Искатель. 1986. Выпуск №1 - Темкин Григорий Евгеньевич. Страница 1
ИСКАТЕЛЬ № 1 1986
«ИСКАТЕЛЮ» 25 лет
Четверть века назад любители фантастики и приключений получили первые ярко оформленные, удобные для чтения в любых условиях книжечки «Искателя». Подозреваю, что его создатели, называя новое издание «Искателем», хотели подчеркнуть первейшую задачу — поиск жанра, структуры, авторского и читательского лица. Если так, то это им вполне и сразу же удалось «Искатель» быстро нашел и талантливых авторов, и преданных читателей, а вместе с тем определил свою дорогу неустанного поиска моральных и этических ценностей, без приобретения которых немыслим человек.
В «Искателе» все интересно. Но мне, как историку и археологу, ближе всего рассказы и повести историко-приключенческого жанра. Историки и археологи причастны к одному из самых увлекательных приключений — путешествиям в прошлое. Историк опускается в прошлое, по ступеням раскопов, входит в древние дома, трогает предметы давно ушедших времен. Но, подняв голову, он видит свое время — XX век. И эта причастность к разным эпохам дает ни с чем не сравнимое ощущение нерасторжимости исторического процесса, в котором прошлое, настоящее и будущее как бы пронизываются единым стержнем.
Исторические художественные произведения дают возможность ощутить эту связь времен всем читателям, а не только одним историкам и археологам.
Прошлое полно героики и драматизма. И оно живет, это прошлое, не только в предметах быта, которых так много находят археологи, но и в письменных свидетельствах. Мировой сенсацией явилось, например, открытие берестяных писем и записок XI–XV веков, найденных в Новгороде. Благодаря им мы как бы вступаем в непосредственный контакт с нашими давними предками. Мы узнаем не только имена, но и чувства их. Мы общаемся с ними, и прошлое как бы поселяется рядом с настоящим, а следовательно, становится неотделимым от будущего, уже сегодня обогащая его.
Вот пример. Еще недавно, восхищаясь фресками Спас-Нередицы, мы вздыхали по поводу того, что не знаем их создателя. Открытие в Новгороде мастерской художника конца XII века, адресованных ему берестяных грамот с заказами, позволило выдвинуть предположение о том, что главным мастером Нередицы был Олисей-Гречин. Археологи как бы подарили нашему и будущим поколениям имя нового гениального художника. И я надеюсь, что это имя еще появится на страницах «Искателя» в одной из повестей.
Я не представляю себе культурного человека без знания истории, без уважения к ней. «Искатель», пропагандирующий героические страницы прошлого с помощью свойственных его специфике историко-приключенческих рассказов и повестей, делает большое патриотическое дело.
Григорий ТЕМКИН
ДАРЫ ОТ ДАНОВ
Мальчик бежал по лугу. Он несся вприпрыжку, и высокая, податливая, как вода, трава щекотала голые колени. Это было смешно и приятно, и мальчик смаялся и пел сам себе сбивающимся на бегу звонким голоском: «Здравствуй, здравствуй, радуга! Здравствуй, здравствуй, радуга!» Из какой песни эти слова, мальчик, конечно, не знал, но вот эта единственная запомнившаяся ему — а может, только что самим же сочиненная — строчка казалась чем-то совершенно естественным. Она плавала в дрожащем воздухе сегодняшнего чудесного июньского утра как стрекоза, как волшебное заклинание, сделавшее это утро таким беззаботным и радужным. Хотя радуги, взаправдашней радуги, на небе не было: последнюю неделю погода стояла сухая, теплая, без дождей.
И вдруг радуга мелькнула — не в небе, а прямо под ногами, на протоптанной через луг тропинке. Мальчик свалился в мягкую траву, перекатился на бок, успев при этом сорвать и засунуть в рот сочный стебелек, и перед самым носом увидел забавную островерхую шапчонку из тонкой, почти невесомой ткани сочного радужного цвета, натянутую на проволочный каркасик — обруч и четыре распорки. Не раздумывая, мальчик нахлобучил шапочку на выгоревшие белобрысые свои вихры, подхватил с тропки хворостину и помчался к оврагу рубить злых крапивных рыцарей.
— Анечка, солнышко, шляпку не забудь!
Аня, стоявшая уже у двери, сказала «Ой!», повернулась к закройщице. И вспомнила, что никакой шляпки на ней, когда она входила в ателье, не было. Было прошлогоднее «сафари» из зеленой джинсухи — так теперь оно лежит в торбе, а вместо платья на ней красуется роскошный летний брючный ансамбль. Цвет — терракот. Одно плечо голое. Все закачаются. Без всякой шляпки. Хотя…
— Какую шляпку, Лидуня? — с рассеянным видом спросила она.
— Так вот же, лапочка! Твоя, больше никто такую прелесть не оставлял, — промурчала портниха и протянула Ане абсолютно невообразимый, радужного цвета четырехгранный головной убор. Анечка поначалу даже растерялась. Потом решила: издевается Лидка. И так прямо и сказала:
— Ну, Лид, ты вообще…
Лида, у которой шляпка с первого взгляда вызвала в душе ассоциацию со старым абажуром, имела мудрое правило приобретения клиенток никогда вслух не критиковать. Поэтому она водрузила «абажур» на голову Анечке, подвела ее к зеркалу.
— Да ты посмотри, лапочка, как тебе с терракотом…
Анечка взглянула в зеркало и заколебалась: вроде бы ничего, идет. Только полей, жалко, нет. Пальцы ее машинально прикоснулись к шляпке в том месте, где, по ее мнению, не хватало полей, слегка взялась за материал, обвивающий проволочный обруч, и — о чудо! — ткань потянулась под этим воздушным, почти не существующим усилием. Причем не возвращаясь обратно, как какой-нибудь эластик, а застывая по всей вытянутой длине.