Ксенофольклор. Легенды, подслушанные в различных мирах - Бар-Яалом Эли. Страница 1

Ксенофольклор

Легенды, подслушанные в различных мирах

Слово «ксенофольклор», насколько я могу судить, введено в русский язык братьями Стругацкими («Жук в муравейнике»), с тем же значением, которое я употребляю здесь: «народное творчество внеземных (или земных нечеловеческих) рас». Что представляют собой нижеследующие тексты – стилизацию? Литературный эксперимент, игру? Мозаичный ребус, где из разрозненных частей возникает единая ткань повествования? Или действительно – записи преданий, которые рассказывают друг другу существа, отдаленно похожие на людей, в мирах, бесконечно удалённых от нашей Земли? Читатель может ответить на этот вопрос самостоятельно: у него это получится явно лучше, чем у меня, ксеноэтнографа.

Поучительная история

о том, как Воугаддана, правитель острова, потерял стремление к неведомому

ПРОФЕССИОНАЛ, чуждый всякого дилетантства, специалист, в совершенстве знающий свое ремесло – у кого ему осталось учиться? Разве только у таких людей, как Кивилоастро Воугаддана. Если основную тяжесть жизни этого человека принял на себя материк, то и в книге Острова едва ли след (этой жизни) отпечатается. Но поскольку в течении двух лет, при Иминти-Фтине, он был распределен (в качестве правителя) на Остров, то и без эпизода из этой части (его жизни) нам не обойтись.

Вот Воугаддана, правитель, выезжает ради устроения дел, и по дороге оказывается в лесу Жаффр. По прихоти своей он стучит рукой по коре одного широкого дерева. Неожиданно кора открывается, и неведомое длинноносое существо вопрошает его: «(Вызвать) наружу или (зайти) внутрь?» Воугаддана, в смятении духа, ответствует: «(вызвать) наружу». Неведомое длинноносое существо вторит ему вопросом: «Кого?» В растерянности правитель не отвечает, и тогда кора закрывается, и все становится, как было.

Ямщик не погоняет, колеса не вертятся, запряженные не скачут: стоит Воугаддана у дерева и размышляет. Наконец, решившись, он простирает ладонь и вновь стучит по дереву. Кора открывается, как (он) и ожидал, и неведомое длинноносое существо вопрошает его: «(Вызвать) наружу или (зайти) внутрь?» На этот раз он отвечает: «(зайти) внутрь». Тогда неведомое длинноносое существо, не смутившись, украшает его ответ вопросом: «К кому?» Не знает правитель, что ответить, и кора вновь закрывается, так, что не различить (более того, что было).

Не задерживается Воугаддана долго у дерева: возвращается в повозку, отдает ямщику приказ, и вскорости он уже в пути. Вернувшись в правительские покои, он записывает такой рапорт в служебной книге: «сегодня я потерял стремление к неведомому».

Написанная здесь быль будет лучше смотреться после дополнения, которое следует за ним. Вот и оно.

Через год Милл Гид экзаменовала Воугаддану на (следующую) должность, держа в руке его служебную книгу, читая глазами его служебную книгу. И по дню, о событии которого было рассказано, она спросила: «Расстроился ли ты в тот день?» Воугаддана отвечал так: «Я нимало не расстроился. (Те, кто стремятся к неведомому,) делают это для общения с ним. А нужны ли мы неведомому? Не лучше ли потратить силы, отпущенные нам на общение, на своих близких, кто понятен нам и кому мы понятны?» Милл Гид, улыбнувшись, сказала ему: «Довольно вопросов; ты выдержал экзамен».

На том конец этой истории, и начало времени для размышлений над нею.

Быль о преображении Примирителя,

дополненная замечанием об отношении Милл Гид к этой были

ПОБЕДОНОСНЫЕ удары, наносимые могучей рукою Энут-Тейя, мнимо противоречат его эпитету «Примиритель», так, что даже современники считали его философским, относя это прозвище к примирению бездыханных тел, которые уже не враждуют.

Истинное положение дел проясняется этой былью.

В первые годы своей карьеры Энут-Тейя прославился стремлением помирить всяких враждующих; ему также принадлежало высказывание «всякая вражда – болезнь, изнуряющая обе стороны».

Когда адмирал Соломенной флотилии оказался в противостоянии совету капитанов этой флотилии – а случилось это после провала Панавербского маневра – вмешался Примиритель, взывая к общим интересам двух сторон. Позиция его была правильна, что доказало последовавшие месяц спустя примирение; но в то время адмирал приказал вышвырнуть Энут-Тейя за борт, а капитаны, независимо от него, велели облить его публично позорною краской; и оба приказа были выполнены дословно.

Тогда сказал Примиритель прославленные слова: «тяжела и жестока дорога к взаимопониманию; но если я не пойду, кто пойдет?»

В другой раз случилось ему мирить Страхоборцев с Новыми Страхоборцами, отколовшимися при Тука-Фтине. Неудача постигла его, и по сей день нет согласия между орденами, хотя ныне они не практикуют более ночных убийств своих противников. В ответ старый капитул предал имя Энут-Тейя публичному двухчасовому порицанию, а Новые Страхоборцы прислали к нему убийцу.

Тогда сказал Примиритель прославленные слова: «выходит, что никому и не нужно примирение, кроме примиряющего»; и опечалился сильно. Между тем сказано уже до него дальними мудрецами: «никому не нужно дело, кроме делающего». Разве эти изречения не совпадают?

Однажды Баноастро, прозванный Цифрой за номера, которые он ставил на одеждах своих людей, повздорил с Лиггн, которую называли Ядовитые Ногти. Случился там Энут-Тейя и, говоря с ними по отдельности, склонял их мнения в пользу друг друга. Тогда Ядовитые Ногти своею рукою поколотила Примирителя, нанеся его животу и груди тяжкие увечья. Более жестоким был поступок Баноастро, распространившего об Энут-Тейя несправедливый слух о его сожительстве с деревом.

Говорят, что оба недруга совершили эти дела с ведома друг друга, и приписывают им изречение: «уберём эту досаду, чтобы не мешала нам враждовать».

В сильном огорчении сказал Примиритель прославленные слова: «глядя на вас, живых, я хотел вам добра; умрите же и не искушайте меня более!»; после чего стал таким, каким мы запомнили его в истории.

Приведенное выше неотделимо от позднейшего высказывания Милл Гид.

При Иминти-Фтине, когда Гологоловые и Увенчанные едва не разделили государство между собою, эта достойная произнесла речь, призывавшую к единству и примирению. Встали и напомнили ей об Энут-Тейя, вопрошая: «разве не помнишь его, разве не боишься его судьбы?»

На это отвечала Милл Гид четырьмя речениями: «(1) не ради примирения, но ради правды; (2) мои мысли – вот моя поклажа, и иного не держу на своем лотке; (3) когда я зову к бою, когда я зову к миру – я говорю одним голосом; (4) на удары отвечу, с деревом не живу – чего же бояться мне?»

После этих слов противостояние окончилось; окончим и мы на этом наш рассказ.

На Бастионе Духов

или Повествование о Содружестве Летающего Рыцаря

Рассказывает варганат Лбиридо, (он же) Лбиридо Юкат, обладатель диплома и отец своей Святой Дочери, из (селения) Пево-Бдоит.