Приблудный - Батуев Александр. Страница 1
Александр Батуев
Приблудный
Матвей Егорович возвращался с работы. Когда он выходил с вокзала, к нему приблудился несуразный белёсый пёс. Был он тощий, облезлый и очень нескладный. Сразу было видно, что он бездомный. Собака долго шла за стариком, не отставая, словно он её хозяин. Когда старик оглядывался, собака прижимала уши и несмело виляла хвостом, готовая при первом же окрике пуститься наутёк. Было что-то трусливо-жалкое и в то же время трогательное в этой собаке.
– Наверное, голодная! – пожалел старик и подозвал собаку.
Пёс порывисто бросился к Матвею Егоровичу и, просительно заглядывая ему в глаза, остановился.
– Что, дружище, небось несладко бродяжничать? Ну да ладно, сиди здесь, я сейчас тебя колбасой угощу! – И старик зашёл в магазин.
Словно поняв смысл сказанных слов, пёс уселся около магазина, внимательно глядя на дверь.
– Ну, пойдём, приблудный, ужинать, – весело сказал железнодорожник, выходя из магазина, – да отойдём-ка подальше, в тень, а то уж очень у тебя вид неказистый!
Собака глотала куски колбасы, даже не пытаясь жевать. Слышался только клац зубов, громкое причмокивание – и пёс снова с жадностью смотрел на руку железнодорожника. Казалось, что собака может есть без конца.
– Пора и честь знать! – наконец решил Матвей Егорович и, погладив собаку, решительно зашагал домой.
Но пёс не отставал от него. Теперь он бежал рядом, и даже его походка как-то изменилась. Весь его вид как бы говорил: «Смотрите! У меня есть хозяин!»
Матвей Егорович жил далеко от вокзала, километра за два, и всю дорогу пёс уверенно шёл за ним. Когда они подошли к дому, пёс хотел войти на лестницу, но старик строго прикрикнул на собаку, и она осталась во дворе. Каково же было удивление Матвея Егоровича, когда утром, уходя на работу, он вдруг увидел своего знакомого, вылезающего из-под крыльца. «Не ушёл!» – не то рассердился, не то обрадовался Матвей Егорович. Он жил совсем одиноко, и эта приблудившаяся собака чем-то взволновала его. «Надо тебя покормить», – решил он, и, вернувшись домой, захватил остатки вчерашней колбасы.
На вокзал железнодорожник и пёс шли вместе. Собака по временам отбегала в сторону, но сейчас же стремглав догоняла своего нового хозяина и опять бежала рядом.
– Пёс ты, может быть, и хороший, – сказал Матвей Егорович, – а вот вид у тебя, прямо скажем, гнусный!
На перроне, увидев, что его хозяин уезжает, пёс заметался и заскулил, но строгий окрик заставил его остаться на месте. Когда вечером поезд подошёл к станции, пёс радостно бросился старику навстречу.
– Приблудный, ты здесь! – удивился старик, и они опять пошли домой вместе.
Так продолжалось недели три. Приблудный ночевал под крыльцом, а по утрам провожал хозяина на вокзал. Вечером он всегда встречал поезд, на котором возвращался Матвей Егорович, и, радостно лая, кидался к хозяину, когда он выходил из вагона.
Взять домой такую неказистую собаку старик стеснялся. Эта привязанность к бездомному псу порой тяготила его, и когда он неожиданно получил путёвку в санаторий, то решил, что так даже будет и лучше: за время его отсутствия пёс отвыкнет, а может быть, и найдёт себе нового хозяина. Но когда наступил день отъезда и ничего не подозревавший пёс остался один стоять на перроне, провожая уходящий состав, Матвею Егоровичу стало не по себе. Он представил, как осиротевший Приблудный будет ждать его вечером и, не дождавшись, голодный, поплетётся куда глаза глядят. «Эх, гадко получилось… – мучился старик. – Ну, да ведь всё равно меня бы с ним в санаторий не пустили!» – утешал он себя.
Приехав на место, Матвей Егорович первое время вспоминал Приблудного, а потом забыл.
Пробыл Матвей Егорович в санатории около месяца и начал собираться домой, в Пятигорск. Домой ехать почему хорошо? – знаешь, что тебя ждут, будут встречать, а Матвея Егоровича, старичка, никто не ждал, ведь он был бобылём!
Подходит поезд к Пятигорску; тут встречи, объятия кругом, а Матвей Егорович сторонкой со своим чемоданчиком людей обходит. И вдруг кто-то на него с размаху кидается! Старик чуть чемодан из рук не уронил. Глядит – а это Приблудный! Тощий, грязный, но столько в нём радости, что старик даже прослезился.
– Ах ты, голубчик мой, не забыл меня, старика, – бормотал он, лаская собаку. – Эк, поди, настрадался тут один!
С этого дня судьба Приблудного была решена, и, возможно, он в первый раз в своей жизни спал в комнате. Сослуживцы рассказали Матвею Егоровичу, что весь его отпуск горемычный пёс каждый вечер встречал поезда, несмело шныряя по перрону.
Старик крепко привязался к собаке, и, надо сказать, что Приблудный действительно был собакой, редкой по смышлёности. В комнате он всегда лежал на своём коврике, никуда не лез, ничего не трогал, а своего хозяина понимал с полуслова.
– Подай-ка мне, старина, шлёпанцы, – говорил Матвей Егорович, и Приблудный приносил ему туфли. – А ну, марш за газетой, – говорил старик, подавая собаке монету, и пёс через несколько минут возвращался с газетой в зубах.
– У меня пёс особенный, – говаривал Матвей Егорович. – Обычно люди себе собаку выбирают, а мой – хозяина себе выбрал.
Прошёл год, и Приблудный преобразился. Шерсть на нём стала гладкой, густой, походка – уверенной, взгляд – весёлым. С каким достоинством шёл он теперь рядом с хозяином! После голодной бездомной жизни он был по-настоящему счастлив.
Однажды, в очередном рейсе, Матвей Егорович почувствовал себя дурно и, доставленный в больницу, умер. Комнату его заняли, и собака опять стала бездомной.
Случилось так, что год спустя, осенним вечером, я проезжал через Пятигорск. Было холодно. Выходить не хотелось. Я стоял у окна. В завесе дождя светились фонари. Поезд плавно, без толчка взял с места, и платформа стала медленно уходить вдаль. Вот проплыло здание вокзала, большая цветочная клумба с юккой посредине, какая-то одинокая фигура под зонтиком, и вдруг я увидел в конце перрона худую белёсую собаку. Она бежала вдоль поезда, напряжённо всматриваясь в окна вагонов. Это мог быть только Приблудный, столько в его взгляде было тоски и отчаяния… Он всё ещё ждал своего хозяина! И когда в тумане скрылся окутанный облаками Машук, я ещё долго смотрел в ту сторону, где осталась опустевшая платформа с одиноко стоящей на ней собакой.