Остров, одетый в джерси - Востоков Станислав Владимирович. Страница 1

Станислав Востоков

Остров, одетый в джерси[1]

Должен признаться, что все люди — служители зоопарка, студенты, преподаватели и пассажиры — изображены в повести не такими, какими являются в жизни. Описанные события действительно происходили, но по-другому. Зато животные имеют портретное сходство.

В оправдание могу сказать, что характер и облик персонажей изменен в лучшую сторону.

1

— Там можно? — спросили меня.

Я стоял в аэропорту Хитроу и смотрел на огромный транспарант, изображающий остров Джерси. На транспаранте он был похож на пирог, который укусили сразу с нескольких сторон.

Над пирогом удивительными облаками плыли слова: «Посетите остров Джерси. Наш курорт — первый сорт!»

Вокруг меня суетились и пробегали англичане, индусы, персы. Один перс остановился возле транспаранта и минут пять смотрел на остров.

— Там можно? — вдруг спросил он меня.

Пока я думал, что ответить на такой вопрос, перс махнул чемоданами, как крыльями, и остановил полицейского, проходящего мимо.

— Там можно?

— Таможня у нас в третьем терминале, — вежливо объяснил полицейский. — Идемте, я вас провожу.

Я продолжал смотреть на транспарант. Удивительно было узнать, что этот достаточно северный остров славится своими пляжами. Но загорать на таких пляжах, вероятно, может не каждый. Есть у меня друг Женя, который каждое утро обливается холодной водой. Ему, например, все равно где загорать. Но на курорты часто едут как раз люди со слабым здоровьем.

Совершенно неожиданной новостью было и то, что Джерси является отдельным государством. Со своим парламентом и собственной валютой. Главный человек на острове — бейлиф. На заседаниях парламента бейлиф появляется со скипетром. Интересно заметить, что это самый большой скипетр в Европе. Его когда-то острову подарил король Карл, в благодарность за то, что джерсийцы укрыли его во время мятежа в Лондоне. Это время король, надо думать, не терял даром. Он хорошенько позагорал, укрепил свое здоровье морскими ваннами и, вернувшись в столицу, навел в стране порядок.

А рядом с Джерси есть другой остров — Гензи. Это тоже отдельное государство.

Я закинул на плечо сумку и понесся между улетающими и уже прилетевшими пассажирами к своему самолету, то застревая между чемоданами, то сам цепляя сумкой какие-то чапаны и кимоно.

Небольшой лайнерок уже принимал на борт пассажиров. Здесь не было ни чапанов, ни сари. Все пассажиры выглядели совершенными англичанами. В салоне прямо-таки пахло твидом. Кое-где сверкали монокли как круглые зеркала.

Я миновал великолепного стюарда в темно-вишневой форме. Он улыбнулся, и мне показалось, что у него во рту лежат тридцать два куска сахара.

Кресла, обтянутые клетчатыми чехлами, напоминали сидящих джентльменов.

Вокруг, улыбаясь, рассаживались другие пассажиры. Почему-то все они были или пожилыми дамами, или престарелыми джентльменами в котелках. Рассевшись, джентльмены сняли котелки, и самолет вдруг наполнился лысинами, стал похож на мостовую.

Салон самолета был выдержан в викторианском стиле. Где-то в хвосте что-то потрескивало. Вероятно, там находился камин.

Стюарт неспешно прошел между креслами, проверяя, все ли пристегнулись? Не поднял ли кто раньше времени свой столик?

Вернувшись в начало прохода, он вытянул руки по швам и, выдержал паузу.

— Леди э-энд джэ-энтльмены, мы вылетаем!

Многие пассажиры закрыли глаза и, мне показалось, начали молиться. Во всяком случае, было видно, что они задумались о Боге.

Тут кто-то дал мне подушкой по левому уху, а потом сразу по правому. Это капитан самолета понизил давление воздуха в салоне.

Аэропорт в иллюминаторе поехал куда-то вперед. На Джерси мы почему-то вылетали спиной.

В этот момент стюард одел на себя желтый спасательный пояс и стал объяснять, что нам делать, если самолет упадет в Ла-Манш. В этом случае нужно было достать из-под кресла спасательный пояс, одеть на себя и дернуть за шишечку, чтобы пояс надулся. Если же он не надулся (мало ли?), надо было его надуть самому. Затем следовало включить мигающую лампочку и начать свистеть в прикрепленный к поясу свисток.

