Уроки Красного Октября - Фроянов Игорь Яковлевич. Страница 1

Игорь Фроянов

Уроки Красного Октября

© Фроянов И. Я., 2007

© ООО «Алгоритм-Книга», 2007

* * *

Светлой памяти владыки Иоанна, митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского посвящается

Большое видится на расстоянье.

С.  Есенин

«Судьбы народа сокрыты в его истории. И мы, смущенные, мы малодушные и маловерные, мы должны научиться читать и разуметь молчаливые глаголы нашего прошлого…» – говорил русский мыслитель Иван Ильин [1]. К сожалению, не всегда это удается. И не потому, что человеческий разум здесь бессилен, а потому, что существуют некоторые особенности познания истории, обусловленные самой историей, которые серьезно ограничивают в тот или иной исторический момент наши возможности «читать и разуметь» прошедшее. Нередко бывает так, что явления и события прошлого открывают свой подлинный исторический смысл не по горячим следам, а лишь по истечении длительного времени. Однако и это не все. Порою смысл свершений истории остается в значительной мере нераскрытым и неразгаданным, пока в жизни страны и ее народа не произойдет нечто такое, что позволит глубже и всестороннее понять этот смысл. Великая Октябрьская революция служит тому весьма удачным примером.

Восьмидесятилетие Великого Октября – время достаточное, чтобы уразуметь его роль и значение в русской истории. Но степень познания Октября была бы иной, не случись в России то, свидетелями чего мы ныне являемся. Гибель КПСС, ликвидация Советов, передел государственной собственности, расчленение исторической России, геноцид русского народа и курс на капитализацию бросают яркий луч на Октябрь 17-го года, высвечивая то, что ранее оставалось в тени.

С временной высоты и на фоне радикальных перемен в России последних лет события далекого 1917 года выступают во всей своей сложности и противоречивости. Им нельзя дать, как это было недавно в советской исторической науке, однозначную, сугубо положительную оценку. Они несут на себе печать созидания и разрушения, национальной славы и позора. Их социальное одушевление соседствует с нравственным одичанием. В этих событиях также четко просматривается игра закулисных мировых сил, смертельно враждебных России, русскому народу, преданному православной вере. По словам И. А. Ильина, у нашего народа есть «давние религиозные недруги, не находящие себе покоя от того, что русский народ упорствует в своей «схизме», или «ереси», не приемлет «истины» и «покорности» и не поддается церковному поглощению. А так как крестовые походы против него невозможны и на костер его не поведешь, то остается одно: повергнуть его в глубочайшую смуту, разложение и бедствия, которые и будут для него или «спасительным чистилищем», или же «железной метлой», выметающей Православие в мусорную яму истории» [2]. Весьма актуальной является мысль И. А. Ильина о том, что у России есть и такие враги, «которые не успокоятся до тех пор, пока им не удастся овладеть русским народом через малозаметную инфильтрацию его души и воли, чтобы привить ему под видом «терпимости» – безбожие, под видом «республики» – покорность закулисным мановениям и под видом «федерации» – национальное обезличение. Это зложелатели – закулисные, идущие «тихой сапой»…» [3].

Однако было бы сверхпримитивизмом ставить революционные события 1917 г. в зависимость исключительно от происков мировой закулисы или от действий кучки революционеров, возглавляемых В. И. Лениным, как это зачастую изображают сегодня [4]. И внешние силы, и партия большевиков лишь умело воспользовались объективно сложившейся в стране реальной ситуацией, имеющей глубокие исторические корни. Закулиса и Ленин только подтолкнули сползающую медленно в пропасть старую Россию.

Н. А. Бердяев, определяя истоки и смысл русского коммунизма, а следовательно и Октябрьской революции, обращается к XVII в., когда в России совершился церковный раскол. «В XVII веке, – пишет он, – произошло одно из самых важных событий русской истории – религиозный раскол старообрядчества» [5]. С тех пор русское общество находилось в состоянии раскола, который «делается характерным для русской жизни явлением». Раскольничьей была также революционная интеллигенция XIX века, без которой невозможно понять ни истоки русского коммунизма, ни характер русской революции [6].

Столь далекий ретроспективный взгляд может показаться искусственным. Но это не так. Революционные смуты начала XX века побудили современников искать «самые отдаленные корни событий, приведших к гибели Россию» [7]. Отсюда был сделан верный вывод: «Связь с прошлым бесконечно глубже, чем она мнится…»

И все же нельзя полностью согласиться с Н. А. Бердяевым. Ведь подавляющая масса трудового людства не ушла в старообрядчество, она осталась в лоне официальной церкви, что не позволяет рассматривать раскол как «одно из самых важных событий русской истории», положивших начало движению русских к Октябрю 17-го года. Вместе с тем надо признать, что то был первый по своим крупным масштабам социально-психологический раскол российского общества, наложивший зримый отпечаток на следующую историю русского народа.

