Рассказы про «Катюшу» - Сонкин Михаил Евгеньевич. Страница 1
Военный грузовой автомобиль, мчавшийся по Москве, свернул на
заснеженную и пустынную улицу Фурманова. Сугробы баррикадами перекрывали
дорогу, лежали вдоль заборов, возвышались до окон первых этажей зданий.
Грузовик то и дело замедлял ход: передние колеса зарывались в снег, а
задние буксовали.
У подъезда дома № 3/5 автомобиль остановился. Из кабины вышел
подполковник. За ним из кузова выскочили на снег старший лейтенант и
сержант. Удостоверившись в правильности адреса, они вошли в парадное.
Квартира 21. Табличка на дверях... Казалось, чего проще нажать кнопку
или постучать; дверь откроется, и тогда...
— «Здрасте, мы за песней...» Так что ли придется начать? — шутя
проговорил подполковник Дроздов, глава этой необычной делегации.
— Да, нечего сказать, задача, — произнес сержант Калинников,
невысокого роста чернобровый парень.
— А по мне любое поручение — приказ, — сказал старший лейтенант. — И
ничего тут зазорного нет. К тому же песня для фронтовиков...
— Вот ты первый и докладывай, — решительно предложил Дроздов.
— Нет, нет, — возразил старший лейтенант. — Я растеряюсь. Ведь
поэт...
— Ну и что же? — перебил Дроздов.
Разговор прервался неожиданно: подполковник нажал кнопку звонка, и
все мгновенно смолкли.
Дверь открыла немолодая женщина в ватнике и в пуховом платке. На
вопрос, дома ли Михаил Васильевич, она ответила утвердительно и пригласила
пройти в комнату направо.
По тому, как она встретила нежданных гостей, нетрудно было
догадаться, что военные в этой квартире совсем не редкие гости.
...Происходило это в конце декабря 1943 года. В Москву со Второго
Прибалтийского фронта была послана группа гвардейцев-минометчиков. Среди
прочих дел фронтовики имели необычное задание:
— Побывайте у поэта Михаила Васильевича Исаковского и передайте ему,
Что без новой песни нам никак нельзя, — в шутку и всерьез напутствовал
генерал. — Зовите поэта в гости. А если он поехать не сможет, сами
расскажите про наши дела. Но без песни не возвращайтесь.
И вот фронтовики в гостях у Исаковского.
В небольшой комнате, заставленной книжными шкафами, было прохладно.
На плечи Михаила Васильевича накинута шуба. При каждом его движении она
спадала, и ему приходилось вновь набрасывать ее на плечи.
— Нет, нет, не раздевайтесь, — предупредил Исаковский, когда гости
стали искать вешалку. — К сожалению, у нас не тепло.
— Мы привычные, — храбро заметил Калинников и посмотрел на
подполковника. Тот тоже снимал с себя шинель.
— ...Так что об нас не беспокойтесь, — уверенней добавил сержант.
— Если настаиваете, — улыбнулся Исаковский, — пожалуйста.
Разделись. Сели к столу.
— То, что вы с фронта, сам вижу. Но с какого, разрешите узнать?
Все трое переглянулись и облегченно вздохнули: хорошо, что поэт
заговорил первым. Теперь будет легче.
— Второго Прибалтийского...
— На Ригу пойдем! — бойко сказал сержант Калинников, но, встретив
взгляд подполковника, добавил, и на этот раз не столько для поэта, сколько
для своего начальника: — Раз Прибалтийский, значит путь наш к берегам
Балтийского моря, а там Риги никак не миновать.
— Мне нравится эта ваша уверенность, — улыбнулся Исаковский. — А вы
кто будете?
— Командир боевой машины сержант Калинников.
— Должен заметить, что один из наших самых отважных гвардейцев,
командир «катюши», — сказал подполковник.
— Он у нас фрицев подчистую косит и фамилии не спрашивает, —
отрекомендовал старший лейтенант.
Калинников покраснел, встал и неожиданно громко проговорил:
— Товарищ поэт...
