Королевский наряд - Чаплин Сид. Страница 1
Сид Чаплин
Королевский наряд
«Зеркало, называемое реализмом»
Сида Чаплина нет необходимости представлять нашему читателю: у нас хорошо известны его романы «День сардины», [1] и «Соглядатаи и поднадзорные» [2] завоевавшие большую популярность – особенно у молодого читателя. Это и неудивительно: романы повествуют, прежде всего, о проблемах и заботах молодых героев. «День сардины»– роман-исповедь 17-летнего рабочего паренька Артура Хэггерстона, успевшего за свою недолгую жизнь побывать и помощником угольщика, и учеником пекаря, и грузчиком; в «Соглядатаях и поднадзорных» в центре внимания автора – судьба молодого рабочего-кузнеца Тимоти Мейсона, его духовные поиски и метания. Преодолевая воздействие враждебного к ним общества, собственную неприкаянность и одиночество, герои Чаплина взрослеют – духовно и социально – на глазах читателя, пытаясь найти свое место в жизни, понять смысл происходящего и определить свою позицию в мире.
Писатель, чутко улавливая самую суть социальных противоречий, подрывавших английский «истеблишмент» в 50—60-е годы, удачно сплавляет в своих романах «рабочую» и «молодежную» тематику.
Романы Чаплина (помимо двух названных, наиболее ярких, его перу принадлежат «Моя судьба вопиет», 1951, «Большая комната», 1960, «Сэм поутру», 1965, «Алебастровые копи», 1971) стали заметным явлением в литературной жизни Англии 60-х годов. Благодаря его произведениям – наряду с романами Ст. Барстоу, А. Силлитоу, Д. Стори (многие из них хорошо известны у нас в стране) – в литературу вошел герой-рабочий, долгое время лишенный прав гражданства в английской прозе, отдававшей предпочтение проблемам «среднего класса». Полемизируя с мнением буржуазных критиков, называвших «рабочий роман» региональным явлением, Чаплин справедливо возражал: «рабочий роман» не просто достоверное воспроизведение жизни класса, составляющего существенную часть английского населения, – это повествование об «уделе человеческом», и кто-нибудь, возможно, напишет роман о шахтерах в той же манере, что и Мелвилл, создавший роман о китобоях.
В какой-то мере эту попытку предпринимает уже сам С. Чаплин: в повести «Тонкий шов» (отрывок из которой входит в данный сборник) описана лишь одна рабочая смена в шахте, но перед читателем возникает срез всей шахтерской жизни – каждодневный каторжный труд, напряженность, вызванная постоянным присутствием опасности: угрозы обвала и гибели людей (что и происходит в «ту» смену). В свою очередь, изнурительные и опасные будни шахтеров становятся емким символом самого существования рабочего человека. В них есть место и смертельной опасности, и тяжкому труду, и истинной рабочей солидарности, которая только и может помочь выжить в таких условиях.
Реальные, ненадуманные проблемы, волнующие простых людей, знание подлинных интересов рабочих, живой, разговорный язык – эти черты определяют специфику произведения С. Чаплина, который не понаслышке знаком с жизнью и бытом рабочей среды.
Сид Чаплин родился в семье шахтера в 1916 году в небольшом городке Шилдоне неподалеку от Ньюкасла на северо-востоке Англии. Эти северные области страны – Дарем, Уэстморленд, Камберленд, – долгое время бывшие центром угольной и металлургической промышленности, стали в то же время тем уголком, где сложился костяк английского рабочего класса и соответственно – свободолюбивые традиции борьбы за права и достоинство рабочего человека. «Жители Дарема, – писал впоследствии Чаплин, – всегда сопротивлялись любым попыткам сломить их дух…»
Так было еще в забастовку 1832 года – Сид слышал о ней от стариков, чьи отцы принимали в ней участие. Так было и в 20—30-е годы нашего века: хоть и совсем мальчик тогда, он хорошо помнит всеобщую забастовку 1926 года, «голодные марши» безработных в Лондон. Да и семьи работающих шахтеров жили ненамного лучше. «Большинство домов, – писал Чаплин в очерке „Мой Дарем“, – прогнило насквозь. Отсутствовали элементарные санитарные условия. Оспа, дизентерия, туберкулез – невозможно сосчитать, численность скольких семей они сократили… Работа в шахте была зверски тяжелой».
