Боевая молодость - Буданцев Иван Иванович. Страница 1

Боевая молодость

Годы гражданской войны. Каждый советский человек знает, какими мучительно тяжелыми были они для молодой Республики Советов, какой дорогой ценой был завоеван мир. Контрреволюция бросила против Советского государства огромные силы. Враги не могли примириться с существованием страны, где у власти стояли рабочие и крестьяне.

События, описываемые в этой книге, нельзя отнести к разряду серьезно повлиявших на ход гражданской войны. Это лишь один из многих эпизодов, одна из операций, проведенных военными чекистами по разгрому вражеской агентуры в тылу Красной Армии. Однако из таких многочисленных больших и малых побед складывался общий успех, формировалась победа.

Главное достоинство повести прежде всего в том, что она написана на основе подлинных событий, происходивших в 1920 году в городе Екатеринославе (ныне город Днепропетровск). Этот город Врангель рассматривал как один из ключевых пунктов для своего будущего наступления. Естественно, что поэтому белогвардейская контрразведка предпринимала шаги для создания шпионской группы в этом районе. Усилия чекистов сорвали замыслы врага.

Все дальше и дальше в историю уходит от нас гражданская война, послеоктябрьская эпоха великих классовых битв, в которых формировался, становился на ноги новый советский человек.

Как ни тяжело говорить, но теперь, в восьмидесятых годах, все меньше остается среди нас людей, закаленных в огне тех жестоких схваток. Таково неумолимое, быстротечное время. Именно поэтому для нас крайне дороги рассказы ветеранов о тех героических днях.

Иван Иванович Буданцев — один из таких людей. Его жизнь — пример служения долгу, своей Родине. До революции он учился в Горном институте, затем в Одесской школе прапорщиков. После Октября перешел на сторону революции, в 1918 году вступил в партию большевиков, воевал во Второй Конной Армии, был полковым комиссаром. Затем работал в органах ВЧК — ГПУ, в партийном аппарате, служил в Советской Армии, демобилизовался в должности начальника кафедры одной из ленинградских военных академий. Сейчас он персональный пенсионер, кандидат технических наук, полковник в отставке, активный общественник.

Он редко рассказывает о себе, держится всегда скромно и просто. Однажды один из его старых приятелей увидел записи Ивана Ивановича на его рабочем столе и попросил домой почитать… Так родилась эта книга.

Павел Кренев

Шла гражданская война. Я служил военкомом в 186-м полку 21-й стрелковой дивизии. Весной двадцатого года мы стояли в Новочеркасске, ждали отправки на фронт сражаться с белополяками. В стране свирепствовал тиф. Вдруг свалил он и меня. Мне было двадцать два года, я был здоров и крепок. Вскоре выздоровел, но тиф оказался возвратным. Второй приступ я перенес на ногах, когда грузились в эшелоны. Но третий, самый сильный, опять свалил меня уже в пути на фронт. Во сне я метался от жара и бредил. На станции Козлов меня сдали на эвакопункт. Из Козлова увезли в Тамбов. Когда выздоровел, меня назначили военкомом 202-го эвакогоспиталя в Тамбове.

Молодая республика наша получила тогда передышку: блокаду сняли, из шести фронтов остались только два: Западный и Юго-Западный. Врангель, сменивший Деникина, сидел в Крыму. С поляками велись переговоры о мире. В стране надо было восстанавливать разрушенное хозяйство и в первую очередь шахты Донбасса. Нужны были свои специалисты. Совет труда и обороны постановил: всех студентов горных институтов откомандировать из армии на учебу. Меня, как бывшего студента Петроградского горного института, направили из Тамбова в Петроград. Перед отъездом я пошел в госпиталь проститься с ранеными красноармейцами. Среди них находился мой однополчанин по родному 186-му полку. Рядовой боец. Узнав, куда и зачем я еду, он стал убеждать меня, чтоб я взял направление в Екатеринослав. Там тоже есть горный институт и живут его родители. Они устроят мне жилье и всячески помогут, покуда я не обживусь. Да и с продуктами в Екатеринославе гораздо лучше, нежели в Питере.

