Будь моим сыном - Печерский Николай Павлович. Страница 1
Николай Печерский
Будь моим сыном
Глава первая
ВАНЯТА И ГРИША
Мать Ваняты Пузырева надумала уезжать из села в какие-то далекие края. Случилось все неожиданно. Раньше мать даже не заикалась об этом. Еще вчера она повесила на окна новые занавески, велела Ваняте прополоть в огороде картошку и вдруг на тебе — уезжает!
Весть о скоропалительном отъезде, впрочем, Ваняту не огорчила. Он даже обрадовался перемене в своей жизни. До этого Ванята никуда не ездил. Только в луг за сеном да на летнюю ферму к матери с пустыми бидонами для молока.
Но что это за дорога!
Теперь они уедут навсегда. Очень ему нужны это село и пустые бидоны, которые возит на ферму дед Антоний!
Даже не вспомнит никогда, даже дорогу сюда забудет!
Впрочем, может, когда-нибудь и наведается. Пройдет по селу, разыщет приятеля Гришу Самохина, которого дразнят «Козлом», и скажет:
«Удивляюсь, как ты еще тут живешь!»
Ванята представил картину будущей встречи с Гришей и даже улыбнулся.
Здорово он все-таки придумал!
Жаль только, что вернется он в село не скоро. Ваняте не хотелось ждать тех туманных дней, и он решил объясниться с Гришей сейчас, немедленно. Услышит — наверняка умрет от зависти!
Ванята принялся искать кепку. На этот раз она оказалась в груде белья, которое мать гладила перед отъездом и складывала в чемодан.
Кепка была еще хорошая. Только замаслилась неизвестно отчего и козырек согнулся вдвое и стал похож на крышу голубятни.
Кепку изуродовал в драке Гриша Самохин.
Дрались они с Ванятой чуть ли не каждый день. Начиналось все по-хорошему: идут по улице мальчишки, болтают про свои дела, и вдруг — шум, гам, летит в стороны пух и перо, кипит бой.
Ванята был слабее Гриши и поэтому терпел одно поражение за другим. Вздует Гриша приятеля и еще недоволен. Смотрит, как размазывает Ванята по лицу перемешанный со слезами пот, и говорит:
— Какой интерес с тобой драться? Как мочалка — ни запаха от тебя, ни вкуса!
Трудно было понять, на каких подпорках держалась дружба Ваняты и Гриши. Умоется Ванята, исследует возле зеркала синяки и царапины — и снова к Грише. Никаких перемен, впрочем, после новых встреч не происходило. Все повторялось с унылым постоянством, как в сказке про белого бычка.
Гриша считался в селе первым бойцом, и с ним никто не хотел связываться. Только Ванята не признавал Гришиной власти, сам при случае задирал приятеля и бился до последних сил. Уже лежит он пластом на земле, уже просить бы ему по всем правилам пощады, но нет, не сдается. Вертит головой, пинает противника ногами, норовит выскользнуть из цепких горячих объятий.
Однажды, было это, кажется, в прошлую субботу, Ваняте все-таки удалось вывернуться вьюном из-под Гриши и затем обратить его в поспешное и позорное бегство. Правда, уже потом Гриша говорил, будто он бежал просто так, чтобы позлить Ваняту. Но хитроумной выдумке этой никто не поверил.
Так или иначе, но драки после этого прекратились. Видимо, бойцы раздумывали над тем, что произошло, взвешивали нравственные и физические силы друг друга.
Сейчас Ванята готовился к новой встрече с приятелем. Интересно, что он запоет, когда узнает про отъезд?
Ванята напялил свою «голубятню», встал на цыпочки и заглянул в тусклое, с черными крапинками зеркало. Ванята закончил пятый класс, но ростом был мал, и в селе звали его махоткой. Из зеркала пристально посмотрел его двойник — крутолобый, усыпанный до самых ушей веснушками мальчишка. Картину дополняли жесткие, торчащие во все стороны волосы и пуговичный, облупленный нос.
Иной с такой вон личностью вообще бы не подходил никогда к зеркалу и зря не расстраивался. Но Ванята слыл человеком без претензий и был вполне доволен тем, что, не задумываясь, дала ему природа. Он поправил кепку, надвинул ее поближе к правому уху, показал самому себе язык и отправился на улицу искать Гришу Самохина.