Сид с детства, с 14 лет, узнал труд шахтера, потом работал кузнецом, кончил вечернюю школу для рабочих. Был секретарем Союза шахтеров, сотрудничал в газете «Коул» («Уголь»). Круг его интересов был широк: он изучал химию, геологию, политику, экономику. Но главное – Чаплин хотел стать писателем, рассказать о своих товарищах-шахтерах правдиво, без прикрас. То, что окружало Чаплина в детстве, в ранней юности – бесконечные вереницы шахт вдоль дороги, прокопченные поселки, сизые от дыма пивные, рабочие с грубыми мужественными лицами, привыкшие, ежедневно спускаясь в шахту, бросать вызов судьбе, – все это буквально просилось на бумагу. «Этот мир груб, – писал позже Чаплин, – но он подлинен, там человек не делает попытки лицемерить, там язык и юмор богаты и всегда что-нибудь происходит… Рассказы приходили сами собой…»
Сколь ни успешно выступал Чаплин в жанре романа, важное место в его творчестве занимает именно рассказ. Интерес к нему возник у Сида Чаплина уже в детстве: старший среди детей, мальчик любил долгими зимними вечерами рассказывать братьям и родителям, а потом друзьям об увиденном, об услышанном, приукрашивая быль выдумкой. «Мои рассказы, – писал Чаплин годы спустя в предисловии к одному из сборников, – принадлежат многим людям. Моим родителям, моим братьям, друзьям и товарищам по труду… они принадлежат всем тем, кто верит в человеческое сердце, им я и адресую их с любовью и благодарностью». Когда бы ни были написаны рассказы Чаплина, в них неизменно ощущаешь эту обращенность к демократической аудитории. Она и в образном языке, и в грубоватом юморе, и во всей интонации повествования.
Первое признание как литератор Чаплин получил именно в этом жанре (сб. «Прыгающий парень», 1948). В 1980 году маститый писатель снова вернулся к любимому жанру, выпустив сборник «Дядюшка-холостяк и другие рассказы», в который вошли произведения разных лет. Рассказ особенно дорог писателю, нередко несет на себе печать автобиографичности – он многое говорит нам о личности самого Чаплина: его жизни, условиях, его формировавших, его друзьях, его симпатиях и пристрастиях. Вообще рассказы Чаплина очень часто воспринимаются не как отвлеченное повествование о том или ином придуманном событии, но как доверительное сообщение читателю о том, чему рассказчик сам был свидетелем, а то и непосредственным участником. За немногим исключением автор практически воспринимается как герой своих произведений – настолько неотделима, органично вписана его личность в повествование, окрашенное особой эмоциональностью, которую рождает только личная сопричастность.
Суровые пейзажи трудового севера стали постоянным фоном прозы Чаплина, ибо были частью его самого. «Эти места, где работали мой отец, деды и прадеды, бесконечно дороги мне», – признается писатель. Пейзаж в рассказах Чаплина – не объект для праздного любования, у рабочего на это просто нет времени; в тех случаях, когда он попадает в поле зрения писателя, поражает удивительная яркость, обостренность видения – радость общения с природой, окрашенная для трудового человека особой праздничностью. И отношение к животным – а они то и дело встречаются в автобиографических зарисовках писателя, повествующих о детстве, – лишено сентиментальности, оно исполнено глубокой доброты: это друзья, нередко – товарищи по труду (как пони Серый из одноименного рассказа).
Любовь к родным краям, к людям, там живущим, осталась в душе писателя навсегда. Она стала частью его миросозерцания, душой его прозы. Верность «истокам», родным «корням» определила и жизнь С. Чаплина, и все им написанное.
«Ни один человек не поймет самого себя, пока не посмотрится в зеркало, называемое реализмом», – писал Чаплин в 1966 году, отвечая на анкету «Иностранной литературы». [3] В этих словах – самая суть жизненного и творческого кредо писателя, которому он не изменял никогда.
1
М., «Молодая гвардия».
2
М., «Молодая гвардия», 1970.
3
«ИЛ», 1966, № 12, стр. 227