Жажда возмездия - Бенцони Жюльетта. Страница 1

Жюльетта Бенцони

Жажда возмездия

Часть I

Люди из Бревайя

Глава 1

Заброшенная могила

Фьора, не мигая, смотрела на эшафот.

Сцепив пальцы рук с такой силой, что суставы побелели, она рассматривала старое сооружение из камня и дерева. С него был снят его уродливый покров из черного сукна, который набрасывали в дни казни важных персон, и теперь был виден лишь его каркас из балок и обшарпанных досок, потемневших от крови, следы которой, образовавшиеся от соприкосновения с раскаленным железом и кипящим маслом, невозможно было ничем смыть.

Под настилом молодая женщина могла видеть ящики, куда палач складывал свои страшные инструменты. Большой котел, в котором варили фальшивомонетчиков, виселица и колесо у самого подножия огромного креста – последнего знака милосердия, плаха из шершавого дерева, со следами ударов топором, – все это внушало ужас. Эшафот дижонского судебного округа являл собой истинную картину ада. Именно здесь ранним зимним утром пали головы брата и сестры – Мари и Жана де Бревай, молодых родителей Фьоры, казненных по обвинению в кровосмешении и прелюбодеянии пять дней спустя после ее рождения.

В наступающем декабре ей, плоду их пылкой, но преступной любви, исполнится восемнадцать лет.

Отвращение, ужас и ненависть наполняли ее при виде этой машины для казни, оборвавшей жизнь неизвестных ей родителей. Ей так хотелось поднести к этому страшному месту огонь. Этот старый эшафот притягивал ее с какой-то непонятной гипнотической силой, и ей никак не удавалось избавиться от этого ощущения.

Ее разум воссоздавал ужасную сцену. Фьора словно бы слышала похоронный звон и шепот толпы. Лазурное небо прекрасного летнего дня превратилось в небо с низкими свинцовыми облаками, все вокруг стало серым, как платье Мари и камзол Жана, серым, как их глаза, и только холодное зимнее солнце, светившее в тот день проклятия, отсвечивало в светлых волосах приговоренной к смертной казни красавицы.

На углу площади стоял молодой человек, прибывший из Флоренции. Его сердце рвалось к этой молодой красивой женщине, которая должна была сейчас умереть. Ее образ навсегда запечатлелся в сердце Франческо Бельтрами. Он посвятил свою жизнь той, которая по приговору суда должна была умереть, ребенку, прожившему на свете всего пять дней. Девочка была спасена им, удочерена и воспитана так, словно она была рождена на ступеньках трона, а не эшафота.

На этом же углу площади Моримон стояли мулы, груженные богатыми тканями, охранявшие их слуги и их начальник Марино Бетти, который, несмотря на данный им у алтаря обет молчания, не сдержал своей клятвы и весной 1475 года убил своего хозяина, сделавшего ему столько добра; толкнула на это его любовница, настоящая ведьма, Иеронима Пацци. Фьора вынуждена была бежать из города своего детства, лишенная состояния, дома и друзей. Позже Марино Бетти, зверски убитый по приказу Лоренцо Медичи, заплатил за свое клятвопреступление, но его соучастница Иеронима Пацци все еще находилась в бегах...

Вынужденная теперь жить в изгнании, Фьора не смогла забыть того зла, что причинила ей эта женщина, но она не теряла надежды разыскать ее и заставить расплатиться за все преступления.

В Бургундии, куда Фьора недавно прибыла, перед ней стояла другая задача – отомстить тем, кто привел ее родителей на эшафот. Их было трое: Рено дю Амель, муж Мари, своим грубым обращением вынудивший ее бежать с братом, который очень любил ее. Рено дю Амель нещадно преследовал эту пару. Затем Пьер де Бревай, отец Мари, который, польстившись на деньги, насильно выдал собственную дочь за ненавистного ей человека и который на протяжении этой драмы не сделал ничего, чтобы спасти своих детей. И, наконец, герцог Карл Бургундский, у которого Жан де Бревай служил шталмейстером во времена, когда Карл был еще просто графом Шароле, и который из-за собственной гордости и от того, что юноша без разрешения оставил службу, не смог выказать должного великодушия, как это подобает принцу в отношении к своему товарищу по оружию...

