Драконьи танцы на битом стекле (СИ) - Патрикова Татьяна "Небо В Глазах Ангела". Страница 1
Патрикова Татьяна
Драконьи танцы на битом стекле
Пролог
Шут умирал. Лекарь не знал, чем помочь. Метался между ним и аптекарской кухней, все искал лекарство. Безуспешно. Мальчишка метался по влажным простыням, бился в агонии, что-то исступленно шептал в бреду. А иногда, открывал измученные, помутневшие глаза и сердце Радужного дракона замирало. Шельм улыбался ему, едва заметно, почти нежно, просто желая успокоить, приободрить, а потом снова проваливался в бред. И Ставрас грел дыханием его озябшие пальцы, стирал испарину со лба, целовал бледные губы, мокрый лоб. И просто не знал, как жить дальше. Как жить без него?
На пятый день он принял решение. Все просто, только одно существо сможет ответить на его вопрос. И тогда он ушел, не зная, когда вернется. И оставил своего мальчика на попечение единственному, кому смог бы доверить его жизнь безоглядно. Макилюнь, Палач Масок покачал головой и обещал не отходить от Шельма. Они с Эром поселились в Драконьей Аптеке, а Ставрас улетел. Думая, что все еще бредящий шут, даже не заметит его ухода. Но, когда радужный Дракон исчез из этого мира, голубоволосый мальчишка очнулся. Встал с постели, пока Димитрий и его дракон были внизу, и долго смотрел в окно на закат. Вернется ли? А что если нет?
Его нашли на полу без чувств и снова уложили в постель, вот только бороться за жизнь сил у шута почти не осталось.
Часть I
Танец Жизни
1
Странный дом, под выгнутой крышей, пение соловья в саду. Цветущая вишня, роняющая нежные лепестки звездопадом теней на фоне полной луны. Легкий ветер, треплющий волосы, мир, не знающий снежных зим, шорох крыльев ночных бабочек возле бумажных, круглых фонарей с неведомыми письменами. Но ему не нужно знать язык этого мира, чтобы поговорить с тем, к кому он проделал столь длинный путь. Молчаливая женщина, все поняла по глазам. Такой ночной гость мог прийти лишь к её мужу. Прогибающиеся, пружинящие под ногами половицы, вместо дверей разъезжающиеся в стороны ширмы из тонких планок и светлого шелка — непривычно, но от этого кажется еще более изыскано. И хозяин дома, поднявшийся навстречу гостю. Субтильный, жилистый, еще совсем не старый. Мужчина в странном одеянии, напоминающем халат, если бы не был так богато расшит и раскрашен цветами и… драконами, больше похожими на крылатых змей. Глаза внимательные, черные, как сама ночь, лишившаяся звезд по прихоти коварной непогоды, волосы, цвета вороньего крыла, длинные, но поднятые в высокую прическу, тонкие, почти бесцветные губы. Незнакомые черты, но узнаваема душа.
Кто сказал, что Радужный Дракон, передавший свой пост стража могильных курганов, умирает? О, нет, он просто уходит в другой мир, выбрав себе в нем жизнь по вкусу. В этом мире, в котором Ставрас нашел своего предшественника, тот был человеком. Обычным человеком, имел семью и детей. Вот только даже женщина, что взял он в жены, не знала, что муж её и не человек вовсе, а существо, помнящее все свои перерождения. В этом мире его звали Фа Юнь, и Ставрас пришел к нему за советом.
Бывший Радужный дракон не узнал его, хотя Драконьему Лекарю казалось, что не так уж и сильно он изменился. И пришлось представиться по всей форме, позволив заглянуть в саму душу и посмотрев в ответ. Фа Юнь прозрел, но долго еще просто смотрел на существо, сидящее перед ним на коленях за одним столом. Его молчаливая жена принесла им легкие закуски и поставила на стол два кувшинчика рисового вина и набор пиал. Хозяин дома молча разлил вино и заговорил лишь после третьей пиалки.
— Что привело тебя ко мне?
— Мой человек.
— Помниться, ты уже как-то приходил ко мне ради человека, давно, в другой мир, в другую жизнь.
— Это другой человек.
— Догадываюсь. И вижу, что этот, новый, куда важнее для тебя, чем нечто проходящее в бесконечно длинной жизни. Вы близки?
— Да.
— Насколько?
— Иногда мне кажется, что ближе уже невозможно.
— Опасная близость.
— Я знаю.
