28 августа. Успение Пресвятой Богородицы - Качан Эдуард Николаевич "edkachan". Страница 1

Богдан – подросток. Как и всякий подросток, он учится в школе, гоняет с приятелями на велосипеде и даже иногда ходит на рыбалку. Конечно, у Богдана есть мама и папа. А еще – две младшие сестры, погодки Тоня и Таня. Тоня серьезная и вдумчивая, Таня шумная и шаловливая. В общем - обычная семья.

А еще родители Богдана ходят в Храм Божий. И детей, конечно же, берут с собой. Сколько Богдан себя помнит, жизнь его семьи тесно связана с Церковью, с православным христианством. Утренние и вечерние молитвы, исповедь и Святое Причастие – все это хорошо знакомо и Богдану, и Тане, и Тоне.

Конечно, в семье чтят православные праздники – и двунадесятые, и великие, и дни памяти святых… И у Богдана, и у его сестер возникает множество вопросов. В честь какого события Священной Истории установлен тот или иной праздник? Что мы приобретаем, когда празднуем его? И так далее…

Папа с мамой стараются отвечать так, чтобы их любимым чадам было понятно. А иной раз об одном и том же празднике происходит несколько бесед – и такое бывает.

Мы подслушали некоторые их разговоры, и передаем их вам.

28 августа. Успение Пресвятой Богородицы.

Однажды за ужином Таня спросила папу:

- Пап, а вот мы читаем вечерние молитвы. Там есть такие слова… Сейчас, дай вспомню… «Господи, даждь мне ми слезы, и память смертную, и…» - Таня замялась.

- И умиление, - подсказала мама.

- Да! – согласилась Таня. – Я по поводу «памяти смертной» хотела спросить. Разве это хорошо - постоянно помнить о том, что ты когда-нибудь умрешь? От этого ведь жуть взять может!

Папа усмехнулся.

- Жуть может взять человека неверующего, не ожидающего от смерти ничего хорошего, - сказал он.- Для такого человека смерть – это переход в абсолютное небытие, аннигиляция. Как в фильме «Терминатор 2» - помнишь? Робот, которого играет Шварценеггер, спускается в раскаленный металл, процессор, заменяющий роботу мозга, расплавляется, и робот перестает существовать. Но для самого робота перестает существовать не только он – исчезает весь мир, и то, что раньше было красочным и интересным становится вечной пустотой погасшего экрана. Если представлять себе смерть так, то, конечно - жуть. Человек ведь был сотворен для бытия, для жизни, и для него непереносимо и ужасно – взять и перестать быть. Но мы-то, христиане, знаем, что Господь уже победил смерть и воскрес, и мы, если будем Ему верны, сможем пойти Его путем; сможем, наконец, встретить Его – Сотворившего Нас, Умершего ради Нас, Победившего смерть и Воскресшего! Разве такая встреча – это плохо?! Нет, конечно. Именно поэтому апостол Павел и пишет: «Для меня жизнь – Христос и смерть – приобретение… Имею желание разрешиться и быть со Христом» (Флп. 1, 21-23). Собственно, такая смерть, о которой говорит апостол Павел, смерть со стойкой надеждой на благое воскресение, имеет у православных специальное название – «успение».

- Пап, мам, я все равно ничего не понимаю! – сказала Таня.

- И я не понимаю, - поддержал сестру Богдан. – Когда мы просим у Бога дать нам память смертную, то просим того, чтобы помнить об успении?

- Это помогает нам меньше грешить, - сказала мама. - «Во всех делах твоих помни о конце твоем, и вовек не согрешишь» (Сир. 7, 39).

- Правильно, - согласился папа. – Представьте себе, ну, скажем, соревнование по бегу. Бегут себе бегуны, бегут… А хорошо они бегут или нет? Это покажет финиш. Тот, кто первый придет к финишу - тот хорошо бежал, кто второй пришел – тоже не плохо. Да и третий – тоже ничего! Им – почет и награды. А вот тот, кто последний прибежал – тому наград нет, тому стыд и позор. То есть финиш в спорте дает оценку тому, как был готов к соревнованиям спортсмен. А в нашей жизни таким финишем является смерть, и у нее – такое же назначение. Мы не атеисты и не верим в аннигиляцию. Но мы христиане и верим словам апостола Павла: «Человекам положено однажды умереть, а потом суд» (Евр. 9, 27). Хорошо, если на этом Суде ты будешь оправдан, если услышишь от Христа: «Хорошо, добрый и верный раб!.. Войди в радость господина твоего» (Мф. 25, 21). Тогда смерть действительно будет успением, и, конечно, поводом к нескончаемой радости. Ну, а если приговор на суде будет плохим? Если мы услышим на этом суде: «Я никогда не знал вас, отойдите от Меня, делающие беззаконие»? (Мф. 7, 23). Тогда – что?

