Почему математикам не дают Нобелевских премий (СИ) - Шипунский Всеволод. Страница 1
Всеволод Шипунский
Почему математикам не дают Нобелевских премий
- Хотя оно и не нужно,
но я расскажу…
Из доклада В. С. Черномырдина
* * *
Да!.. Не все об этом знают, но – увы! не дают математикам нобелевку, никогда не давали, и давать не собираются. Хотя Нобель вроде бы не обошёл вниманием никого - и даже литераторам, и даже политикам иногда вручают премии, - в отношении же математиков имеет место явная дискриминация.
В чём тут дело и чем математики такое заслужили – вопрос сложный, и всяческих мнений на этот счёт было предостаточно. Сами математики считают, что Альфред Нобель, когда диктовал секретарю список наук, за открытия в которых будет даваться премия, назвав и физику, и химию, математику просто забыл упомянуть, посчитав, что это само собой разумеется, ибо без неё ведь нигде не обойтись...
Другие, напротив, говорят, что он не включил математику, поскольку при создании своего любимого детища – динамита, легко обошёлся без неё.
Третьи рассказывают - и возможно это ближе к истине, - что однажды в театре, прямо в его, Альфреда Нобеля, собственной ложе один господин, целуя ручку его супруге - австрийской красавице Софи, так увлёкся этим делом, что не заметил, как наступил Нобелю на ногу, да так и стоял на ней в продолжении всей процедуры. Молодая дама произвела на этого господина большое впечатление, и его комплиментам не было конца.
Во всё это время Нобель ни единим звуком не выразил своего неудовольствия, но после его ухода, потирая отдавленную ступню, заметил:
- Неприятный субъект, этот господин N…
- Ты не прав, котик, - возразила супруга. - Он такой милый!.. Наговорил мне кучу любезностей!
- Он не показался бы тебе таким милым, - ответил Нобель, - если бы, говоря свои любезности, стоял на твоей ноге. …Но чем же, интересно, этот N занимается в остальное время?
- Он профессор математики, - отвечали ему. - И весьма известный.
- Математики? - переспросил мэтр, и якобы загадочно добавил: - Это мы учтём…
Четвёртые в своих подозрениях идут ещё дальше и считают, что из-за такой ерунды, как отдавленные пальцы, такой благороднейший человек, как Альфред Нобель не стал бы мстить математикам столь жестоко. Дело, говорят они, точно связано с его супругой, но обстоятельства были намного драматичнее.
…Примчавшись из своей лаборатории, из которой он не выходил уже месяц, и в которой в этот день были проведены, наконец, успешные испытания «твёрдого нитроглицерина» (взрывы потрясли лабораторию до основания!), возбуждённый Альфред Нобель, спеша поделиться этой замечательной новостью с супругой, влетел, как был: замызганный, чумазый и с куском этого самого вещества в руке в спальню своей любимой Софи, где и обнаружил её вместе с тем самым математиком N в недвусмысленной позиции: розовые ножки Софи порхали под балдахином кровати, выписывая причудливые математические кривые, а профессор N - во фраке, как истинный джентльмен! - всецело им в этом способствовал.
Случайно обернувшись, он вдруг увидел законного супруга, покрытого копотью и походившего на чёрта, явившегося за ним из преисподней. От ужаса у профессора отвалилась челюсть, однако, войдя в какой-то двигательный ступор, преступных своих действий он не прекратил.
- Софи! – закричал Нобель, ничего ещё не понимая. – Что случилось? Что ЭТО значит?!..
- Альфред?? – воскликнула Софи, молниеносно оттолкнув профессора, отлетевшего при этом в кресло, и оправляя пеньюар. – Как ты неожиданно!.. А почему ты такой чумазый?
- Я спрашиваю, что ты делаешь здесь с этим прохвостом?!! – заорал Нобель, теряя контроль над собой. – Отвечай, мерзавка! Или я убью тебя!! – и из ящика стола он неожиданно выхватил браунинг, оказавшийся там столь некстати.
- Альфред! – завопила Софи, падая на колени и обливаясь слезами. – Поверь, это не то, что ты думаешь! Просто… у меня затекли ноги… и милейший профессор N… помогал мне…
- Молчать!! – взревел Нобель и перевёл ствол на математика.
От страха у того начали косить глаза и он почему-то сделался необычайно нагл.
- Вы не правы, коллега! – осклабился он, вальяжно доставая из коробки на столике сигару. – Ваша ЛЕММА бездоказательна! Да-с!.. – не обрезая сигары, профессор попытался её прикурить. Не добившись в этом успеха, в полном отчаянии он не нашёл ничего лучшего, как заорать: – Я спрашиваю, какие Ваши доказательства?!
Пуля ударила в коробку с сигарами, которая как бы взорвалась; сигары подпрыгнули и разлетелись по комнате, а профессор ухнул под столик. Софи визжала, не переставая; на Нобеля было страшно смотреть, он просто обезумел.
Пару раз ещё пальнув в пространство, он отшвырнул браунинг и поднял руку с зажатым в ней куском того, что позднее будет названо динамитом и принесёт его автору бессмертную славу.
- Видите, что у меня в руке?! Видите?!.. Это твёрдый нитроглицерин - моё изобретение! И сейчас оно мне послужит! СЕЙЧАС Я ВЗОРВУ ВЕСЬ ЭТОТ БАРДАК К ЧЁРТОВОЙ БАБУШКЕ!!!
И великий Нобель размахнулся, чтобы шмякнуть куском этого новоиспечённого вещества об пол (и нитроглицерин непременно бы сдетонировал!), но… передумал. Тем более, что профессор N в это время с криком «А-а-а!!» уже выпрыгивал в окошко спальни со второго этажа. Убегал он прихрамывая.
Так, можно сказать, благополучно закончилась эта история. Свою Софи Нобель так и не простил, да она и сама хотела уйти от него – был он для неё слишком интеллигентен, - и, в конце концов, вышла замуж, но, правда, не за математика, а за какого-то кавалерийского офицера. И Нобель, с присущим ему благородством, дал ей прекрасное содержание!
А вот математиков с тех пор невзлюбил - всех, скопом! - и в премии им отказал. Хотя, казалось бы, причём здесь математика, когда виноват во всём только этот пресловутый профессор N?!
Вот уж действительно, нет в мире справедливости! Нет, и никогда не было.