Клятва Люка Болдуина (часть сб.) - Каллаген Морли. Страница 1

Морли Каллаген

Клятва Люка Болдуина

1. Утрата

В то утро на второй неделе мая, когда шёл проливной дождь, доктору Болдуину позвонила старая миссис Уилсон. За последние двое суток она уже третий раз вызывала доктора, поэтому экономка Болдуинов, миссис Джексон, седовласая, худая и неприветливая женщина, возмутилась:

— Доктор, вам не хуже меня известно, что ничего с этой старухой не случилось. Просто ей семьдесят девять лет, а потому хочется, чтобы всякий раз, как она кашлянёт, её держал за руку врач. Вы нынешней ночью дважды ездили к больным, а сейчас на улице льёт как из ведра. Ложитесь поспите, миссис Уилсон подождёт.

Но доктор, посмеиваясь, словно ему нравилось, когда миссис Джексона его распекает, подмигнул Люку, сидевшему за завтраком вместе с отцом, и ответил:

— А вдруг старушка умирает? И кроме того, за все эти годы она привыкла рассчитывать на мою помощь, верно, Люк?

— Верно, — подтвердил сын доктора.

— Так что придётся мне выйти на дождь, — весело заявил доктор, улыбаясь той спокойной улыбкой, что так была по душе его сыну.

Худощавый, темноволосый человек с добрым интеллигентным лицом, он легкомысленно относился к своим доходам, но зато был исключительно внимателен даже к несерьёзным недугам своих пациентов. Его ворчливая экономка то и дело твердила, что ему следует вновь жениться и взять такую жену, которая с умом вела бы его хозяйство. В действительности же ей вовсе не хотелось, чтобы к ним в дом пришла бы какая-нибудь расчётливая особа и принялась бы вертеть доктором направо и налево.

Итак, в то утро доктор, надев свой старый плащ и коричневую фетровую шляпу, вышел к машине, которую на ночь ставил перед домом.

Люк, подбежав к окну, увидел, что отец на мгновение даже остановился в дверях: лил дождь. Люк мечтал, когда вырастет, обладать такой же уравновешенностью и внутренней силой, как у отца. Люди говорили, что он уже и сейчас похож на отца, хотя был светловолосым, хрупким и невысоким для своего возраста, а голубые глаза его смотрели на мир слишком серьёзно. В умственном развитии он, пожалуй, перегнал своих сверстников, потому что проводил много времени с отцом, но порой, а в особенности рядом с крупными бойкими ребятами, казался совсем застенчивым ребёнком.

Стоя у окна, он ждал, перед тем как собраться в школу, когда отъедет машина. Но у доктора, по-видимому, что-то не ладилось с мотором. Включалось зажигание, мотор почти с минуту работал ровно, а потом, натужно кашляя, медленно затихал.

Тогда доктор вылез из машины прямо под дождь. Держа руки в карманах, повернулся, посмотрел на окно, где стоял Люк, и, пожав плечами, усмехнулся. Потом поднял капот и, поглядев на мотор, с той же спокойной улыбкой, снова повернулся к окну.

Люк обнадёживающе помахал отцу рукой. Доктор сумел научить его тому, что в трудную минуту всегда нужно поддерживать друг друга. Они жили одной общей жизнью, словно не отец с сыном, а сверстники. Когда бы они ни были вместе, на рыбалке ли в выходной день или за часовой беседой по вечерам перед сном, они умели беседовать так, будто оба были попеременно то мальчишками, то взрослыми мужчинами.

Наконец доктор, задумчиво поглядывая то на машину под дождём, то на окно, по-видимому, пришёл к какому-то решению. Он махнул Люку рукой, и тот открыл окно.

— Ну-ка, сынок, надень плащ и выйди на минутку, — сказал он.

— Сейчас, — с охотой отозвался Люк. Он схватил плащ и выбежал во двор. — Что случилось, папа? — спросил он.

— Садись за руль, — сказал доктор, — и помоги мне завести мотор.

— Давай, — обрадовался Люк.

