Танцовщица в луче смерти - Михайлова Евгения. Страница 1

Евгения Михайлова

Танцовщица в луче смерти

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

Артем вышел на черно-белую улицу, театрально освещенную фонарем, и глубоко вдохнул запах ночи, снега, зимней тайны, которая с детства наполняла его грудь необъяснимым ликованием. Одно изменилось. Когда он был ребенком, ощущал себя среди ночи большим, просто великаном. Сейчас он, взрослый, серьезный человек, на белом пространстве под темным небом, под взглядом бледной луны разрешил себе побыть тем маленьким смешным мальчиком, которого все так любили, а он открывал по утрам глаза, чтобы увидеть радость, и засыпал, чтобы скорее ночь прошла. Конечно, его любят и сейчас, но по-другому. За что-то. За то, что неглупый, добрый, ответственный, надежный. Хороший сын и муж. А так хочется иногда, чтобы все было как подарок, как чудо. Особенно этого хочется вот в такой пятничный вечер. Когда кажется, что впереди два дня абсолютной свободы и покоя... А может, неожиданной радости, кто знает.

Артем не пошел к метро прямым путем, он сделал небольшой крюк, чтобы прогуляться по парку. В последнее время он почти не ездил на работу на машине. Пробки и связанная с ними нервотрепка казались ему абсолютно неоправданной потерей времени и сил. Несколько остановок на метро – гораздо быстрее и спокойнее. Это Юля, жена, считает, что ситуация выходит у нее из-под контроля, если она не за рулем. Юля и ее автомобиль – это единый организм, стремительный и страстный. Артем улыбнулся, представив себе Юлю, которая разговаривает, ругается и шутит со своей «Тойотой». А та в ответ фыркает и все делает по-своему...

Он издалека заметил каких-то людей, которые то ли шутливо боролись, то ли на самом деле молча дрались довольно далеко от дорожки, за деревьями. Вот это и показалось Артему странным – все происходило в полной тишине. Он помедлил какое-то время: очень не хотелось прерывать свою одинокую, упоительную прогулку. Он вообще-то не был зевакой, он даже созерцателем не был. Юля как-то в сердцах сказала, что такое отсутствие любопытства по отношению к другим людям на самом деле есть равнодушие. Артем тогда не обиделся, просто пожал плечами и сказал: «Тут надо выбирать. Или любопытство к тому, что делает вокруг огромное количество людей, или интерес к собственным мыслям. Я вообще-то математик, извини. Мне таблица умножения важнее даже соседки тети Клавы». Юля рассмеялась и обняла его: «Никогда бы не подумала, что так влюблюсь в ходячую теорему. Терпеть не могла математику».

Однако там происходит что-то странное. Артем свернул с дорожки и направился к людям за деревьями, стараясь не выходить на открытое пространство. Он шел по снегу, местами проваливаясь почти по колено и уже понимая, что может увидеть. Остановился за очень толстым дубом, чтобы они его не увидели. Трое мужчин поднялись, поправляя одежду. Что-то шевелилось у их ног. Артем надел очки... На снегу лежала девушка. Ее рот завязан шарфом, он разглядел куртку и свитер, а дальше... У Артема потемнело в глазах, когда он увидел голые ноги, бедра, живот. Мелькнула дурацкая мысль: может, он спит и это страшный сон? Что ему делать? Он всю жизнь в трудных ситуациях мысленно призывал на помощь мать. И она давала ему верный совет. Его математический мозг в секунду воспроизвел фразу, сказанную мамой однажды: «Если ты встретишь хулиганов, которые кого-то обижают, и они сильнее тебя, никогда не лезь к ним. Не поможешь, только сам пострадаешь. Звони в милицию». Он дрожащими руками достал телефон, набрал 112, потом 2, ему ответил дежурный, он отвернулся, чтобы насильники не услышали, сбивчиво заговорил: «Я звоню из парка... Тут... тут изнасилование...» – он повернулся, посмотрел и потерял дар речи. Он увидел огромные, на пол-лица, глаза девушки, нож у ее груди, затем кровавое пятно на светлом свитере... Дальше все произошло в считаные минуты. Двое подняли тело девушки, третий собрал ее одежду, разбросанную на снегу, и они быстро пошли. Артем сунул телефон в карман, какое-то время шел за ними на расстоянии, споткнулся о какую-то корягу под снегом, упал, потерял очки, не стал искать, побрел дальше. Когда они подошли к машине и стали заталкивать тело в багажник, он опять полез в карман за телефоном, но... Он не позвонил. Они уже уезжали. Он не смог определить даже марку машины, цвет – то ли черный, то ли синий, – номера он просто не видел. Что он скажет, чем подтвердит свои слова, кто ему поверит?