Смешно было представить себе, что я плыву по Ла-Маншу, мигаю лампочкой и дую в свисток. Я не выдержал и расхохотался.

Джентльмен рядом вздрогнул и ослепил меня моноклем.

— Почему вы смеетесь?

— Я представил, как наш самолет упал в море, а все мы плывем, мигаем лампочками, свистим…

— Если вы будете молиться, как следует, то никогда не упадете в море!

— Извините.

Но я заметил, как джентльмен тайком пощупал под креслом пояс… На месте ли? На месте!

Самолет начал разворачиваться. Стало видно, что он прицеплен к какой-то желтой машине, похожей на трактор. Ага! Полетим все-таки передом! Как приличные люди.

Треск в хвосте усилился. Самолет коротко задвигался в стороны, назад и вперед, как пес, рвущийся с ошейника.

Желтый автомобиль выкатился на обочину.

Из него вышел человек и махнул рукой.

Издалека прилетело слово похожее на «Фас!».

Вдруг лайнерок ухнул. Дамы и джентльмены сделались плоскими в своих креслах. Лайнерок сорвался-таки с цепи, пронесся огромными скачками по полю и взлетел в небо. Туда, где самолеты живут своей настоящей жизнью.

Земля превратилась в географическую карту. Дороги на ней невероятно изгибались, и было непонятно, почему люди не сделали их прямыми. На дороги, как бусины на нити, были нанизаны населенные пункты. Возвышенностей видно не было.

Из-за каких-то занавесок в проход вышел стюард. Некоторое время он молчал. Держал паузу.

— Леди э-э-энд джэ-энтльмены! Сейчас будет завтрак!

Салон ожил. Пассажиры стали суетливо отстегиваться от кресел и опускать откидные столики. Лица вокруг посветлели.

Приготавливаясь к завтраку, я подумал: «Летим мы недолго, сорок пять минут. Но, может, еще успеем и пообедать? Хорошо бы!»

Стюарт выкатил из-за занавесочки столик, похожий на операционный, и покатил по проходу. Коробочки с едой и вправду напоминали медицинские кюветы. Стюарт в белом фартуке и колпачке походил на медбрата.

Добравшись до конца прохода, он медленно двинулся назад. Но теперь он раздавал пассажирам кюветы, обернутые серебряной фольгой.

— Рис или бобы?

— А бобы у вас с подливочкой?

— Бобы с салатиком. Рис с горошком.

— Ну что ж, давайте с салатиком.

— Сок апельсиновый, яблочный, красный гранат?

— Нет ли черного чая?

— Есть и зеленый.

— Все-таки черный.

— Пожалуйста.

— Рис или бобы?

Я взял рис с горошком и сок яблочный.

— Эх, — думал я, — хлеба бы еще бородинского. Да кто ж его даст?

Впрочем, и рис с горошком оказался вовсе не плох. Рис был теплым, а горошек — свежим.

Когда стюард раздал еду в первых рядах, последние уже поели, и он покатил назад — собирать пустые кюветы.

— Как вам бобы?

— Неплохо, сэр, неплохо. Но лучше было бы, знаете ли, добавить немного корички.

— Постараемся добавить.

— А можно, знаете, гвоздички положить.

— Попытаемся положить.

— А вообще, неплохо.

— Наша компания делает все для удобства своих клиентов, сэр.

Задние ряды взмахнули салфетками, прикладывая их к губам. Можно было подумать, что у всех у них одновременно заболели зубы.

Затем платки спрятались, и вместо них над креслами поднялись настоящие белые паруса. На парусах большими буквами было написано: «Сандей таймс», «Дейли телеграф», «Морнинг стар».

Мой сосед распахнул «Спорт». Я заглянул туда. С газетных полос на меня обрушились какие-то совсем неспортивные вопросы:

«Продаст ли „Арсенал“ Ширара?»

«Купит ли „Манчестер-Юнайтед“ МакМаннана?»

«Правда ли, что Беккер заработал миллиард?»

Не зная, как ответить на эти вопросы, я повернулся к иллюминатору.

Сквозь толстое стекло виднелось длинное, уходящее назад крыло. Оно махало как живое, под крылом висела турбина, похожая трубу. Но было не понятно, зачем живому крылу турбина.