Душа общества - Аверченко Аркадий Тимофеевич. Страница 1
Аркадий Аверченко
Душа общества
Когда вошел в столовую маленький Жорж, супруги очень обрадовались.
– Жоржик! – воскликнул Балтахин. – Душа общества! Очень рад вас видеть…
– Миленький Жоржик! – захлопала в ладоши Елена Ивановна. – Вот-то прелесть, что вы пришли…
Неизвестно почему Балтахин назвал Жоржа душой общества… Наоборот, Жоржик был маленький скромный человек, с вечно потупленным взором и застенчивостью в движениях. Весь он был эластичный, мягкий, деликатный, и, если на румяных устах его появлялась изредка улыбка, он сейчас же и гасил ее, пряча в нависших ярко-рыжих усах.
Его все любили за эту мягкость и деликатность.
Он уселся за стол, придвинул к себе стакан чаю, благожелательно взглянул из-под опущенных век на супругов Балтахиных.
– Вот, Жоржик, – сказал Балтахин. – Мы сейчас беседовали с Леной. Она говорит, что я ревнив, а я утверждаю, что не ревнив. Представьте, ее не переспоришь.
– Ай-я-яй, – покачал головой Жоржик. – Как же это так, Елена Ивановна? Неужели вас не переспорить?
– Да ведь мне же скорей со стороны видно – ревнив он или не ревнив, – засмеялась Елена Ивановна.
– Положим, это верно, – мягко сказал Жоржик. – Действительно, со стороны виднее…
– Со стороны? Да позвольте… Если я в себе чувствую отсутствие ревности, если ее нет – вот, понимаете, – нет! Хоть ты что хочешь делай – нет ее, да и только… Как же меня хотят убедить в таком случае, что она есть?
– Да, – сказал Жоржик, обращаясь к Елене Ивановне. – Как же так можно убеждать человека?
– Он просто не отдает себе отчета!
– Да что вы! Это нехорошо. Разве можно не отдавать себе отчета?
– Кто, я? Я не отдаю себе отчета?
– Можно, – сказала Елена Ивановна.
Жоржик подтвердил:
– Можно.
Балтахин пожал плечами.
– Какая чепуха! Это все равно, если бы у меня не болел зуб, а ты бы стала уверять, что у меня зуб болит… Это ведь одно и то же…
– Конечно, одно и то же, – кивнул головой Жоржик.
– Ну, так вот… Значит, вы, Жоржик, согласны со мной, что ревность, как чувство субъективное, скорее всего может чувствоваться мною – ревнующим или неревнующим, – чем другими…
– Понятно, – задумчиво сказал Жоржик. – Это ясно как день.
– Да ведь он, – обратилась Балтахина к Жоржику, – может думать, что ничего не чувствует, а на самом деле в глубине души будет раздираем муками ревности.
– Да что вы? – покачал головой Жоржик. – Неужели он такой?
– Уверяю вас – такой.
– Это нехорошо, – огорчился Жоржик.
– Ну вот поговорите с этой женщиной, – воскликнул Балтахин. – Она больше меня знает: раздирает меня внутри что-нибудь или нет?..
– В самом деле, – сказал Жоржик. – Откуда вы можете это знать?
– Ах! – нетерпеливо махнул рукой Балтахин. – Женщина всегда останется женщиной!
– Да уж… это так. Эти женщины – действительно… женская логика.
– Ну вот! Ты видишь – почему же Жоржик меня понимает, а ты не можешь понять?..
– Почему? – воскликнула обиженная немного жена. – Да потому, что я тебя уже давно раскусила.
– Ага! – сказал Жоржик. – Значит, вас раскусили? Ишь ты… Его раскусили, а он сидит как ни в чем не бывало.
– Ты? Ты?! Меня раскусила? – воскликнул разгоряченный Балтахин. – Ну, знаешь ли…
– Да уж, знаете ли, – возмущенно вздернул плечами Жоржик. – Это действительно…
– Ты?! Меня?!
– Пожалуйста, без патетических восклицаний… Да! Я тебя раскусила. Ха-ха… Подумаешь, какая загадочная натура… Почему же в таком случае ты не отпустил меня на лето в имение к Кандауровым?
– А-а, батенька, – воскликнул Жоржик. – Так вот оно что? Значит, вы ее не отпустили к Кандауровым?
– Да… представьте себе, Жоржик… Я уверена – он не отпустил меня потому, что туда съезжается на лето много молодежи, студентов. Как вам это нравится?
– Возмутительно, – вздернул плечами Жоржик.