Я согласился с ним. Мне выписали новую командировку.

Через несколько дней я приехал в Екатеринослав, совершенно не подозревая, что ждет меня в этом городе. В канцелярии института сказали, что занятия в сентябре, возможно, не начнутся. Профессорско-преподавательский состав еще не подобран. Общежития не отремонтированы. Я должен найти временное жилье, тогда меня оформят. Я уже решил идти к родным моего бывшего однополчанина, но в коридоре меня окликнула одна из сотрудниц канцелярии, молодая и миловидная женщина.

— Одну минуточку, товарищ Буданцев, — сказала она. — У меня есть знакомые, очень хорошие люди, Петровы. Муж и жена. Очень хорошие люди, — повторила она. — Он — художник и преподает в школе рисование, а жена — домохозяйка. Сын их погиб на германском фронте. Понимаете, они боятся уплотнения, сами просили меня направить к ним какого-нибудь порядочного студента, а то ведь бог знает кого подселят!..

То, что эта миловидная женщина сразу приняла меня за порядочного, польстило мне. Я, правда, был высок, строен, выправка офицерская. Откуда такая выправка у студента? В мае 1917 года меня и других моих сокурсников 1898 года рождения призвали в армию и направили в Одесскую студенческую школу прапорщиков. После окончания ее я получил назначение в Симферополь. По пути туда я узнал о свершившейся революции. Я сорвал погоны, уехал к родным в Тамбов, где вступил в партию, в Красную Армию.

Выслушав женщину из канцелярии, я задумался. Родители моего однополчанина не ждут постояльца, возможно, я им буду в тягость. И я отправился к Петровым.

Хозяйку звали Марией Григорьевной, а мужа ее — Николаем Ивановичем. Приняли они меня очень приветливо. Как родного. Как оказалось, — бывают же такие совпадения! — их сын тоже учился в Горном институте, тоже, только годом раньше меня, закончил Одесскую школу прапорщиков. Погиб он в Австрии во время Брусиловского прорыва. За ужином Петровы рассказывали, какие ужасы творились в городе за последние годы: когда отступали деникинцы, за Александровской больницей в овраге расстреляли более трех тысяч рабочих, пленных красноармейцев. Солдаты грабили население.

— И чеченцы народ грабили, — говорила Мария Григорьевна. — И махновцы тоже грабили и убивали. По ночам, Ваня, и сейчас бандиты покоя не дают. А в чека, говорят, — шептала она с испугом на лице, — как заберут человека, то уж больше никто его не увидит…

Я видел, как хозяева мои испуганы и как они рады мне. Я пообещал, что в общежитие не уйду. Все годы учебы буду жить у них.

И Петровы, возможно, впервые за последние годы уснули спокойно.

Моей прежней зачетной студенческой книжки было достаточно для того, чтобы зачислить меня в институт. Правда, требовалось еще свидетельство о рождении, но оно было у родителей. Тогда сделали выписку из моего партийного билета, что, как потом оказалось, и сыграло значительную роль в дальнейшей моей судьбе.

После боев, походов жизнь в южном городке казалась мне сказочной. Но длилась идиллия недолго.

Однажды ночью — это было в середине сентября — я вдруг проснулся. Вроде бы прогремел гром.

Я выглянул в окно: черное небо сплошь усеяно яркими осенними звездами. На грозу непохоже. Но опять донеслись раскаты грома. Я быстро оделся, вышел за калитку.

По голосам, доносившимся из темноты, понял, что соседи тоже стоят возле своих дворов. А гром гремел и гремел где-то к югу от города.

«Должно быть, там устроили полигон, — думал я, — и ведут учебные стрельбы». И отправился 8 спать.

Утром разбудили меня тревожные голоса. Мария Григорьевна, вернувшаяся с базара, рассказывала мужу, что через город за Днепр идут наши войска и обозы и где-то близко стреляют пулеметы. Народ говорит, будто Врангель прорвал фронт, занял Александровск, наступает на Екатеринослав. А на мост красные никого не пускают.