовский упырь - Рокотов Сергей. Страница 1
Сергей Рокотов
Воронцовский упырь
Глава 1
Константин Савельев, сотрудник частного агентства, надел дубленку, сунул в карман сотовый телефон и направился к двери.
Было уже пять минут девятого, день выдался напряженный, и он заслужил право на отдых Внезапно дверь открылась, и перед ним предстал пожилой невзрачный человек в сером драповом старомодном пальто и каракулевой шапке-пирожке Сквозь круглые очки он подслеповато глядел на Савельева.
— У меня пропала жена, — тихо произнес он.
— Да? — глупо переспросил Савельев, морщась от мучившей его головной боли — Да, — выдохнул вошедший.
— А почему вы не обратились в милицию?
— Они ни на что не способны, я знаю — они не найдут ее…
— Откуда вы можете это знать?
— Знаю, и все Вошедшему на вид было под семьдесят. Похож он был на бухгалтера или учителя, вряд ли способного заплатить за работу приличную сумму Савельеву больше всего хотелось сесть в свою «Волгу» и поехать домой Сегодня, первого февраля, на улице стоял собачий холод, а в такую погоду он всегда скверно себя чувствовал. Константин служил долгое время в Узбекистане, Туркмении, потом воевал в Афганистане и с годами привык к теплому климату. Суровую московскую зиму он ненавидел. А самое неприятное — это то, что его «Волга» в мороз категорически не хотела заводиться. Вот и сегодня он промаялся с ней около часа, пока она наконец завелась. А ездить пришлось много: было дело в Сергиевом Посаде, а потом в совершенно противоположной стороне — в Апрелевке.
Два путешествия по скользким после оттепелей и внезапного мороза дорогам, бесконечное курение и сама по себе погода сделали голову Константина неким средоточием боли. И вот — вечерний посетитель в нелепой шапке-пирожке, какие теперь никто не носит.
— А сколько лет вашей жене? — спросил Савельев, ероша волосы.
— Ей тридцать семь лет, — словно извиняясь, произнес визитер.
— Да… — протянул Савельев весьма неучтиво. Но ему было не до вежливости.
— Тридцать лет разницы…
— Да… — опять сказал Савельев, не в состоянии больше ничего придумать.
— Я так люблю свою Юленьку, — вдруг с каким-то надрывом выкрикнул посетитель, — И она меня любит. Да, да, она любит меня! — повторил он с вызовом.
— Да ради бога, — пожал плечами Савельев. — Я разве возражаю… Любит, и прекрасно…
— Да дело-то в том, что она бесследно исчезла.
— Когда она исчезла?
— Ее нет уже пять дней.
— Да? — покосился на него Савельев. — А фотография ее у вас есть при себе?
— Конечно, есть, вот она, — посетитель вытащил из ветхого бумажника небольшую фотографию и протянул ее Константину.
На Савельева глядела очень красивая молодая женщина. Большие выразительные глаза, темные волосы, изящный вырез губ. На фотографии хороша, ничего не скажешь… Савельев взглянул на визитера, и тот прочитал его мысль.
— Странно — такая женщина и я, старый гриб, — вы об этом подумали? И решили, что она сбежала с любовником, да?
— Ну почему? — замялся Савельев, хотя подумал он именно это. Старичок с морщинистым лицом, маленькими глазенками, спрятанными под круглыми очками, в сереньком пальто, коротких брюках. Странная какая-то пара Наверняка он богат как Крез… А красавица, выкачав из него сколько ей нужно, умотала куда-нибудь с любовником.
— Вы не то подумали…
— Константин Дмитриевич, — подсказал Костя.
— Очень приятно. А меня зовут Геннадий Петрович. Фамилия моя Серов. Я профессор истории, преподавал в институте, был заведующим кафедрой. Сейчас я консультант в одном НИИ, больше не преподаю.
Вы выслушаете меня, Константин Дмитриевич?
— Мой долг вас выслушать, хотя полагаю, что вы могли пока не обращаться к нам. Пять дней — не срок для… — он опять замялся.
— Для молодой распутной бабенки, да — не срок! — как-то взвизгнул, невежливо прерывая его, Серов. — А для моей Юленьки, которая звонит, даже если задерживается на полчаса, — это срок! Невероятный срок! Вы представьте себе — я сижу один на даче и думаю, постоянно думаю о том, где моя Юленька?! Это же пытка… А телефон молчит. Помогите мне, Константин Дмитриевич! — простонал он. — Вы не подумайте, глядя на мой старомодный вид, что я не в состоянии заплатить, — у меня есть деньги, я достаточно обеспеченный человек, у меня выходят за границей книги, я получаю в валюте, не так много, но получаю.
