Вперед, к победе! Русский успех в ретроспективе и перспективе - Фурсов Андрей Ильич. Страница 1

ВПЕРЕД, К ПОБЕДЕ!

РУССКИЙ УСПЕХ в ретроспективе и перспективе

ПРЕДИСЛОВИЕ

В настоящем сборнике представлены статьи и интервью последних лет, посвящённые весьма разным темам: русская история и советский проект, Сталин и потуги сегодняшних пигмеев-десталинизаторов фальсифицировать историю, капитализм и мировой кризис и, конечно же, ближайшее будущее — автор очень рассчитывает на «холодный восточный ветер», ибо только «выстуженный Северо-восток» (М. Волошин), очищенный от гнили и падали, способен бороться, побеждать и быть в Истории — быть вопреки обстоятельствам. Финальную точку в этой книге я поставил 3 июля — в знаменательнейший день нашей истории. 1149 лет назад Святослав разгромил Хазарский каганат, и Русь сбросила хазарское иго. Семьдесят два года назад Сталин обратился к советским людям по радио, завершив своё выступление словами «Вперёд, за нашу победу!» Эти слова и стали эпиграфом к моей книге.

Андрей Фурсов. ОПРИЧНИНА В РУССКОЙ ИСТОРИИ — ВОСПОМИНАНИЕ О БУДУЩЕМ

И от ветра с Востока пригнулись стога,

Жмётся к скалам отара.

Ось земную мы сдвинули без рычага,

Изменив направленье удара.

В. Высоцкий «Мы вращаем землю»

Опричнина — ключевое событие русской истории последних пяти веков. Именно она заложила фундамент той уникальной формы власти — автосубъектной, — которая мутировала, слабела, возрождалась, менялась и, тем не менее, при каждой серьёзной смене не только оставалась самою собой, но и приобретала всё более чистую, свободную от собственности и «классовых привесков» (В. В. Крылов) форму — la plus?а change, la plus c'est la meme chose («чем больше меняется, тем больше остается собой»).

Более того, опричнина стала не только фундаментом, но одновременно и эмбрионом этой власти, которой суждено было развиваться по схеме «преемственность через разрыв».

Наконец, опричнина подарила русской истории один из её главных (неглавных больше) принципов — опричный, который, отрицая княжебоярский принцип, оттолкнувшись от него, породил принцип самодержавный и, таким образом, оформил и, если угодно, замкнул триаду, придав обоим принципам самостоятельный характер и заставив их жить собственной жизнью. И в этой собственной жизни каждого принципа именно опричный связывает самодержавно-национальный («народный») и олигархический (княжебоярский) принципы и, в известном смысле, снимает (в гегелевском, диалектическом, смысле) противоречия между ними.

Опричнина, как и её создатель Иван Грозный — оболганное явление нашей истории, порой сознательно, порой от непонимания. Оболганное как большими мастерами науки и литературы (например, на первых страницах замечательного романа А. К. Толстого «Князь Серебряный» мы сталкиваемся с некими мерзавцами, коими оказываются опричники. Конечно же, среди опричников, как в любой «чрезвычайке», хватало «биологических подонков человечества» (И. Солоневич), но суть-то явления ускользнула от «второго Толстого». Как ускользнула она и от мелкой шантрапы, от тех же науки и литературы, а теперь ещё и кино (достаточно вспомнить фильм «Царь»).

Я хочу остановиться на нескольких вопросах:

1) опричнина как историческое явление, его корни — они столь же необычны, как сама опричнина;

2) фактическая сторона дела — очень кратко, основные вехи;

3) суть опричнины, её причины, последствия — кратко-, среднеи долгосрочные;

4) опричный принцип русской истории в противовес олигархическому и самодержавному, с одной стороны, и институциональному, с другой;

5) реализация опричного принципа в русской истории;

6) «грозненские» (Иван IV, Сталин) и «питерская» (Пётр I) версии опричнины;

7) нужна ли и возможна ли в России сегодня (или завтра) новая опричнина (неоопричнина) или, точнее, нужно ли и возможно ли возвращение опричного принципа в той или иной форме, и если да, то какова может быть цена.