Машина унеслась на большой скорости, а Артем просто сел в снег, набрал его в ладони, умылся, глотнул... Ему было нечем дышать, впервые в жизни болело сердце, но невыносимее всего оказалось полное смятение в мозгу. Что он мог сделать, но не сделал? Как должен поступить сейчас? Как вообще выйти из этого кошмара и вернуться в свою жизнь – к обычным делам, к нормальным людям, к привычным человеческим отношениям... Артем содрогался от жалости к несчастной девушке, он все еще видел ее глаза, полные ужаса и боли, а в мозгу уже был готов алгоритм оптимального поведения. Девушки больше нет, ей он помочь не смог. Любые его действия – обращения в полицию, поиски информации о пропавших девушках – внесут разрушения не только в его жизнь, работу, науку. Они принесут страдания его близким. Артем вспомнил, как Юля однажды читала ему статью из какой-то газеты: один студент сообщил в полицию об убийстве, преступники убежали, их даже искать не стали, а добровольный свидетель оказался подозреваемым, потом обвиняемым... Близким удалось его вытащить из тюрьмы, но парень был искалечен во время допросов... Короче, проще задачи не бывает. Ответ: он ничего не видел, никому ничего не расскажет, он постарается все забыть. И он не будет больше ходить домой по пятницам через парк.

Глава 2

Юля припарковалась во дворе дома, вошла в подъезд, кивнула приветливо консьержу. Подруга Таня уже ждала ее на пороге своей квартиры на высоком первом этаже. Юля замедлила шаг и прошла по коридору в холл походкой «от бедра». Торжественно сняла дубленку, небрежно бросила ее на кресло и несколько раз повернулась вокруг собственной оси перед зеркалом от потолка до пола. На ней было вязаное бирюзовое платье с небольшим декольте и рукавами «кимоно», свободное сверху, оно сужалось книзу и застегивалось, точнее, расстегивалось с одной стороны по высокому разрезу.

– Слушай, – восхитилась Таня. – Я вот, честно, не помню, когда тебя в платье видела. Только в джинсах. А ты в платье совсем другая. Ну, такая... Не скажу, что в нем есть что-то особенное... Просто всего в меру, не банально, не чересчур, хороший вкус, цвет чудесный. И ты в нем – такая нежная, как цветок. Ты вообще в своих любимых штанах на мальчика-подростка похожа, который мамино обручальное кольцо нацепил.

– Вот не можешь ты остановиться на комплименте, – рассмеялась Юля. – Обязательно нужно добавить ложку дегтя.

– Боюсь даже спрашивать, сколько стоит эта чудная простота...

– Правильно боишься. Я все равно не скажу. Это не тот случай, что бывает у твоих клиенток. Я не просто не платила три зарплаты за имя дизайнера. Я это платье как-то во время обеда заказала по каталогу и забыла. Цвет понравился. А мне его сегодня на работу принесли.

– Ну, стоит-то сколько?

– Таня, помнишь, ты в прошлый раз, когда я у тебя была, одной клиентке баночку крема продавала в таком блестящем мешочке с бантиком?

– Ну, да. Это хорошая, дорогая маска. 50 граммов.

– А это платье – вдвое дешевле крема. Даже с доставкой.

– Ты смеешься?

– Тань, я всегда говорю правду. Сейчас брендовая одежда – признак дурного вкуса. Так что я – вся из себя, – и приехала к тебе, чтобы ты меня чуть-чуть подмазала. Знаешь, не только ты меня годами в джинсах видишь, но и мой муж. Хочу ему сегодня понравиться, может, даже в кино приглашу. В театр он не пойдет.

– Почему?

– Водила его пару раз. Модные спектакли, артисты ничего, но Темка оба раза пытался сначала уйти, потом уснуть... Говорит, даже он не смог бы так плохо притворяться.