К тому же мы сдаем мою прекрасную квартиру. Траты наши небольшие, так что накопления у меня имеются. Вы не беспокойтесь насчет вашего гонорара…
— Да я и не беспокоюсь, — проворчал Савельев, словно он и впрямь собирался браться за это дело даром из одного уважения к старикану. Но уверения в платежеспособности несколько взбодрили Савельева.
Ему нужны были деньги, он собирался к лету сменить свою незаводящуюся «Волгу» на приличную иномарку.
— Садитесь, — пригласил он Серова, снял дубленку, закурил очередную сигарету и приготовился слушать. Сел и Серов, сняв свою дурацкую шапку и обнажив лысину, по бокам которой торчали седенькие волосики.
— Итак, мы живем на даче в Воронцове. Это двадцать пять километров от Москвы по Волоколамскому шоссе. У меня прекрасная зимняя дача. Небольшая, но очень уютная, теплая, там паровое отопление, горячая вода, газ, телефон — все есть для цивилизованной жизни. Я не очень зажиточный человек, но я строил эту дачу долго.
— Вы извините меня, — прервал его Савельев. — Поздно уже, ближе к делу… Что там с женой-то? Как долго вы женаты?
— С Юленькой мы женаты семь лет.
— Детей, я полагаю, нет?
— Да нет, конечно, — пожал плечами Серов. — У меня есть сын Петр от первого брака. Ему уже за сорок, он живет в Ленинграде, то есть в Санкт-Петербурге, я никак не могу привыкнуть к этому названию…
— Значит, Юлия — ваша вторая жена?
— Да нет, уже третья… Я расскажу вам позднее про свою вторую жену… — У Серова скривилось лицо в какой-то болезненной гримасе при упоминании о второй жене. — Я вам потом расскажу. Но вы сейчас просите ближе к делу. Так вот — двадцать восьмого числа в середине дня Юленька решила поехать в Москву. У ее отца Павла Андреевича двадцать восьмого января день рождения. Он вдовец, живет один, вот и захотел отметить день рождения с дочерью. Итак, она выехала на электричке в пятнадцать тридцать в Москву. Ну все очень просто и ясно, Константин Дмитриевич! — закричал Серов. — Она выехала из Воронцова, я сам ее провожал до электрички, а к отцу-то она не приехала! Вы понимаете, не приехала!
— Понимаю. А почему вы не поехали вместе с ней на день рождения к ее отцу?
— Он недолюбливает меня. Он с самого начала неодобрительно относился к нашему браку. Да и покойная мать Юленьки тоже. Сами понимаете — такая разница в возрасте… Они оба младше меня. Из совершенно другой среды: Павел Андреевич — шофер, его покойная жена работала кассиршей в магазине. У нас нет общих тем для разговора…
— А где вы познакомились с Юлией?
— Она работала лаборанткой в нашем институте.
Мы полюбили друг друга, встречались, так сказать…
Я был женат. На своей второй жене Ире. Потом… ее не стало Я овдовел, Юленька к тому времени стала научным сотрудником, и мы поженились. Все очень просто.
— Разумеется…
— Вы полагаете, бедная девушка выходит замуж за старика-профессора с квартирой, дачей и тому подобное… Я уверяю вас, это не совсем так. Разумеется, вряд ли она вышла бы за меня замуж, если бы я был очень беден. Но здесь было и глубокое чувство, Константин Дмитриевич. У нас оказалось столько общего, нам было хорошо вместе… Да я тогда не был так уж стар — познакомились мы, когда мне было пятьдесят семь, а поженились, когда было шестьдесят.
— Да, бывает, — пробормотал Савельев, закуривая следующую сигарету. — Итак…
— Итак, собственно говоря — все. Она уехала на электричке, и все. Больше я ее не видел. Вечером того же дня мне на дачу позвонил Павел Андреевич, удивился, что Юленька не приехала. Я, разумеется, очень взволновался, но потом решил, что Юля решила не ехать к отцу, а съездить к подруге. Все-таки я понимаю — молодой еще женщине скучно сидеть все время на даче. И она воспользовалась случаем, чтобы навестить свою подругу. У нее много подруг, но больше всего она дружит с Ниной Красильниковой. Красильникова работает бухгалтером в какой-то фирме, и, вообще, честно говоря, мне эта дружба не по душе. Я позвонил туда, подошел ее муж Вадим. Он был нетрезв, говорил как-то невнятно, и хотя он и отрицал, что Юля там, я совершенно уверился в том, что он лжет.