Долго искать Гришу не пришлось. Он стоял возле колодца, смотрел, как дед Антоний, который возит с фермы молоко, поит коня из широкого помятого ведра. Конь пил медленно, с расстановкой. Он знал, что впереди у него не было особых удовольствий. Дед Антоний, который навечно закреплен за его душой и рыжим ребристым телом, впряжет его сейчас в телегу, стегнет для порядка по боку и поедет на ферму. Эта унылая дорога надоела коню. Правда, точно об этих конских мыслях пока никто ничего не знал. Но можно было это предположить, поскольку никому не чужды поиски новизны и перемен.
Ванята смотрел на коня и думал, что, может быть, видит его в последний раз. Но эти мысли тоже не вызвали ни особой тоски, ни разочарований. Там, куда они уедут с матерью, всего насмотрится. Мать, правда, пока не посвящала Ваняту в подробности их переезда, но он не сомневался, что место это во всех отношениях хорошее, стоящее.
Куда попало мать не поедет. Она считалась в колхозе лучшей дояркой и в прошлом году даже получила орден. К матери на ферму приезжали из других районов и областей, учились у нее работать,
Ванята всегда был спокоен за свою судьбу. С матерью не пропадешь! Это он знал точно. Сейчас Ванята стоял рядом с Гришей, смотрел, как неторопливо пьет конь, и думал, как лучше и ярче выразить Грише свои мысли об отъезде.
Но вот дед Антоний и его конь ушли. Ванята помедлил для приличия, поправил свою знаменитую кепку и потом, будто совсем между прочим, сказал Грише:
— А мы с матерью насовсем из села уезжаем...
Гриша никогда и ничему не верил. Не успеет человек рта раскрыть, а у Гриши уже тут как тут наготове его бестолковые возражения.
Не поверил он и сейчас. Оттопырил нижнюю губу с глубокой поперечной бороздкой посредине и легкомысленно, не считаясь с Ванятиным самолюбием и вообще ни с чем, заржал:
— Ге-ге-ге!
— Что «ге-ге-ге»? — возмутился Ванята.
— Ври больше, — сказал Гриша — Я тебя давно знаю!
Ванята рассердился, хотел было треснуть для начала упрямого Козла по лбу, но воздержался. Не только потому, что Гриша даст сдачи и снова налепит ему синяков. Обстоятельства, которые привели Ваняту к приятелю, были настолько значительны и вески, что закончить все дело обыкновенной дракой было просто неумно и нелогично.
— Чудак ты, и больше никто, — сказал Ванята. — Тебе говорят, а ты... Мать уже чемоданы собирает!
Чемоданы, с которыми всегда связаны отъезды и перемены в жизни, произвели неожиданно на Гришу впечатление.
Из упрямца он стал вполне нормальным человеком, которому знакомы и сомнения, и зависть, и другие человеческие слабости. Лицо Гриши потемнело, а возле глаз, будто в жаркий, сухой день, выступили крохотные белые капельки.
— Завтра уезжаем... а может, послезавтра, — подлил масла в огонь Ванята. — Я сейчас домой иду. Печь для пирогов топить надо.
Ванята рассказал другу о пирогах — их надо наготовить в дорогу целых полмешка, — консервах, которые они дочиста вымели из магазина; потом сообщил еще одну новость: председатель велел дать им на станцию свою «Волгу» и грузовик для вещей.
Когда человек увлечется, он может наговорить лишнего. Ванята не заметил, как перешагнул опасную черту и чуть не загубил все дело.
— Ну и врешь! — сказал Гриша. — «Волгу» в ремонт отвезли. Сам вчера видел.
Ванята начал выкручиваться. Сказал, что про «Волгу» он тоже знает. И вообще «Волга» придет из другого колхоза. Председатель сам туда звонил и сам все сказал матери.
— Тебе завидно, так ты и не веришь, — добавил он. — Если не веришь, сам у председателя спроси. В избе он сидит, с матерью разговаривает.
Гриша Самохин, которого называли Козлом из-за его упрямства, поверил Ваняте второй раз. Он помрачнел, как-то очень грустно посмотрел на Ваняту круглыми серыми глазами и вздохнул. Ваняте от этого взгляда и этого вздоха тоже стало грустно и даже намного жаль драчливого, но все-таки верного друга.