Это прозвучало так, словно он обращался к своему командиру полка.
Все рассмеялись. Калинников тоже.
— Очень рад познакомиться с командиром «катюши», — заинтересованно и
тепло произнес Исаковский.
— Так я что... — волнуясь, и на этот раз уже совсем тихо проговорил
Калинников.
— Дело у нас к вам вот какое, — начал подполковник. — Наш генерал от
имени гвардейцев приказал передать вам приглашение приехать на фронт,
чтобы написать новую песню про «катюшу». А то как-то неловко получается.
Называемся мы «катюшечниками», а песня, от которой название пошло, старая,
довоенная... Сами понимаете...
— Я слышал, что на фронте на мотив «Катюши» поют что-то новое, —
сказал Исаковский.
— «Разлетелись головы и туши»? — вмешался Калинников. — Так это ж
пародия!
— А что бы вы хотели?
— Такую, чтоб прямо про нас говорила, чтоб меткая была и серьезная.
Михаил Васильевич остановил взгляд на сержанте и долго, пристально
смотрел на него.
Стало тихо. Фронтовики ждали, что скажет поэт.
— Понимаю, друзья мои. Спасибо за приглашение. Но сейчас, к
сожалению, принять его не могу. Я нездоров. Уже второй месяц не выхожу на
улицу. И вряд ли скоро смогу куда-нибудь поехать. А насчет песни вы
правы...
О том, что по сердцу пришлось
И разговор зашел о том, откуда имя «катюша» пошло.
— Никто приказов на этот счет не издавал, — улыбнулся подполковник
Дроздов. — Если собрать сто фронтовиков и спросить, как, по их мнению, это
случилось, — будет сто разных ответов. Все, впрочем, припомнят, что это
произошло примерно в одно и то же время и что всем одинаково полюбилось
это имя. Думаю, из всех распространившихся версий наиболее правдивая та,
что связывает появление названия оружия с названием вашей довоенной песни.
Говорят, песня, как и человек, имеет свою судьбу: незаметно ее рождение,
но если она по сердцу придется, народ разносит ее по всему свету; она
долго живет. Так случилось и с довоенной песней про Катюшу. Рассказ о
верной любви простой русской девушки к бойцу, который «на дальнем
пограничье» бережет нашу родную землю, тронул сердца, и песня быстро
разнеслась по городам и селам.
Но вот грянула война, в первые же дни на фронтах появилось новое
оружие — реактивное, и случилось то, что и раньше не раз бывало в истории
техники: младенцу не сразу нашли имя. Официально батареи, дивизионы и
полки реактивной артиллерии с самого момента их формирования назвали
гвардейскими минометными частями. Отсюда появилось название «гвардейские
минометы». Странно звучало бы «гвардейская пушка» или «гвардейский
автомат». Но с «гвардейскими минометами» свыклись: во-первых, не было
другого названия, во-вторых, снаряд для новой артиллерии внешне был похож
на мину. Когда же фронтовики увидели эти «минометы» в действии, когда
разнеслась молва об их необыкновенной мощи, официальное название как-то
сразу стало забываться. Почему?
— В самом деле, почему? — оживился поэт. — Рассказывайте, это очень
интересно.
Исаковский вновь поправил на плечах шубу, откинулся на спинку стула и
положил на колени блокнот. Блокнот был открыт, и Дроздов случайно увидел:
там уже есть какие-то записи. «Фрицев подчистую косит», — прочел
подполковник. Это были слова, которые обронил старший лейтенант,
характеризуя Калинникова.
— Нужно вспомнить, в какое время появилось на фронтах наше оружие, —
продолжал подполковник. — Фашисты опустошали советские города и села. Мы
вели трудные бои. Тяжело, очень тяжело было... И вот по фронтам
разнеслось, что в нашей армии появилась какая-то необыкновенная пушка.
Сама она необычная и снаряды непривычные: когда летят — позади остается
длинный огненный след, в темноте они напоминают падающие кометы...