Он чуть испугался, но всё равно был полон нетерпения. Он уже много раз сидел на переднем сиденье, переключая скорость, и доктор обещал ему, что, как только ноги Люка будут доставать до педалей, он позволит ему завести машину по-настоящему. Люк ещё был слишком мал: чтобы дотянуться до тормоза или выжать педаль сцепления, ему нужно было сползти с сиденья, и, зная это, его отец влез вместе с ним в машину, выжал сцепление, включил передачу и повернул ключ зажигания.

— Вот что ты сделай, Люк, — сказал он с той спокойной улыбкой, которая внушала Люку уверенность. — Держи педаль сцепления, а когда я крикну, отпусти. Понимаешь, сынок, если мы сумеем сдвинуть машину подальше, скажем футов на десять, она очутится на вершине холма, откуда скатится и сама заведётся. А я влезу на ходу. Понятно?

— Понятно, — ответил Люк. — Это нетрудно.

Он уже один раз видел, как отец завёл таким образом машину. Но в тот день отцу помогал шестнадцатилетний сын соседей из дома напротив, и Люк был тогда очень расстроен тем, что его не сочли достаточно взрослым.

А сейчас Люк гордо восседал за рулём, надеясь, что соседи смотрят в окна. Его обескураживало только то, что лобовое стекло было залито дождём, хотя щётки неустанно двигались вверх и вниз. Блестящая от воды мостовая казалась скользкой. Да и все остальные предметы сквозь завесу дождя выглядели необычно. Дождь барабанил по крыше машины и по ссутулившейся спине доктора, когда он, стоя позади машины и ухватившись за ручку дверцы, изо всех сил пытался сдвинуть машину с места. Автомобиль чуть двинулся, доктор перевёл дух, носовым платком вытер лицо и снова начал подпирать машину плечом.

Автомобиль опять двинулся, и Люк, который не отрывал от дороги восторженных глаз, крепко держа в руках руль, — сердце у него стучало, — услышал, что его отец судорожно глотнул воздух. Но передние колёса уже почти стояли на вершине холма. Отец снова глотнул воздух, на этот раз громче. Машина стала. Доктор как-то непривычно вздохнул. Люк ждал. Потом ему почудилось его имя, произнесённое шёпотом откуда-то из-под колёс. Он обернулся, и ему стало страшно: отца не было видно. Сняв ногу с педали, он крикнул:

— Почему ты не толкаешь, папа? Машина совсем не двигается!

И когда отец не ответил, Люк выскочил из машины. Отец сидел в луже воды заднего колеса. Одна нога его была под ним, а другая, правая, напряжённо вытянута. Мокрая шляпа валялась на земле. Чёрные с проседью волосы намокли и растрепались, струйки воды ползли по серому лицу. Глаза у него были закрыты, но губы шевелились.

— Позови кого-нибудь, Люк, — прошептал он и снова прислонился головой к колесу.

— Миссис Джексон! Скорее, миссис Джексон! — закричал Люк и бросился к дому.

В дверях появилась, бормоча «О господи!», миссис Джексон в белом переднике. Она прижала руку к лицу, очки её упали, и она беспомощно топталась на месте. Люк поднял очки, но они намокли и испачкались, и ей пришлось вытереть их о передник. Потом она поспешила в соседний дом, откуда выбежал толстый мистер Хантер, адвокат, который с помощью ещё одного соседа, мистера Уилленски, внёс доктора Болдуина в дом, пока миссис Джексон вызывала врача.

Не прошло и двадцати минут, как появился старый доктор, который жил через три улицы от них. Он сказал, что у доктора Болдуина сердечный приступ. После осмотра старый доктор, надевая в передней пальто, говорил миссис Джексон:

— Толкать машину! В его ли это годы! Не могу понять, как люди делают такие глупости, — и пощёлкал языком, давай понять, что не одобряет поведения отца Люка.

Доктор Болдуин уже пришёл в себя и благополучно лежал в собственной постели, а потому миссис Джексон почти перестала волноваться.

— Наш доктор самый добрый человек на свете, — бормотала она в ответ. — И самый непрактичный. Зачем ему тратить время на посещение этой глупой старой миссис Уилсон? Я ведь ему говорила.

Люк прислушивался к их разговору и хмурился: ему не нравились ни высказывания миссис Джексон, ни высокомерный тон старого доктора, и казалось, что они своей суетой вокруг его отца только стараются показать, какие они сами хорошие.