Я выбрал бы жизнь - Коэн Тьерри. Страница 1

Тьерри Коэн

Я выбрал бы жизнь

Глава 1

8 мая 2001 года

Таблетки, виски, травка. Лечь, вытянуться. Я знаю, что делаю. Думать только о способе. Думать только о действиях. Думать только обо мне, здесь, в этой гостиной, о бутылке, о таблетках. Только я. Пробка. Тюбик. Открыть рот, положить таблетку на язык, поднести к губам бутылку. Проглотить. Думать о способе. Ни о чем больше. Ни о папе, ни о маме. Только не о них. О моей обиде. Я здесь один. Я и моя обида. Я знаю, что делаю. Папа и мама поймут. Может быть. Поймут или нет, мне плевать! Нет… Не думать об этом. Ни о ком не думать.

Сегодня решаю я! Я не хочу больше жить. Жизнь – пытка, мучение. Решаю я. И я решил, я от нее отказываюсь. Я хозяин положения!

А если вдруг изменит мужество, если захочется встать, все прекратить, я подумаю о ней. О той, что и есть жизнь и что отвергла меня. Не о других, не о тех, кто меня любит, но о ней, о той, что не любит меня, не хочет полюбить. Не хочет даже попытаться. Ее атласная кожа, зеленые глаза, улыбка. Ее улыбка! Ласка, которую дарит ее красота каждому, кто приближается к ней. Для меня она стала болью. Нет, все в ней – моя погибель, увлекшая меня в эту бездну. Бездна смерти против пустоты моей жизни. Какая разница?

Боже, как кружится голова. Боже… Зачем я к Тебе обращаюсь? Где Ты? Есть ли Ты? Слышал ли Ты мои молитвы? Что ж, давай сведем счеты! Как мог Господь милосердный сотворить такое чудо рядом со мной – и мне в нем отказать? С какой целью? Чтобы я страдал? Ты добился своего! Я страдаю. Так страдаю, что не хочу больше жить. Что, доволен? Я возвращаю Тебе мое будущее. Отдай его кому-нибудь другому. Ты показал мне лишь пропасть – и я бросаюсь в нее.

Я не боюсь.

Думать только о способе. Бумажный конус все дымится. Еще немного дурмана. Уйти от себя, чтобы расстаться с ней. Вот я уже плыву в дремоте от дыма и алкоголя. Скоро – таблетки. Это способ. Я обливаюсь потом. Но не боюсь.

Еще несколько секунд.

Думать о ней.

Я решил все ей сказать. Сегодня, в день, когда мне исполнилось двадцать лет. Освободиться от сомнений. Наконец узнать. Я готовился… Но надо ли мне было готовиться? Я был полон слов, все – для нее. Но она не стала меня слушать, не захотела понять. Я говорил ей о нашей детской любви. О начале истории.

– Но нам же было девять лет, Жереми, – с улыбкой ответила она.

На самом деле десять. Это не так уж мало – десять лет. Я был безумно влюблен. И она меня любила.

Для нее – всего лишь детская игра, несколько невинных поцелуев, нежная дружба, милая мелодия. Далекое, поблекшее воспоминание.

Для меня – начало жизни. Теплый свет из поры до того лета, что разлучило нас.

– Мы ведь стали друзьями. Ты даже был моим наперсником!

Жалкая роль, которую мне пришлось играть все эти годы, чтобы быть с ней рядом.

Видеть, как весь этот самовлюбленный сброд использует свою красоту, свои внешние данные. Она так любила нравиться. И тогда я отдалился. Попытался забыть ее. Тщетно. Боль, надежда. До потери дыхания.

С этим надо было кончать. В день, когда мне исполнится двадцать. Вроде ультиматума, который ставишь сам себе, чтобы сделать терпимым ожидание.

Сказать ей о моей любви, попытаться ее уговорить. Слова как жемчужины, время осело перламутром вокруг раны.

Я видел, что моя речь ее тронула.

Несколько секунд она была моей. Или мне это пригрезилось?

Появился он – и все рухнуло.

– Познакомься, это Юго. Мой жених.

От этих слов я застыл. Боль, моя спутница, притаившаяся где-то между сердцем и желудком, внезапно проснулась, сильнее прежнего. Как последний отчаянный штурм – перед неизбежным концом.