Истоки опричнины — издалека-долго

Причины, породившие опричнину, уходят в XIV–XV века, в ордынскую эпоху — «Крот Истории роет медленно» (К. Маркс). Превращение русских князей в улусников Золотой Орды принципиально изменило конфликты в среде русской знати, их вектор.

Если в домонгольскую эпоху они по своей логике мало чем отличались от западноевропейских, то под владычеством Орды они стали иными. Поскольку княжества боролись за место под «ордынским солнцем» (или под «ордынским зонтиком»), и от этого зависела судьба не только князя, но и бояр, последние, чтобы взять верх над соперниками, т. е. другими княжествами, должны были поддерживать своего князя, а не бороться с ним, не раскачивать 'лодку. В результате побеждали те княжества, в которых отношения князя и боярства приобретали характер симбиоза, превращаясь в «княжебоярский комбайн», штуку вполне олигархическую.

Больше и быстрее всех в создании «комбайна» преуспела Москва, и это стало залогом её побед. Именно настырные московские бояре в 1359–1363 годах, когда ярлык на правление был отдан Ордой суздальскому князю Дмитрию Константиновичу, постоянно ездили в Сарай, и не нытьём, так катаньем (и взятками, конечно) выторговаливыклянчили у хана и его «турз-мурз» ярлык для своего князя.

Именно московские бояре во главе с И. Всеволожским в 1432 году окончательно добились у Улу Мухаммеда ярлыка Василию II, а затем, сохраняя «комбайн» во время «великой замятни», уходили вместе со своим князем в Коломну (1433), Вологду (1446), Тверь (1446), а не оставались в Москве с победителями — Юрием Дмитриевичем и Дмитрием Юрьевичем (Шемякой). Московским боярам нужна была победа, но только «одна на всех», и они, бояре, готовы были не стоять за ценой, поскольку знали: их сила — в князе, а сила князя — в них, поскольку нет у него иной опоры, кроме них.

Разумеется, всё это не исключало конфликтов между князем и боярами. Так, в 1379 году в Москве был казнён боярин, сын последнего московского тысяцкого И. В. Вельяминов — то была первая публичная казнь в Москве и, что символично, первым казнённым был боярин. Были и другие случаи. И, тем не менее, до конца XV века, до тех пор, пока была Орда, княжебоярский «комбайн» работал.

Всё изменилось на рубеже XV–XVI веков, когда совпали «уход» Орды, присоединение Москвой огромного массива новгородских земель и женитьба Ивана III на Софье Палеолог. Наличие Орды цементировало княжебоярский «комбайн» перед лицом хана. Теперь, с исчезновением Орды, сам великий князь становился «ханом» (православным), намечая, пока пунктиром, отделение от боярства. При этом внешнее, формальное отделение обгоняло внутреннее, содержательное.

Дело в том, что новая (вторая) супруга Ивана III Софья Палеолог сделала всё, чтобы установить при московском великокняжеском дворе новые порядки. npVi Иване III это не очень-то удалось: хотя Софья и попыталась завести при дворе новый пышный и строгий церемониал по византийскому образцу, отношения князя и бояр в целом оставались «по старине», патриархально-домашними. Однако с вокняжением в 1505 году Василия III всё изменилось — новый князь, потомок не только Рюриковичей, но уже и Палеологов, повёл себя с боярами как самодержец: практически перестал советоваться с ними, открыто наказывал несогласных, и урезание языка было одним из наиболее мягких наказаний. Так византийская форма обрамила автосубъектное, наведённое Ордой, содержание, и на эту-то форму и «ловятся» историки, не замечая содержание и разглагольствуя о «византийском влиянии».

Однако наиболее важным фактором подрыва княжебоярского «комбайна», заложенной под него бомбой замедленного действия был массив новгородских земель, прихваченный Москвой в 1470-е годы. Этот массив позволил московскому князю начать в невиданном доселе масштабе раздавать земли в качестве поместий, т. е. реально развивать поместную систему.' И хотя первый русский помещик (Бориско Ворков) упоминается ещё в 1328 году, реальное развитие поместной системы стартовало в конце XV века.