Колдоискатели (СИ) - Рут Мишель. Страница 1

Мишель Рут

Колдоискатели

Часть 1

Краденое сердце

Глава 1

Я шла по улице. Обычной улице провинциального городка, где ухаб на рытвине и на два человека четыре магазина. Впрочем, я была одна и очень переживала по этому поводу, ибо поссорилась со своим парнем. «Я всё для него делаю, а он… неблагодарный… не ценит, хны-ык!..» Очень хотелось зареветь и броситься назад, к его дому, к самому любимому человеку, но впереди меня ждала грозная и неотвратимая, как злой рок, работа, опаздывать на которую не рекомендовалось категорически. Когда работаешь с людьми абсолютно чужими и далекими от тебя по интересам и ценностям, это хорошо для дела, но очень плохо для душевного самочувствия. Попадать под словесный обстрел коллег сразу после пережитого скандала я не хотела и прибавила шагу. Зря, на десятками лет неасфальтируемой улице это может стать смертельным номером. Нога попала в выбоину — короткий полёт — и лоб звучно встретился с деревом на обочине.

Когда я очнулась, улица была абсолютно пустынна. Ни одного прохожего, такое бывает, конечно, но редко. Часы уверяли, что на асфальте пришлось провести не менее пяти минут. Я встала, чувствуя какую-то пустоту внутри. «Гады, ни одна сволочь не попыталась помочь очаровательной девушке», подумалось неожиданно злобно. Не то чтобы я такая уж раскрасавица, конечно… Кудрявая шатенка студенческих лет, когда молодость — самое главное украшение. Ничего особенного, но всё равно обидно же… Нудные размышления на эту больную для любой женщины тему прервала и растолкала мысль: «На работу опоздаю!». Правда, почему-то она не вызвала такой паники, как обычно…

Я свернула с небольшой улочки на проспект, и людской водоворот вокруг меня завертелся, забулькал, словно закипающий чайник…

* * *

Коллеге не пофартило. По ее скибке арбуза, как выяснилось, ползала пчела… Но выяснилось это уже после того, как прожорливая тетка откусила большой кусок вместе с несчастным насекомым. Женщина страдала, коллектив прыгал вокруг нее, я же тихо и мерзко хихикала. Сотрудницу эту я недолюбливала, ибо любимым ее занятием было «ездить по ушам», причем в основном по моим. Да, да, нехорошо радоваться чужой беде, знаю. Тетка с укором глядела на меня.

— Вессехдешная ты, Настя, — пробормотала она, и я озадачилась было, как это перевести, как тут в комнату заглянула другая грымза.

— Спустись на проходную. К тебе пришли, — нелюбезно бросила она. Ну да, с утра я отшила её по рабоче-крестьянски, подумаешь. Стоит только проявить чуть меньше внимания к чужим, абсолютно неинтересным тебе проблемам, и вот, начинается. «Хамка, грубиянка, да что с тобой случилось сегодня?!» Мало всем того, что я терпеливо выслушивала чужое нытье с момента трудоустройства.

У крыльца меня поджидал Валера, еще недавно так нежно мною любимый, а нынче экс-парень.

— Настя, — деловито начал он. — Прости, я утром погорячился.

Так-так, уже интересно.

— Понимаешь, тут такое дело… Мне нужно заплатить по кредиту, сегодня последний день, а зарплата только на следующей неделе…

— Иными словами, занять на очередную гулянку, после которой ты валяешься в луже, как свинья? Нет.

Пораженный отказом, столь для него непривычным, Валера поглядел на меня внимательнее, затем попытался приобнять. Я увернулась.

— Пойми, мне очень-очень надо… Ты же самый близкий для меня человек…

— Нет. Ищи себе другую лохушку.

Я развернулась, уходя, но меня догнали его слова:

— Ты сегодня какая-то совсем другая, Насть. Злая, бессердечная стала.

Где-то я уже слышала нечто подобное. Причем сегодня. А, от сотрудниц нашего террариума. Сговорились они, что ли?