Она моя. Только моя. Моя!

Я с такой силой думал, что выкрикнул это вслух.

Он ударил меня. Я упал – жалкое зрелище. Она удержала его. В глазах – нежность, в словах – жалость.

– Я люблю его. А тебя я не люблю, Жереми. Я никогда тебя не любила! И никогда не полюблю! Мне очень жаль.

Слова, чтобы унять его пыл, чтобы убить мою любовь. Каждое – как плевок в мою душу.

И они ушли.

И все кончилось.

Я докурил косяк. Лежу, вытянувшись, с таблетками в одной руке, с бутылкой в другой. Единственный выход.

До скорой встречи, Боже! Мы сведем с Тобой счеты! Тебе придется объясниться! Я не приму никаких оправданий. Заслужить прощение Ты мог бы только здесь. Что уготовил Ты мне там, за чертой, если здесь мой ад? Я предстану перед Твоим судом, чтобы ответить за мое прегрешение? Ты не приемлешь самоубийства, отвергаешь самоубийц? Меня Ты отверг при жизни. Ты в ответе за мой поступок!

Картины вставали в мозгу Жереми, как последние искры угасающего огня. Его родители смотрели, как он уходит. Мать, плача, тянулась к нему рукой. Отец взирал на него холодно. Потом появилась маленькая девочка и скользнула между ними. Сестренка заняла его место. Он застонал. Противник грозен! Надо действовать быстро, заглушить эту давнюю боль или обратить ее в свою пользу. Разве это не оправдание его поступка?

Он положил таблетки на язык и запил их глотком виски.

Под кожей стал растекаться холод. Достаточно быстро и мощно, чтобы погасить двадцать лет его жизни. Ему послышался голос. Виктории? И то, что прошептал ему этот голос, такой далекий, нарисовало еле заметную улыбку на его окаменевшем лице.

«С днем рождения, Жереми!»

Глава 2

Он проснулся от света. Приятное тепло окутывало его. Ему было хорошо.

Его последняя мысль перед смертью была о потустороннем мире, с надеждой прийти к чему-то лучшему и найти ответ.

А теперь нежный свет лизнул его веки.

«Я умер, и мой путь окончен. Я пойду дальше, за грань, к яркому свету, к истине. И может быть, пойму смысл моей жизни».

Он полежал, ожидая движения, которое понесет его к этому свету. Но почему-то не приблизился к нему.

Что-то ласково коснулось его живота. Это ощущение удивило его. Потом он почувствовал тяжесть собственного тела и, кажется, услышал биение сердца.

Мысль пронзила его ужасом: он еще не умер!

Он попытался открыть глаза, и сияние ослепило его.

Размытое видение, потом что-то шевельнулось.

Он вздрогнул. Очертания, тени и цвета постепенно проступали: каштановые волосы, женское лицо.

«Не может быть! Это сон! Предсмертный бред! Это лицо… Абсурд!»

Опираясь подбородком на две длинные руки, сплетенные на его животе, на него с улыбкой смотрела Виктория.

Жереми оцепенел, словно загипнотизированный этим невероятным видением.

– Ну что, проснулся наконец? – тихо сказала она.

«Лицо Виктории. Ласка Виктории. А теперь – ее голос».

– Ну же, лодырь! Подъем!

Пальцы Виктории гладили его грудь.

«Она здесь, рядом. Она смотрит на меня, говорит со мной…»

– Ты собираешься просыпаться, или я встаю?

Он попытался пошевелиться и, к своему удивлению, протянул руку к руке Виктории, коснулся ее.

«Что это – сон, иллюзия, фикция? Кто ее режиссер? Бог? Дьявол?»

Его охватили одновременно страх и восторг. Хотелось кричать, плакать, смеяться.

Он решил радоваться мгновению, поддавшись этой галлюцинации, которую подарила ему смерть.

Молодая женщина прижалась к нему. Ее кожа показалась ему легким шелком, скользнувшим по его телу. Еще нежнее, чем в его снах. Когда лицо Виктории оказалось в нескольких сантиметрах от его лица, он не отвел глаз, любуясь каждой его черточкой. Ее огромными зелеными глазами, длинными ресницами, ее губами, приближавшимися теперь к его губам.