Последний хранитель - Геммел Дэвид. Страница 1

Дэвид ГЕММЕЛ

ПОСЛЕДНИЙ ХРАНИТЕЛЬ

1

Но он не умер. Когда температура упала ниже тридцати градусов, мышцы бедра вокруг пулевой раны замерзли, и дальние шпили Иерусалима расплылись, изменились, превратились в одетые снегом сосны. Его борода оледенела, толстая длинная черная куртка в лунном свете казалась совсем белой. Шэнноу покачивался в седле, стараясь вновь увидеть город, который так долго искал. Но город исчез. Конь споткнулся, правой рукой Шэнноу вцепился в луку седла, и рана в бедре отозвалась новой болью.

Он повернул вороного жеребца и начал спускаться в долину.

В его мозгу вихрем проносились лица, образы: Каритас, Руфь, Донна. Опасное путешествие через Чумные Земли и битвы с исчадиями, жуткий корабль-призрак высоко на горе. Ружья и гром выстрелов, войны и смерти.

Буран обрел новые силы, ветер хлестал Шэнноу по лицу колючими снежными хлопьями. Он не видел, куда едет, и его мысли начали блуждать. Он знал, что с каждой уходящей секундой жизнь по капле покидает его тело, но у него не осталось ни сил, ни воли продолжать борьбу.

Ему вспомнилась ферма… то, как он в первый раз увидел Донну: на пороге дома с древним арбалетом в руках. Она сочла его разбойником и боялась за свою жизнь и за жизнь своего сына, Эрика. Шэнноу не винил ее за эту ошибку. Он знал, что приходит в голову людям, когда они видят подъезжающего Иерусалимца – высокую худую фигуру в кожаной шляпе с плоскими полями, человека, Взыскующего Иерусалима, с холодными-холодными глазами, которые видели слишком много смертей и отчаяния. Люди вскакивали и долго смотрели – сначала на его ничего не выражающее лицо, а потом их взгляды притягивали пистолеты, грозное оружие Громобоя.

Но Донна Тейбард была другой. Она пригласила Шэнноу в свой дом к своему очагу, и впервые за двадцать изнурительных лет Взыскующий Иерусалима узнал счастье.

Но затем появились разбойники, зачинатели войн и, наконец, исчадия Ада. Шэнноу сражался с ними всеми ради женщины, которую любил, – и все для того, чтобы она стала женой другого.

Теперь он был вновь один, умирал на ледяной горе в не нанесенной на карту глуши. И – странно! – ему было все равно. Ветер завывал вокруг всадника и его коня, и Шэнноу припал к холке жеребца, зачарованный пением сирены-вьюги. Конь был из горного края, ему не нравились ни воющие ветры, ни жалящий снег. Теперь, лавируя между стволами, юн выбрался к подветренной стороне отрога и по оленьей тропе спустился ко входу в высокий лавовый туннель, который тянулся под древним вулканическим хребтом. Там было теплее, и жеребец трусил вперед, ощущая мертвый груз на своей шее и спине. Он тревожился – его всадник всегда безупречно держал равновесие, а команды отдавал самым легким движением поводьев.

Широкие ноздри жеребца раздулись – в них ударил запах древесного дыма. Он остановился и попятился. Железные подковы застучали по каменному полу. Перед ним возникла черная тень – в панике он вздыбился, и Шэнноу скатился с седла. Огромная рука с длинными когтями ухватила поводья, и запах льва заполнил туннель. Жеребец вновь попытался встать на дыбы, ударить копытами, подкованными железом, но его держали крепко, а мягкий басистый голос нашептывал ему что-то успокаивающее, и мягкая ладонь ласково его поглаживала. Усмиренный этим голосом, конь послушно вошел в глубокую пещеру, где в кольце плоских камней пылал костер, и спокойно позволил привязать себя к узкому выступу в дальней стене. Затем его укротитель исчез.

В туннеле за входом в пещеру застонал Шэнноу. Он попытался перекатиться на живот, но его парализовали боль и лютый холод. Открыв глаза, он увидел над собой жуткое существо. Голову и лицо обрамляла темная грива. В него вперялась пара золотисто-карих глаз. Широкий и плоский нос, рот, словно рваная рана, с острыми клыками у краев. Шэнноу, не в силах пошевельнуться, мог только смотреть на чудовище яростным взглядом.

Когтистые руки скользнули ему под спину, легко его подняли и, словно ребенка, отнесли в пещеру, а там осторожно уложили у костра. Чудовище попыталось развязать завязки толстой куртки, но широкие руки больше походили на звериные лапы и не справлялись с замерзшими узлами. Со свистом выпущенные когти рассекли кожаные ремешки, и Шэнноу почувствовал, что куртку с него осторожно снимают. Медленно, но с большой бережностью чудовище сняло с него всю промерзшую одежду и укрыло теплым одеялом.

Взыскующий Иерусалима погрузился в дремоту, и сны его были наполнены болью.

Снова он сражался с Саренто, главой Хранителей, а «Титаник» плыл по призрачному океану, и в Вавилон явился Дьявол, Но теперь Шэнноу уже не мог выйти победителем. Он боролся за жизнь в океанской воде, вливавшейся в обреченный корабль и захлестывавшей его. Он слышал крики тонущих мужчин, женщин, детей и не мог их спасти. И проснулся весь в поту – попытался сесть, но боль пронзила раненый бок, он застонал и вновь оказался во власти бредовых снов.

Он ехал к горам и вдруг услышал выстрел. Въехав на вершину холма, он увидел, как трое мужчин вытаскивают из дома во двор двух отбивающихся женщин. Шэнноу выхватил один из пистолетов, пустил жеребца рысью и под гром копыт помчался туда. Увидев его, мужчины отшвырнули женщин, двое вытащили из-за пояса кремневые пистолеты, а третий бросился на него с ножом. Он натянул поводья и поднял жеребца на дыбы. Шэнноу прицелился точно, и один разбойник с пистолетом упал. Разбойник с ножом прыгнул, но Шэнноу извернулся в седле и выстрелил в упор. Пуля впилась в лоб и в брызгах мозга и крови вышла из затылка. Третий выстрелил, и пуля, срикошетив от луки седла, впилась в бедро Шэнноу. Не обратив внимания на внезапную боль, Иерусалимец выстрелил дважды. Первая пуля ударила разбойника в плечо, закрутила его, вторая раздробила ему череп.

Во внезапно наступившей тишине Шэнноу с седла смотрел на женщин. Старшая направилась к нему, и он увидел страх в ее глазах. Из его раны сочилась кровь и капала на седло, но он выпрямился.

– Чего тебе надо от нас? – спросила она.

– Ничего, госпожа. Я только хотел помочь вам.

– Ну – сказала она, неумолимо глядя на него, – ты нам помог, и мы тебе благодарны.

Она попятилась, по-прежнему не спуская с него глаз. Он понимал, что она видит капающую кровь, но не мог… не хотел просить о помощи.

– Доброго вам дня, – сказал он, повернул коня и поехал прочь.

Девочка побежала за ним – белокурая, миловидная, хотя ее кожа была загублена жарким солнцем и тяготами работы на земле в глуши. Она подняла на него большие голубые глаза.

– Вы уж простите! – сказала она. – Моя мать боится всех мужчин. Вы уж простите нас.

– Отойди от него, кому говорю! – крикнула мать, и девочка отскочила.

Шэнноу кивнул.

– Возможно, у нее для этого есть веские причины, – сказал он. – Жалею только, что не могу остаться и помочь вам закопать эту падаль.

– Вы ранены. Дайте я вам помогу.

– Нет. Я уверен, что близко отсюда есть город. В нем белые шпили и ворота из чистого золота. Там обо мне позаботятся.

– Никаких городов тут нету, – сказали девочка.

– Я найду его, – сказал он, тронул бока жеребца каблуками и выехал со двора.

К его плечу прикоснулась рука, и он очнулся. Над ним наклонялось звериное лицо.

– Как ты себя чувствуешь? – Голос был басистый, слова произносились медленно и нечетко. Вопрос пришлось повторить еще два раза, прежде чем Шэнноу его понял. Хорошо… – Я жив… благодаря тебе. Кто ты?

Огромная чудовищная голова наклонилась набок.

– Прекрасно! Обычно меня спрашивают, ЧТО я такое, а не кто. Меня зовут Шэр-ран. А ты очень силен, раз еще не умер от такой раны.