Возникновение процессов общественной жизни, которые привели к революционным потрясениям в России начала XX века, надо относить к эпохе реформ Петра I. Заслуживает пристального внимания наблюдение Я. А. Гордина, согласно которому «нижняя граница нашей мегаэпохи» лежит «во временах Петра I» [8]. Затрагивая некоторые негативные особенности массового сознания в России недавней и нынешней, автор находит их корни «в петровском перевороте, когда была создана структура, исключающая гражданский мир, опирающаяся только на силу, структура по своей психологической сути дисгармоничная» [9].

Главное, однако, состоит в том, что именно в петровское время обозначилась пропасть между дворянским сословием и трудовой массой населения, прежде всего крестьянством. Поляризация интересов помещиков и крестьян – основная ось, вокруг которой на протяжении двух веков вращались противоречия российской действительности, разрешившиеся в конечном счете крушением царской России. Даже в момент ее падения крестьянский вопрос имел первостепенное значение, а участие крестьян в революционных событиях во многом предопределило их исход. И после Октябрьской революции с точки зрения «социальных целей» крестьянство, по признанию В. И. Ленина, – «самое главное» [10]. Можно согласиться с политологом О. Ариным, полагающим, что «Октябрьская революция была совершена рабочими и солдатами, в последнем случае – фактически крестьянами. Крестьяне и защитили ее в годы Гражданской войны. По форме это была пролетарская революция, а по сути – крестьянская» [11]. Так завершилась драматическая история социальной несправедливости по отношению к русскому крестьянству, у истоков которой стоит Петр I. Вот почему он является государственным деятелем, вложившим свою лепту в историческую подготовку большевистской революции.

Петр, конечно, строил не на пустом месте. Жизнь нуждалась в переменах. Предпосылки реформ сложились уже в XVII веке [12]. Но, по справедливому мнению И. Л. Солоневича, Петр «превратил реформу в революцию, а преобразование – в ломку» [13]. Поэтому время его правления «является крутым и беспримерным в своей резкости переходом в русской истории… Он определил собою конец Московской Руси, то есть целого исторического периода, со всем тем хорошим и плохим, что в ней было, и начал собою европейский, петербургский или имперский период, кончившийся Октябрьской революцией» [14]. И. Л. Солоневич связывает реформы Петра с русской историей XX века, говоря о том, что его преобразования мы «расхлебываем до сих пор – третьим Интернационалом, террором и голодом, законными наследниками деяний великого Петра» [15].

вернуться

1

Ильин И. А. Собр. соч. М., 1996. Т.6, кн. II. С. 25.

вернуться

2

Ильин И. А. О грядущей России. М., 1993. С. 169.

вернуться

3

Там же.

вернуться

4

Одним из типичных примеров последнего может служить И. Бунич, по которому в октябре 1917 г. произошло следующее: «Воспользовавшись демократическим хаосом после свержения монархии, власть в стране захватила международная террористическая организация… Такого в истории человечества еще не было. И то, что это удалось, явилось для мира полной неожиданностью, не меньшей, впрочем, чем и для самих его участников – кучки разноплеменных авантюристов, собравшихся вокруг своего полубезумного лидера» (Бунич И. Золото партии. Историческая хроника СПб., 1992. С.  5–6). В этих откровенно злопыхательских пассажах проглядывает физиономия идеолога современной российской «демократии», с усердием открещивающегося от своих предшественников и создающего иллюзию полного несходства октябрьских событий с днем нынешним. Прав Ю. И. Семенов, утверждающий, что наша «демократическая» печать «демонстрирует гармоническую смесь самой наглой лжи, удивительного невежества и невероятной глупости» (Семенов Ю. И. Россия: что с ней было, что с ней происходит и что ее ожидает в будущем, М., 1995. С. 30).

вернуться

5

Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 10.

вернуться

6

Там же. С.  11, 17.

вернуться

7

Федотов Г. П. Собр. соч. В 12 т. М., 1996. Т.1, С. 110.

вернуться

8

Гордин Я. Без ненависти и презрения// Смена, 1990. 29 ноября. Интересные соображения о единстве истории см. также: Гордин Я. Меж рабством и свободой. Л., 1994. С.  9–24; 291–376.

вернуться

9

Там же.

вернуться

10

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т.45. С. 285.

вернуться

11

Арин О. Письмо из Ванкувера//Советская Россия. 1997 8 июля.

вернуться

12

Не следует, однако, преувеличивать значение этих предпосылок в деятельности Петра. Они лишь обращали внимание реформатора на ту или иную проблему общественной жизни. Во всем остальном он был самобытен. Следует прислушаться к словам А. В. Карташева, который писал: «Сколь ни стирали наши крупные историки (Соловьев, Ключевский, Платонов, Милюков) мифологический налет на эпохе Петра Великого путем углубленного прояснения непрерывности исторического процесса, в котором нет перерывов и сказочных скачков, но после всей их критической чистки еще бесспорнее установилась обоснованность проведенной нашими предками разделительной черты в русской истории общей, а в данном случае и церковной: до Петра и после Петра» (Карташев А. В. Очерки по истории русской церкви. М., 1992. Т.2. С. 311).

вернуться

13

Солоневич И. Народная монархия. М., 1991. С. 466.

вернуться

14

Там же. С. 423.

вернуться

15

Там же. С. 473.