— И все равно не позволяешь ему отойти хоть немного?
— Это сильнее меня. Он сильнее. Я не могу без него, но он… умирает. Я не знаю такой болезни.
— Тогда это не болезнь. — Отозвался Фа Юнь и снова разлил вино.
Долго пили молча. Ставрас знал, что спрашивать больше не о чем. Если хозяин дома захочет ответить, он даст ответ. Нет — никто его не сможет заставить сделать это. Даже он.
— Сколько ему?
— Двадцать второй год. Но он не совсем человек, он масочник.
— Масочник?
— Они пришли в наш мир через полторы тысячи лет, после того, как ты навсегда покинул Вересковую Пустошь.
— И ты запечатлил мальчишку, не принадлежащего тому миру, который породил тебя?
— К тому времени мир уже принял их.
— Давно?
— В ночь его рождения.
— А другие драконы сходились уже с ними?
— Да.
— Значит, жди проблем.
Снова выпили. Закуски просто не лезли в горло. А вино пилось как вода.
— Вы перестраиваете друг друга. Их магия не такая как ваша, и сейчас, с того момента, как ты, Радужный Дракон, выбрал себе масочника, началась перестройка двух видов магии. Да, возможно, это болезненно, но, я уверен, что не смертельно.
— А у других? С ними будет так же?
— Возможно. Я бы даже сказал, скорей всего. Но симптомы могут отличаться, ведь магия масочников тоже разниться, не так ли?
— Так. — Отозвался Ставрас, понимая, что это путешествие дало ответы, но их можно было бы получить и не оставляя Шельма одного. Просто переждав. Но он так волновался. Так боялся, что сделать уже ничего нельзя.
— Я не обижусь, если ты покинешь меня, не дождавшись зари, — тонкие губы Фа Юня тронула улыбка. Черные глаза смотрели прямо, и в них рождался свет. — Я не узнал тебя Ставрасейригултирвиль, потому что ты изменился, но не внешне, а внутренне. Стал цельным. Не думал я, что увижу тебя таким. Доброго пути, странник, и пусть дорогу твою освещает свет твоего сердца.
— Благодарю тебя, Ушедший, что принял и разъяснил.
И он исчез оттуда где стоял, так и не разогнувшись из ритуального поклона. Но путь назад предстоял ему еще долгий.
Ставрас ушел из мира в конце осени, они как раз заканчивали перевозить мертвые яйца в Драконарий, и в одно из посещений Драконьим Лекарем Радужного Дворца, выяснилось, что жена королевича ждет ребенка. А вернулся он уже весной, когда и снег уже стаял, и травка проклюнулась, робкая еще, несмелая, но нежная и жаждущая жить. В аптеке его встретил Мак. Хмурый и задумчивый он сидел на табуретке в кухне и ждал, пока на маленькой горелке подогреется молоко, налитое в жестяную кружку. Ставрас, приблизившийся почти беззвучно, замер в дверях, не зная, как окликнуть Палача Масок, а тот его не замечая, вздохнул, поднялся и затушил огонь. И, двигаясь, словно в дурмане, потянулся к кружке голой рукой.
— Осторожней, горячо. — Произнес лекарь тихо, Палач резко повернулся к нему, зажмурился на миг и глубоко вздохнув, снова открыл просветлевшие глаза.
— Рад, что ты вернулся.
— Что-то с Эром?
— Ты… уже знаешь?
— Насколько сильно твоя магия отличается от магии обычного масочника?
— Достаточно сильно.
— Поэтому в вашем случае твоя магия перестраивает его.
— А в вашем?
— Моя.
— Шельм полностью оправился к марту. Эр слег почти сразу же после него.
— В человеческой форме?
— Да. Это плохо?
— Не знаю. Но обычно бронзовым нельзя долго не трансформироваться. Сейчас конец апреля. Третий месяц — это долго.
— Ты сейчас пойдешь к Алексу?
— Нет. К Эру. Если Шельм оправился, то он и без меня найдет, чем заняться.
— Зря ты так, он ведь все это время ждал тебя.
— Уже не ждет?
— Ты же знаешь, что ждет.
— Значит, он уже знает, что я вернулся. Он поймет меня.
— Да, он поймет. — Губы Палача тронула улыбка впервые за много дней, как понял Ставрас, тоже улыбнувшийся в ответ ободряюще и немного грустно. И они оба пошли в комнату на первом этаже аптеки, которую занимали Мак и его дракон.