«Шоа» во Львове - Наконечный Евгений. Страница 1
Евгений Наконечный
«ШОА» ВО ЛЬВОВЕ
Второе издание
Гибель восточноевропейского еврейства в период Второй мировой войны в украинском словаре часто неверно определяют греческим словом «холокост», на иврите это звучит кратко ― «шоа», что по-украински значит ― Катастрофа.
Светлой памяти: Иды (Сидомы) Штарк, Аси Валах, Йосале Валаха, Рахили Валах, Туси Валах, Гельки Валах, Самуэля Валах, Фриды Валах, Мойсея Штарка, Хаи Штарк, Мойсея Блязера, Малки Блязер, Бернарда Шнэебаума, Нины Шнэебаум, Гизы Шнэебаум, Кубы Шнэебаум, Ихака Ребиша, Мателки Рэбиш, Менделя Мормурека, Майера Тевеля, Розы Тевель, Весты Вайсман ― моим соседям — евреям, которые погибли в городе Львове во время гитлеровского лихолетия.
Несколько лет назад мне посчастливилось посетить прекрасный старинный европейский город Злату Прагу. Экскурсовод показал нам, группе туристов из Львова, знаменитый кабачок «У чаши» («U Kalicha»), который любил посещать писатель Ярослав Гашек, автор «Приключений бравого солдата Швейка». Чтобы посмотреть описанный Гашеком обгаженный мухами портрет «августейшего» императора Франца-Иосифа и выпить не менее известного чешского пива, я и направился туда.
Небольшой зал кабачка «У чаши» был полностью заполнен шумными туристами из разных стран. Я присел на единственно свободное место за столиком около немолодой пары. Они оказались туристами из Федеративной Республики Германии, которые, по их словам, приехали полюбоваться «старым немецким городом» (die alte deutsche Stadt) ― Прагой. Я сразу вспомнил, как к нам во Львов приезжали туристические группы из Польши с патриотическими намерениями насладиться «starym polskim miastom (старым польским городом — пол.)». Вот такая волнующе-скорбная ностальгия бытует среди немцев и поляков по утерянным городам ― символам безвозвратно ушедшей имперской экспансии. Затем выяснилось, что сосед по столику даже знает «Лемберг», потому что во время войны солдатом побывал в нашем городе. Попивая уже не первый бокал по-настоящему вкусного «живого», непастеризованного пива, пожилой немец, иронически прищурившись, вдруг спросил у меня:
― А почему вы, украинцы, уничтожали во время войны евреев?
Я оторопел от такого цинизма.
Разговор в Праге изменил моё к этому времени презрительно-безразличное отношение к крикливой пропаганде советских агитаторов из так называемого «Поста имени Ярослава Галана» — профессиональных украинофобов, которые по заданию и под руководством Москвы всячески очерняли украинское освободительное движение, приписывая ему чуть ли не решающее участие в еврейском холокосте. Подпевали им и польские шовинисты, обвиняя «ненавистных украинцев» во всех грехах мира. Если им верить, то не немцы спланировали, организовали и осуществили «окончательное решение еврейского вопроса» (Endlösung), а сами украинцы, особенно из ненавистной всем захватчикам Организации Украинских Националистов (ОУН). Люди моего поколения пренебрегали грязной «постгалановской» писаниной, зная ее ничтожную историческую стоимость. К сожалению, как это не удивительно, некоторые современные исследователи в Израиле подхватили, развивают и распространяют психоз ненависти к украинцам, а также украинофобские мифологии «постгалановцев» и их польских единомышленников, в частности заклятого украинофоба Е.Пруса, выдавая их за действительные исторические факты. Тогда непонятно, кто-же все таки организовал Шоа — массовое уничтожение миллионов евреев — немцы или украинцы? На волне послевоенной антиукраинской «пропаганды ужасов», скорее всего Симоном Визенталем были изобретены так называемые «Дни Петлюры», хотя никто не в состоянии объяснить, кем конкретно эти «дни» были организованы. Хорошо известно, что гестапо категорически не допускало никакой самодеятельности. На оккупированной украинской земле всё делалось только с разрешения немцев, потому что тоталитарные режимы не допускают самоуправства. С 1959 года советская, польская и восточно-немецкая пропаганда стала приписывать украинцам расстрел львовских профессоров (солдатами-добровольцами из батальона «Нахтигаль») и иные злодейские небылицы, которые сейчас документально опровергнуты. С аналогичных мифических антиукраинских позиций, к сожалению, написана большая монография Элияха Йонеса «Евреи Львова в годы Второй мировой войны и катастрофы европейского еврейства 1939–1944», которая недавно вышла в переводе на русский язык. Касаясь украинско-еврейских отношений, этот автор однобоко трактует исторические события, часто проявляя элементарное незнание украинских реалий, демонстрируя незнание украинского языка. Создаётся впечатление, что его труд подчинён антиукраинскому идеологическому заказу, а не исторической истине.