- Тогда – плохо, - сказал Богдан.

- Очень плохо, - отозвалась Тоня.

- Конечно, плохо, - согласилась Таня.

- Именно поэтому мы просим у Бога дать нам память о смерти – то есть память о будущем суде, на котором будет оглашена оценка нашей жизни. Такая память очень хорошо удерживает человека от греха. Вот, к примеру, захотелось тебе украсть у соседа три рубля, так захотелось, что, кажется, сил нет удержаться! Вот ты уже и потянулся за чужими деньгами, да вдруг подумал: «А как же смерть? Вдруг я сейчас умру, да и окажусь на суде у Господа с этими тремя рублями в кармане? Что Он скажет мне тогда?!» Вот так подумаешь, да и победишь искушение, не возьмешь чужих денег.

- В книге Иоанна Лествичника, которая называется «Лествица» (то есть – «лестница») памяти смерти посвящена целая глава, - сказала мама. – Святой Иоанн считал память о смерти и будущем суде очень полезной для человека. Он приводит историю монаха Исихия. Этот человек, несмотря на то, что был монах, вел жизнь самую нерадивую и совершенно не заботился о своем спасении. Наконец, он заболел, и какое-то время лежал, как мертвый. Думали, что он и действительно умрет, но он очнулся, и сразу же после этого ушел в затвор - заперся в своей келии, почти никогда из нее не выходя. Так в затворе он пробыл около 12 лет, постоянно молясь Господу и каясь в прошлых прегрешениях. Что именно он видел во время своей болезни, он никому не рассказывал, но видно было, что Господь дал ему узнать, что ожидает его после смерти, если он продолжит вести нерадивую жизнь. И лишь умирая, этот монах дал единственное наставление братии монастыря. «Простите, - сказал Исихий, - кто стяжал память смертную, тот никогда не может согрешить».

- Я читал, что в каком-то монастыре, кажется, на Афоне, есть такой обычай. Черепа умерших ранее монахов ставят на специальную полку. Так они стоят – годами, десятилетиями – а над полкой надпись: «Брат, мы были как ты. И ты будешь как мы!» Вот обленится какой-то монах, надоест ему тесный и узкий путь, ведущий в жизнь (Мф. 7, 14), начнет он жить нерадиво… А потом пройдет мимо этой надписи, посмотрит на черепа, вспоминает о том, что и его ждет неизбежная смерть и неизбежный суд Божий, и вновь примется за жизнь христианскую, чтобы иметь надежду на добрый приговор Господа на этом суде.

- То есть, если мы будем всегда помнить о предстоящем суде, и будем жить хорошо, то наша смерть будет… этим… успением? – уточнила Таня.

- Да, - сказал папа.

- Вы ведь знаете, что церковный календарный год начинается в сентябре, и первый большой праздник сентября – Рождество Девы Марии, Пресвятой Богородицы? – сказала мама.

- Да, - кивнул Богдан.

- А каким большим праздником оканчивается церковный год? – спросила мама. – Какой праздник мы отмечаем в конце августа?

- В августе много праздников, - ответила уклончиво Тоня.

- Пост августовский как называется? – подсказал папа.

- Успенский? – сказал Богдан.

- Успенский, - кивнула мама. – И последний большой праздник церковного года – это праздник Успения Пресвятой Богородицы.

- Мне кажется, что в этом есть глубокий смысл, - сказал папа. – Наша Церковь – Христова, ее Господь и Бог приобрел Себе Кровью Своею (Деян. 20, 28). Но ведь Господу ничего не нужно, Он ни в чем не нуждается! А кто нуждается в Церкви? Мы, люди. Все сделал Господь для людей, и Церковь – тоже для них. Но – не для всех, а для тех, кто захочет быть Господу верным! Что такое жизнь человека здесь, на земле? Это рождение, потом столько-то лет жизни, то ли в праведности, то ли во грехе, потом – смерть. И вот церковный год начинается с празднования рождения Той, кто была Господу особенно верна – Его Матери – и заканчивается празднованием того, как она отошла от этого мира и получила заслуженные плоды своего подвига. По-моему, годичный круг православного Богослужения, составлен очень мудро! А сейчас, я кое-что прочту вам из книги святого Иоанна Дамаскина.