Иностранец ее Величества - Остальский Андрей Всеволодович. Страница 1
Андрей Остальский
[Англия]
Иностранец ее Величества
Посвящается Елене Александровне, научившей меня любить Англию, и Светлане Валентиновне, которая Англию не любит
Я сел отдыхать на вершине горы, и великолепнейший вид представился глазам моим. С одной стороны — вся Кентская провинция с городами и деревнями, рощами и полями, а с другой — бесконечное море, в которое погружалось солнце и где пестрели разноцветные флаги, где белелись парусы и миллионы пенистых валов.
Глава I. Фолкстонское начало
Лорд за роялем
Неподалеку от того места, где Николай Михайлович двести с лишним лет назад наслаждался морским пейзажем, стоит сегодня кафе «Гугиз». А я стою снаружи и через дымчатое стекло наблюдаю, как грузный человек со светлыми волосами играет на пианино. Стекло толстое, и наружу не доносится ни звука, только видно, как яростно взлетают его руки, страстно обрушиваясь на клавиатуру. Сомнений нет, это он, лорд Пристли.
Удивительно: никак не ожидал его здесь увидеть. Ведь кафе «Гугиз» в центре Фолкстона — чужая, почти враждебная для лорда территория. Негласная штаб-квартира местной музыкальной богемы нового поколения: здесь собираются в основном любители рока, джаза и, разумеется, всякого рода этнической музыки, заходит и более зеленая молодежь, увлекающаяся хип-хопом и «R-n-В». Здесь часто бывает моя дочь, считающая себя певицей и композитором именно в этих жанрах. Но что тут делает лорд Пристли — страстный поклонник и пропагандист классики и сам талантливый пианист-любитель? Ведь он отказывает всему этому «обезьяньему примитиву» в праве считаться музыкой интеллигентных людей, и как раз на этой почве они и поссорились однажды с моей дочерью — и еще как поссорились! Просто пух и перья летели. Наши отношения с лордом и его семьей из-за этого осложнились самым глупым образом.
Теперь я преисполнен желания, как сказали бы англичане, «перевернуть страницу», — то есть сделать вид, что никакого неприятного эпизода вовсе не было и можно начать снова приятельствовать как ни в чем не бывало. Может, зайти в «Гугиз» и послушать? Тем более что мне действительно нравится, как лорд играет. И еще любопытство разбирает, какой же он мог выбрать репертуар для этой цитадели «обезьяньей музыки».
Подозреваю, что привело его сюда не только стремление сеять доброе и вечное. (Хотя и оно тоже.) Увы, лорду Пристли приходится подрабатывать. Он играет в гостиницах и солидных ресторанах, его зовут на шикарные свадьбы и юбилеи. Его принцип — без особых на то причин не отказываться от идущего в руки дополнительного заработка. А то ведь приходится и семью содержать, и квартиру дорогую оплачивать в престижном районе города — такую, чтобы большой великолепный рояль свободно размещался и можно было устраивать многолюдные домашние концерты.
Случается, что и заезжие знаменитости не брезгуют выступить дома у лорда (для друзей — просто Стивен). Мне, например, повезло: слушал с расстояния двух метров небольшой концерт блистательной пианистки, ученицы Рихтера Елизаветы Леонской — какое удовольствие получил от Шуберта в ее исполнении! И акустика, надо признать, в комнате совсем недурна. Хозяйка прекрасно знает, как трудно, если не невозможно найти в городе другое жилье с подходящим концертным помещением, и дерет с лорда и его семейства три шкуры…
Квартира лорда Пристли в Фолкстоне стала неофициальным культурным центром — здесь на «винно-сырные вечера» (это значит, что каждый приносит бутылку и кусок сыра), встречу Нового года или на что-нибудь еще в этом роде регулярно собирается цвет местной интеллигенции: музыканты и художники, журналисты, искусствоведы и так далее. Наша размолвка по вине дочери отлучила меня от этих вечеринок, и я по ним соскучился. Хочется опять стать «персоной грата».