– Ну, скажите вы, человек беспристрастный! Если бы вы были женаты, как он, неужели вы бы не отпустили меня на лето куда-нибудь?
– Что вы! – сказал Жоржик. – За кого вы меня считаете. Конечно бы отпустил.
– Вот вы и поговорите с ней! – стукнул кулаком по столу Балтахин. – Она уверена, что я не отпустил ее, потому что ревную к каким-то молокососам?! Как вам это понравится?
– Кому же это может понравиться? – сочувственно сказал Жоржик. – Нравиться тут нечему.
– Ага! Вот видишь… Это в твоей голове, может быть, студенты занимают какое-нибудь место, а я, матушка моя, человек серьезный!
– Глупо! – раздраженно сказала жена. – Не забывай, что ты говоришь при постороннем человеке.
– Да, действительно… – сказал Жоржик. – Такие вещи при постороннем немножко не того.
– Ну, Жоржик, знаете, если я вижу человека, который говорит идиотские абсурды, – я и при постороннем замечу ему это…
– Спасибо за комплимент, – злобно вскричала Елена Ивановна. – Заслужила… Стоило выходить за такого человека замуж, отдавать ему жизнь…
– А в самом деле? – спросил Жоржик, оживляясь. – Зачем вы это сделали? Охота была…
– Да уж спросите… Клялся меня на руках носить, под золотым колпаком держать…
– Вот тебе… – меланхолически прошептал Жоржик. – То клялся и то и другое сделать, а потом обманул… Ох эти мужья…
– Выслушайте меня, Жоржик, – крикнул муж, цепляясь за его руки. – Ради бога… Вы должны меня понять. Она, эта вот женщина, говорит, что я клялся на руках ее носить… Да! Может быть, это и было… Но если человек мечтал носить на руках всю жизнь любимое существо, а у него потом на руках оказался мешок с отрубями, как он должен поступить?
– Ясное дело – как, – мужественно, не колеблясь, сказал Жоржик.
– Если я мешок с отрубями, – захлебываясь от слез вскричала жена, – то что же ты такое?! Что он такое, Жоржик?
– Он? – презрительно взглянув на мужа, переспросил Жоржик.
– Да, он… Мужчина… Рыцарь! Способны были бы вы, Жоржик, даже не любя женщину, назвать ее мешком с отрубями?..
– Что вы, что вы!
– А способны были бы вы, Жоржик, – воскликнул Балтахин, – жить бок о бок с нелепой женщиной и выслушивать ежедневно ее благоглупости?..
– Трудновато… – ответил Жоржик. – Это уж, знаете, нужно ангельское терпение…
– Ты вот как говоришь? – сверкая глазами и дрожа от возмущения, воскликнула жена. – Почему же ты в таком случае не разведешься со мной?
– А в самом деле, Владимир Васильич?.. Почему бы…
– Ты спрашиваешь, почему я с тобой не разведусь? Ты меня спрашиваешь – почему? Как вам, Жоржик, понравится этот вопрос?
– Да уж… вопросец…
Жена ударила кулаком по сухарнице.
– А я тебе скажу, почему ты со мной не разведешься… Потому, что через полчаса по уходе Жоржика будешь валяться у меня в ногах и просить прощения!..
– Неужели вы это сделаете? – изумился Жоржик.
– Конечно, сделает! Будет уверять в своей любви, плакать, говорить, что жить без меня не может…
– Однако… поступочки, – пожал плечами Жоржик.
– Што-сс? И вы серьезно думаете, Жоржик, что я это сделаю? Так я тебе скажу, кто ты такая: ты психопатка, больная манией величия!! Неужели вы этого не замечаете?
– Подлец! – крикнула жена и, закрыв лицо носовым платком, выбежала в другую комнату.
– Да… – сказал Жоржик. – Действительно, ваше положение тяжелое. Ну, я пойду домой. До свиданья.
– Всего хорошего, Жоржик. Заходите… Я так рад видеть вас.
– Жо-о-оржик! – донесся из другой комнаты голос Елены Ивановны. – Идите-ка сюда.
– Что прикажете? – спросил Жоржик, входя к ней.
– Ну, Жоржик? Как вы назовете эту жизнь?
– Да как же: ад!
– Можно ужиться с этим слабоумным ипохондриком?
– Ну, уж знаете – это трудно. Не очень-то уживешься тут.
– Могли бы вы поступить так с женой?
– Что вы, что вы, – возразил Жоржик. – Разве можно? Ну, я пойду. Посидел, попил чайку – и баста.
– Заходите, Жоржик! Ради бога. Я так рада вас видеть!!! Вы такой… хороший! Такой сердечный… Вы так откликаетесь.