* * *

Привычный, уютный домашний бардак в квартире вполне устраивал меня, но не маму. Она, не разгибаясь, вела беспрерывный, но давно проигранный бой с пылью, мусором, хламом и тому подобным. Я удобно примостилась в кресле, собираясь отдать мозги на растерзание телевизору, но не судьба. Вместо рева фантастических монстров мне была уготована часовая лекция о моей нерадивости, неряшливости, что можно бы и помочь матери.

— Мам, я тебе всегда помогала, так что, нельзя чуть-чуть отдохнуть?

— Можно-то можно, но ты уже неделю и пальцем не шевельнешь! Отдых что, бесконечный? Раньше ты такая внимательная была, интересовалась, что у меня происходит, помогала опять же… Настенька, может, случилось что?

— Все в порядке, — резко произнесла я, встала и вышла в коридор. Оделась, несмотря на поздний час.

— Ты куда? — всполошилась мама.

— Гулять. Я взрослая и имею на это полное право, — отчеканила я, и, не прощаясь, хлопнула дверью.

Кутаясь в куцую джинсовую куртку, я шагала по улице и злилась. Уже неделю как на меня ополчился целый свет. Мол, и грубая, и наглая, и злобная, и раньше вообще не такая была…

Хм. Может, и не такая, пришло в голову. Раньше я действительно не отваживалась на такие резкие заявления знакомым людям.

Раньше я триста раз думала и переживала, не обижу ли я человека.

Хм…

— Настька-а! — раздался громкий возглас. Бывшие однокурсницы. Раньше я с ними не ладила — крикливые, хамоватые и пошлые. Проверим.

— Привет, девчонки! Как дела?

— Привет! — заводила, Машка, смерила меня взглядом. — Мы вот идем бухать, но ты же этого не любишь.

— Почему не люблю? Мне просто мало предлагают, — отшутилась я. И тут же почему-то остро захотелось водки.

— Ну так пошли с нами.

Дружной гурьбой мы ввалились в забегаловку, где желание водки было быстро реализовано. Аналитические чувства притупились. Я наслаждалась весельем и расслабленностью. Девочки оказались очень даже милыми, смешливыми. А вот мальчики за соседним столиком — наоборот. Что-то они такое про нас сказали… И что-то мы им, естественно, эдакое ответили. Водка делала свое дело, кто-то кого-то таскал за волосы, а потом мы резко помирились и, признавшись в любви друг другу, всей компанией шли по ночной уже улице, назло громко распевая песни. Из предыдущего дня только одно слово застряло у меня в голове и никак не желало выметаться оттуда — бессердечная. Эх, хорошо-то как в этом новом качестве! Но неужели последние перемены в характере — правда? Мной овладела легкая тревога. Надо это как-то проверить. Исключительно для эксперимента я взяла в руки камень и крикнула:

— Ха, смотрите, оружие пролетариата! А пойдемте бить буржуев!

И бросила камень в какое-то большое стекло.

Каким образом битье окон способствует выявлению бессердечности, я тогда не думала. Не думала об этом и позже, когда нас забирал патруль и везли куда-то. И уж тем более я не могла этого понять ближе к утру, когда пришла в себя за решеткой в районном «обезьяннике».

В здании было тихо. Мои более трезвые приятели, похоже, сумели внятно отбрехаться — из ночной компании остался только незнакомый парень, который изредка всхрапывал на узкой скамеечке под стенкой. Кроме него и меня в «обезьяннике» коротали ночь помятый, испитой и вонючий мужик бомжеватого вида, от которого я тут же отодвинулась в противоположный угол, и цыганка неопределенных лет, сидевшая рядом. По другую сторону решетки, напротив нас, полудремал за столом дежурный. Я не рискнула его будить — злой и невыспавшийся он может быть очень неприятным. К тому же у меня начинала классически ныть голова, и усугублять эти страдания разговором с представителем власти при исполнении не хотелось.

Цыганка несколько раз посматривала на меня — долгими, внимательными взглядами. Наконец, пододвинувшись ближе, негромко спросила:

— Как звать тебя, красавица?

Я демонстративно отвернулась и промолчала. Не люблю иметь дело с цыганами — начнут с копейки, заболтают и вытянут всё что есть в карманах.

— Послушай меня, девочка. Порча на тебе страшная, смертельная, — не отставала цыганка. Ну вот, началось.