Этих троих людей Фьора приговорила к смерти вместе со своим другом Деметриосом Ласкарисом, врачом из Византии, который тоже хотел отомстить Карлу Смелому за смерть своего брата Феодосия, наивно поверившего клятве этого принца и казненного турками. Теперь наступило время приняться за дело.

Прервав свои горькие размышления, молодая женщина повернулась к трем молчаливо стоящим людям – Деметриосу, его слуге Эстебану и Леонарде Мерее, старой деве, которую Франческо Бельтрами нанял в няньки к несчастному ребенку, лишившемуся родителей. Фьора обратилась к ней:

– Где находится дом палача?

– Почему вы спрашиваете об этом?

– Разве не вы мне говорили, что перед тем, как покинуть этот город, мой отец дал золото этому человеку, чтобы тот сделал приличную могилу для моей матери и... для ее брата?

– Этот брат был вашим отцом, – укоризненно взглянула на нее Леонарда.

– Я никогда не считала его своим отцом. Он лишь дал мне жизнь, но моим отцом навсегда останется тот, кто покоится под плитами церкви Сан-Микеле во Флоренции. И все-таки я хочу увидеть эту могилу.

– Вероятно, это будет очень трудно и, может, невозможно сделать. Арни Синяр, служивший в то время палачом, был уже тогда пожилым человеком. Возможно, его уже и в живых-то нет, во всяком случае, он больше не выполняет своих обязанностей.

– Тогда тот, кто сменил его, покажет нам ее. Идемте!

Не дожидаясь других, Фьора направилась к лошадям, привязанным Эстебаном к железному кольцу одного из домов, но Деметриос остановил ее порыв.

– Позволь пойти мне! Тебе нечего делать в подобных местах. Все сторонятся людей подобной профессии, – добавил он, указывая на эшафот. – Он как прокаженный, которого все избегают.

– А когда он идет на базар – надо же ему чем-то питаться, – добавила Леонарда, – он берет с собой палочку, которой он должен указывать на то, что ему хочется купить.

– А деньги? Их с него не берут? – спросила Фьора саркастически.

– Многие предпочитают давать ему просто так, чем брать деньги, за которые заплачено кровью. Когда-то давно герцог Жан Бургундский, прозванный Бесстрашным, вызвал настоящий скандал в Париже во время волнений 1413 года, пожав руку городскому палачу Капелюшу. Ты знаешь, они обязаны носить перчатки...

– Все это меня не касается, – оборвала ее Фьора. – Спасибо за предложенную помощь, Деметриос, но я сама должна узнать, где могила моих родителей. Мне предстоит выполнить много неприятных вещей, и я не собираюсь перекладывать их на чужие плечи. Где живет этот человек?

– Что ж, как хотите, – вздохнула Леонарда, хорошо понимая, что настаивать было бесполезно. – Идемте за мной! Это недалеко отсюда. Лошадей брать не надо...

Оставив лошадей под присмотром Эстебана, Леонарда повела свою спутницу и греческого врача к тому месту на площади, где протекала речушка Сюзон, рядом стояла Кармская мельница, а за мельницей дом, прилепившийся к земляному валу. Ни напротив, ни рядом больше не было домов. Это был прочный дом, дверь которого была заново покрашена красной краской. Решетчатое окошко позволяло его жильцам увидеть тех, кто пришел, прежде чем открыть им дверь.

На стук железного молоточка выглянул человек с бородой.

– Что вам надо? – сухо спросил он.

– Вы городской палач? – спросила Фьора. – Я хотела бы поговорить с вами.

– Кто вы?

– Путешественница, иностранка, а мое имя вам ничего не скажет. Но я заплачу вам, если вы ответите на мои вопросы.

– Здесь предпочитают платить за то, чтобы я на них не отвечал.

Хозяин дома закрыл окошко и отворил дверь. Это был человек, одетый в кожаную одежду, вероятно обладающий необычайной физической силой. На вид ему было лет сорок. Его лицо с усами и темной бородой, с небольшим носом и темными, глубоко посаженными глазами под густыми бровями ничем примечательным не отличалось. В руках у него была книга.