Время неумолимо идет вперед, а с ним исчезает для будущих поколений самое главное — дух эпохи, различные детали и подробности, которые иногда важнее сухих, безголосых, очень часто неполных архивных документов. Надо помнить, что через отсутствие собственного государства, архивы на украинской территории формировались и хранились враждебными оккупационными режимами. А тот, кто контролирует документы, может влиять на их использование и интерпретацию. Более того: сфальсифицировать и подделать. В частности вызывают недоверие какие-то личные записи Стецька и Ленкавского по «еврейскому вопросу», которыми оживлённо спекулируют различные украинофобы. Я пришёл к выводу, что украинские очевидцы Катастрофы (Шоа), к которым принадлежу и я, не могут, не имеют права безропотно оставить трагическое прошлое Львова в лживом изображении украинофобов. Ещё четыре-пять лет, скажем, десять лет, и нить памяти оборвётся — навсегда! Необходимость выступить вопреки лживым «постгалановцам» и их последователям, а также, добавлю, до определённой меры пророческие предсказания Иды Штарк (об этом далее) вынудили меня взяться за записки о Катастрофе во Львове, какой я её видел в то «время лютое, как волчица». Я был в те времена в отроческом возрасте, однако, как известно, именно этот возраст очень впечатлительный и запоминающийся.
Даю себе отчёт, что со стороны еврейских кругов могу получить упрёки в антисемитизме, а со стороны некоторых моих земляков — в филосемитизме, однако я старался передать всё так как видел, запомнил и понял.
Хмурым дождливым вечером поздней осени 1941 года, в жилище портного по ремонту одежды Самуэля Валаха на улице Клепаровской, номер пять, как-то не сговариваясь собрались близкие соседи и стали делиться невесёлыми мыслями. Надежды «галичан», которые с тёплыми сентиментальными чувствами любили вспоминать старые добрые порядки времён «почившей Австрии», ни на каплю не осуществились. Вместо чёткой немецкой рациональной дисциплины и налаженного административного управления, в галицийском краю начал хозяйничать жестокий, бесчеловечный гитлеровский «орднунг». Из-за преступного равнодушия гитлеровского руководства, на город надвигался призрак голода и холода. Положение евреев с каждым днём ухудшалось. Из Киева, несмотря на восстановленную старую границу по Збручу, донеслось страшное известие о массовых расстрелах гражданского еврейского населения в Бабином Яру. В том, что немцы способны на организованные зверства, жители улицы Клепаровская имели возможность убедиться лично. Они пережили еврейский погром в июле, а на параллельной улице св. Анны (теперь Леонтовича) немецкие солдаты без видимых причин вывели из двух домов мужчин еврейской национальности и тут же, под стеной, расстреляли их. Экзекуция проходила среди белого дня напротив школы св. Анны, в самом центре города.
В этот грустный дождливый вечер в квартире Валаха среди нас была и Ида Штарк. Девушка принадлежала к уважаемой всем домом интеллигентной семье. Один брат — доктор, второй — доцент университета. Сами Ида — студентка торгового института. Соседи любили эту красивую, полную жизни и энергии девушку. В какой-то момент общей беседы Ида Штарк обычным спокойным голосом, словно о чём-то будничном, сказала: