Ратибор Новгородец [= Богатырская застава] - Нуждаев Александр. Страница 1

Александр Нуждаев

Ратибор Новгородец [= Богатырская застава]

Глава первая

Было то неприятное время года, когда последние листопады уже давно отшелестели, а Морана все не торопилась прикрыть землю белым полотном до весны. Словом, была поздняя осень.

Уже второй день лил бесконечный надоедливый дождь. Мелкий, холодный, он покрывал лужи сеточкой кругов, шуршал по опавшим листьям, навевая тоску.

Дороги по случаю непогоды превратились в непролазную грязь, в которой люди и лошади увязали по колено, а телеги — по самые оси. Всякий, кто пытался бы проехать из одной деревни в другую, уже на околице проклял бы свою затею и отправился домой, пока совсем не завяз. Непогода — она и на Руси непогода.

Случись в тот вечер на лесной дороге путник, он бы услышал, как странно скрипят ветви: это жаловался неизвестно кому местный леший, отсыревший вместе со всем лесом и оттого склонный поворчать. Но пуста была дорога, никто не слушал жалобы лесного хозяина. Только шумел дождь, да приветливо светились во мгле окна корчмы старого Семака.

В корчме было тихо и почти пусто: какие уж тут постояльцы да посетители, при такой-то погоде! Сам старый Семак, похожий на обжаренный в масле колобок, чудом отрастивший себе руки, ноги и лысую голову, сидел у очага и, казалось, дремал. Напротив, тоже поближе к огню, расположился единственный постоялец, прибывший час назад и все еще мокрый, словно водяник, вылезший из родного омута.

Был он еще очень молод, никак не больше двадцати лет, а то и меньше. Под носом у него произрастало нечто вроде пуха, и такой же пробивался на подбородке. Волосы русые, а вот глаза неожиданно темные — явно словенин из Новгорода, но, похоже, кто-то из предков был ромеем либо еще кем-то оттуда же. Новгородцы — они все такие: сколько есть народов в мире, все свою кровь в них смешали. Слева от него сушился на скамье теплый, подбитый мехом плащ, справа — поблескивала небрежно прислоненная к стене секира. Вообще-то в корчму с оружием не положено, и старый Семак обычно соблюдал этот покон, но сейчас время неспокойное, разбойников на дорогах развелось видимо-невидимо, вот даже мирный человек должен вооруженным ходить, а уж раз пришел, то не оставлять же ни в чем не повинную железку у порога в добычу случайному вору?

Единственный постоялец неторопливо хлебал пиво из кружки, время от времени вытирая рукой то, что считал усами.

— А скажи-ка мне, паря, — неожиданно спросил старый Семак, — ты не из Новгорода ли будешь?

— Оттуда, — ответил названный парей, ставя кружку на стол. — Да ты сам ли не тамошний?

— И я новгородский, — согласился Семак, которому, видно, хотелось поговорить. — Да только давненько уже там не бывал. А что слыхать?

— Слыхать, — блеснул зубами юноша, — что собрались там море пахать, блинами засевать да урожай собирать, да недосуг было, так все и сплыло. Еще слыхать, что у князя на дворе курочка бычка родила, да поросеночек яичко снес. А и что было, то может, было, а может, и не было, да коли еще было, то может, и не у нас было, а коли и у нас, то не на нашей улице, а у троюродного плетня нашему забору… — Он сыпал словами с головокружительной скоростью.

— Это ты в лавке так научился покупателям глаза отводить? — расхохотался Семак. — Чисто леший — заболтаешь, заведешь, так что света белого не видно.

— А угадал, старый! Меня Лешим как раз и звать. Ратибор Леший.

Услышав прозвище гостя, корчемник и вовсе зашелся от смеха, схватился за живот и согнулся бы пополам, кабы не был так толст.

— Ну ладно… Леший, — сказал он наконец, — так что же все-таки в Новгороде новенького? Мы ведь тут, почитай, в лесу живем, ничегошеньки не знаем.

— Все по-старому, да по-прежнему — живем помаленьку. Когда я уезжал, через две улицы от вечевой площади ромеи лавку устроили. Толстые все да наглые, словно коты заевшиеся. Ну, да им ходу не будет. Наши купцы и сами с усами. А вот говорят, что Владимир новгородский теперь в Киеве княжит да всех богатырей к себе в дружину зовет. Да говорят еще, что на княжеский пир никому дорога не заказана, только надобно, чтоб было чем похвастать: кому быстрым конем, кому острым мечом, а кому — и молодой женой. А лучше всего — чтобы богатырскими подвигами — Змея там убил, али заморскую царевну от разбойников освободил, али и вовсе один печенежскую орду сдержал.

Семак покачал головой, принес еще пива, налил заодно и себе. Раскрыл рот, хотел что-то спросить, но тут дверь корчмы распахнулась, и вошли двое.

Эти были если и не доверенными людьми какого-нибудь князя, то уж точно кметами из княжеской дружины. Гордая осанка, левые руки привычно на поясе — придерживают ножны мечей. Сейчас, правда, богатая одежа, вымокнув, вовсе не выглядела богатой, но по лицам вошедших было ясно: эти привыкли приказывать.

Старый Семак колобком подкатился к ним.

— Вина, — сказал старший из кметов, достав из-за пазухи мешочек с серебряной мелочью. Повертев в руках полученную монетку, подивившись на надпись «Володимер на столе, и се его сребро», попробовав на зуб и, кажется, даже на запах, Семак скрылся в задние комнаты. Новгородец проводил его взглядом: к нему корчемник был более приветлив. Видно, не так уж много было здесь доверия княжьим людям. Да и что говорить: нешто много времени прошло, как князья друг с дружкой воевали? Тот же Владимир новгородский, которого теперь зовут Красным Солнышком — разве не он на родного брата войной пошел? Разве не он Полоцкое княжество разорил, да так. что даже в Новгороде дрожали, об этом вспоминая? И из-за чего — из-за бабы! Вот уж верно: все беды от них! От баб, то есть. Хотя и от князей тоже. Князья дерутся, а кому больно? Правильно, народу да купцам. В войну много не наторгуешь. А вот он, Ратибор по прозвищу Леший, идет же из Новгорода в Киев к тому самому Владимиру. Надежды мало, но вдруг все же возьмет в дружину? Хотя у него там богатырь на богатыре, а какой из Ратибора Лешего богатырь? Так, полбогатыря, а то и четверти не наберется.

Конечно, каждый юноша мечтает о славе. Ратибор не был исключением. Еще когда его только-только назвали этим гордым именем, уже тогда он начал мечтать, как когда-нибудь оправдает его — будет побеждать рати. Потому и рос задирой, грозой улицы, потому и секирой научился владеть. Когда зимой сходились новгородцы на середине Волхова драться — немногие записные бойцы даже с кистенем в руке решались идти на Ратибора. Но ему хотелось большего. Хотелось вести воинов в сечу, рубиться с настоящими врагами, а не со старыми поленьями, на которых учился секирой махать.

А случился однажды в Новгороде богатырь. Самый что ни на есть настоящий богатырь. Когда это было… дай Род памяти… да в прошлом году как раз и было, когда Владимир только-только начал в Киеве дружину собирать. Приехал, значит, богатырь в Новгород. А дело зимой было. Самое что ни на есть время для гуляний. И не побрезговал знатный гость — вышел на лед вместе со всеми.

Тогда и узнал Ратибор, что такое настоящий кулачный удар. Приезжий-то как раз против него случился. Леший еще только замахиваться начал, как киевлянин заехал ему в скулу так, что чуть набок ее не своротил. Через два дня, выждав, пока синяк рассосется, Ратибор пришел к недавнему противнику да попросил, не научит ли, мол, богатырь, вот так же, чтобы искры из глаз, в ушах звон и земля под ногами шаталась… А тот рассмеялся: иди, говорит, к Владимиру в дружину, там тебя и не такому научат. Сам, говорит, до сих пор вспоминаю, как Добрыня Никитич в лоб кулаком бить умеет.

Как раз с тех пор молодой новгородец возмечтал пойти в богатырскую дружину к Красному Солнышку. Но купеческому сыну, к тому же старшему, подобает мирно сидеть дома. Обычай строг, вот Ратибор и сидел. Пока не приключился случай…

Ратибор с усилием вернулся от воспоминаний к действительности. Двое новоприбывших чинно сидели на лавке, Семак уже принес им не только вина, но и мяса, и теперь сидел рядом, выспрашивая, что слышно.