Но, поколебавшись, решаю все-таки отложить переворачивание страницы до более благоприятного случая, поскольку, подозреваю, что лорд Пристли чувствует себя здесь, во враждебном стане, не совсем в своей тарелке. И лучше проявить такт. Все-таки много тонкостей надо уметь различать в этой стране, где лорды подрабатывают таперами.
Хотя, строго говоря, тапер — слово в данном случае неправильное (на память сразу приходит немое кино), в переносном смысле обозначающее халтурщика, готового играть все, что угодно, как угодно и где угодно, лишь бы платили. Нет, наш лорд Пристли не таков! Да и необходимость подрабатывать хоть и не выдумана, но все же для лорда она в то же время как бы и алиби, и предлог, в оправдание — возможность предаваться страсти своей жизни, отдавать ей все свободное время и силы, ощущая себя при этом кормильцем семьи. В конце концов, слово «лорд» происходит от древнеанглийского «hlaford» — «владеющий хлебом», то есть тот, кто контролирует запасы еды и распределяет ее среди своих подопечных.
Впрочем, Пристли — аристократ «малого стажа», лишь совсем недавно он обнаружил, что унаследовал несколько захудалый титул. Захудалый в том смысле, что места в палате лордов он не получил, а от прав на родовое имение Мальмесбери пришлось отречься.
Таких лордов в Англии — пруд пруди. Здесь никогда не знаешь, с кем имеешь дело. Титулованной особой может оказаться обслуживающий вас библиотекарь, настройщик пианино, конторщик, художник, да и вообще кто угодно — поди угадай!
Кто-то из злопыхателей даже нашептал мне, что Пристли, скорее всего — лишь Lord of the Manor (что-то вроде мелкопоместного дворянина по старым российским понятиям) и, следовательно, лордом его величать необязательно… С другой стороны, у него же есть родовой герб. В общем, кто угодно голову сломит.
Самых настоящих, наследственных лордов высшей категории — пэров, которые теоретически могли бы претендовать на места на красных скамейках палаты лордов, более семисот. Но в результате недавних реформ их доля резко сократилась — теперь там заседают в основном так называемые life peers — назначенные по представлению правительства политики или просто выдающиеся деятели: от ученых до бизнесменов и деятелей культуры. Назначены они до конца дней своих, но своим детям по наследству места в парламенте передать не могут. Я неплохо знаком с несколькими такими лордами. И не раз по их приглашениям обедал в столовке палаты. Еда, если честно, так себе, но не в ней же суть: я дорожил каждой возможностью полюбоваться Вестминстерским дворцом изнутри, и у кого как, а у меня каждый раз захватывало дух от этой красотищи. Сидишь, ешь какую-нибудь рыбу и каждую секунду ощущаешь, в каком историческом месте находишься, какие люди ходили тут или тоже обедали, может быть, даже за тем же самым столом вкушали точно такую же рыбу… Представляешь, как вершилась в этих залах история.
Лорду Ли, бывшему крупному профсоюзному деятелю (интересно, правда — где профсоюзы, а где лорды?) я помог организовать поездку на озеро Байкал, в которое тот совершенно влюбился. С лордом Робертом Скидельским, очень интересным человеком, имеющим русские корни, я многократно сиживал на всяких конференциях и семинарах. Общался и с лордом Тейлором Варвикским, но с ним связана отдельная, очень грустная история, речь об этом еще впереди.
Так вот, на сегодняшний день «настоящих», наследственных пэров в парламенте осталось только девяносто из семисот восьмидесяти шести (к моменту выхода книги эти цифры могли слегка измениться). Палата выбирает их из общего числа высшей знати путем тайного голосования.
О том, насколько такая система демократичнее и просто разумнее прежней, идут ожесточенные споры. Некоторые требуют перехода к целиком избираемой населением верхней палате, другие выступают за то, чтобы ее и вовсе ликвидировать — из соображений экономии. Третьи же говорят о том, что парадоксальным образом наследственные лорды были свободнее в своем голосовании, не зависели ни от правительства, ни от оппозиции, ни даже от капризов переменчивого общественного мнения, а только от своей совести, кодекса чести и здравого смысла. А потому очень жаль, что страна постепенно отказывается от этого многовекового института, утрачивая одновременно и важную часть своеобразия и самобытности.